Иоанн Шаховской - О грехе самоубийства и самоубийцах

И не ставится над самоубийцей Крест. На Кресте был распят Бог, претерпевший человеческую жизнь — весь ее позор и всю ее боль.

От кого приходят мысли о самоубийстве

Самое большое поражение бесов — когда их обнаруживают, срывают с них личину, которой они прикрываются в мире… Они все делают, чтобы остаться в мире сокрытыми…

Самоубийцы, пред самоубийством своим, совсем не знают, что около них стоит гадкий (невыразимо) злой дух, понуждая их убить тело, разбить драгоценный «глиняный сосуд», хранящий душу до сроков Божьих. И советует этот дух, и убеждает, и настаивает, и понуждает, и запугивает всякими страхами: только чтобы человек нажал гашетку или перескочил через подоконник, убегая от жизни, от своего нестерпимого томления… Человек и не догадывается, что «нестерпимое томление» не от жизни, а от того, от кого и все мысли, «обосновывающие» убиение себя. Человек думает, что это он сам рассуждает, и приходит к самоубийственному заключению. Но это совсем не он, а его мыслями говорит тот, кого Господь назвал «человекоубийцей искони». Человек только безвольно соглашается, невидимо для себя берет грех диавола на себя, сочетается с грехом и с диаволом… Одно покаянное молитвенное слово, одно мысленное хотя бы начертание спасительного Креста и с верою воззрение на него — и паутина зла расторгнута, человек спасен силой Божьей от своей гибели… Только малая искра живой веры и преданности Богу — и спасен человек! Но все ли люди, спасшиеся от убиения себя или от какого-либо другого греха, понимают, что около них стоял (а может быть, и еще стоит, или иногда к ним приближается) отвратительный злой дух, существо, обнаруживаемое только некоей духовной чуткостью и обостренным духовным вниманием?

Далеко не все (даже христиане) отдают себе отчет в действиях и проявлениях злых духов, о которых с такой удивляющей силой и ясностью говорит Слово Божие.

Пути промысла божия

Жена священника села Костины Верейского уезда Московской области Мария Федоровна Нечаева сообщила ряд назидательных подробностей из своей юности.

«Осталась я, — передавала она, — в раннем детстве круглой сиротой. До тринадцати лет мне пришлось жить в доме старшего моего брата, Ивана Федоровича, в селе Костицы. Потом моя родная тетушка, будучи замужем за протоиереем Баженовым, взяла меня в Москву, где я и прожила до семнадцати лет. Тетушка очень любила меня и, не имея детей, думала меня устроить замуж в Москве. Однажды я прихожу в Успенский собор к литургии и слышу пение псалма: «Не надейтеся на князи, на сыны человеческия, в них же несть спасения… Изыдет дух его и возвратится в землю свою: в той день погибнут вся помышления его…» И на второй и на третий день прихожу — все те же слова слышу. Это показалось мне страшным и встревожило мой дух. В подтверждение этого через два дня тетушка моя заболела, а еще через неделю ее не стало на свете. Мой дядя протопресвитер, убитый горем, не находил себе места. Всякие его заботы обо мне и попечения отошли в сторону. Прошел еще месяц, и дядя однажды сказал мне: «Ты, Маня, уже девица в возрасте, и я считаю неудобным, чтобы ты жила у меня, еще нестарого вдовца». И он предложил мне уехать к моему брату, в село Костицы. Разбитая душой и телом, я в доме своего брата от скорби не находила себе места. Мое мрачное настроение еще усиливалось от перемены недавней московской жизни моей на жизнь в селе, в доме бедного сельского псаломщика. Возлагая свою надежду на Бога, я искала для себя утешения в беседе со своей подругой Надей, дочерью местного священника.

Однажды под воскресенье на крыльце дома подруги мы просидели до одиннадцати часов вечера. Когда я пришла домой, жена моего брата, пропуская меня в дверь мимо себя, сказала мне: «Негодная девчонка! До какого позднего времени ты гуляешь! Куда же ты после этого годишься?» Неописуемая скорбь после этих слов сковала мою душу. Всю ночь я не спала. Наутро невестка, уходя в церковь к обедне, сказала мне: «Ты, Машенька, как управишься с печкой, приходи в церковь». Свои слова, сказанные ночью, она, по-видимому, уже забыла. Я отвечала, что приду, а у самой в это время в голове уже зрели другие мысли. За ночь диавол внушил мне мысль покончить свою жизнь самоубийством. Как только все ушли из дома и я осталась одна, я немедленно нашла веревку, сделала петлю, перекинула ее через потолочную матицу и уже собралась было всовывать свою голову в петлю, как вдруг неимоверной силы стук раздался в дверь. Казалось, много людей ломится в дверь. Страх, панический страх охватил меня. Я моментально выдернула веревку из матицы и, кинув ее под кровать, бросилась открывать дверь. Открыв дверь, я увидела перед собой свою подругу Надю, которая, как только увидела меня, бросилась мне на шею с восклицанием: «Ах, милая Маня, я только что из церкви. Мне вдруг стало так жаль тебя и показалось, что тебя здесь лишают жизни, что я прибежала узнать, здорова ли ты!» Тут я не выдержала — и сама, бросившись ей на шею, разрыдалась и рассказала обо всем: что хотела сейчас только покончить свою жизнь собственными руками. «Но сейчас я бесконечно благодарна тебе, ты спасла мне жизнь!» — сказала я ей. Проливая сладостные слезы, мы обе радовались: она тому, что спасла меня, а я тому, что спасена от гибели.

Возблагодарив Господа Бога, мы отправились в храм Божий, где я всю литургию, плача и рыдая, благодарила Бога за свое спасение и просила помощи для дальнейшей моей жизни.

В дальнейшем выяснилось, что мой прежний жених оказался незавидным человеком и я едва ли была бы с ним счастлива. Прошло немного времени. Младший мой брат, Петр Федорович Любимов, и жена его, Аграфена Васильевна, имея сердечное попечение о моем устройстве, по Божьему произволению и доброте своего сердца решили меня устроить в замужество. С этой целью мой брат поехал к митрополиту Филарету и стал просить его милости, чтобы он разрешил ему отдать свое место сестре-сироте, чтобы приехать на это место жениху, а ему, брату, дать, по усмотрению владыки, другое место. На эту просьбу митрополит Филарет по своей безграничной любви к сиротам милостиво дал согласие.

Вскоре был приискан жених и определен на место брата моего, а брату было дано другое место. Вскоре после этого состоялось наше бракосочетание. Муж мой, Иван Алексеевич Нечаев, оказался человеком смиренным, добрым и любвеобильным, с ним я прожила всю жизнь свою мирно и спокойно. Теперь я вижу, что все, что Господь ни строит в нашей жизни, все строит на пользу нашу. Мы же должны быть покорны всеведению Божию и смиренными в послушании воле Божией».

Мысли о самоубийстве обычно посещают пребывающих в бесовской прелести

Некоторый чиновник, живший в Петербурге, занимался усиленным молитвенным подвигом и пришел от него в необычайное состояние. О подвиге своем и о последствиях его он открывал тогдашнему протоиерею церкви Покрова Божией Матери, что в Коломне. Протоиерей, посетив некоторый монастырь Санкт-Петербургской епархии, просил одного из монашествующих того монастыря побеседовать с чиновником. «Странное положение, в которое чиновник пришел от подвига, — говорил справедливо протоиерей, — удобнее может быть объяснено жителями монастыря как более знакомыми с подробностями и случайностями аскетического подвига». Монах согласился.

Чрез несколько времени чиновник прибыл в монастырь. При беседе его с монахом присутствовал и я. Чиновник начал тотчас рассказывать о своих видениях, — что он постоянно видит при молитве свет от икон, слышит благоухание, чувствует во рту необыкновенную сладость и так далее.

Монах, выслушав этот рассказ, спросил чиновника: «Не приходила ли вам мысль убить себя?» «Как же! — отвечал чиновник. — Я уже был кинувшись[1] в Фонтанку, да меня вытащили». Оказалось, что чиновник употреблял образ молитвы, описанный святым Симеоном, разгорячил воображение и кровь, при чем человек делается очень способным к усиленному посту и бдению. К состоянию самообольщения, избранному произвольно, диавол присоединил свое, сродное этому состоянию действие, — и человеческое самообольщение перешло в явную бесовскую прелесть.

Чиновник видел свет телесными очами: благоухание и сладость, которые он ощущал, были также чувственные. В противоположность этому, видения святых и их сверхъестественные состояния вполне духовны (Святой Исаак Сирский, Слово 55): подвижник соделывается способным к ним не прежде, как по отверзении очей души Божественною благодатию, при чем оживают и прочие чувства души, дотоле пребывающие в бездействии (Преподобный Симеон Новый Богослов, Слово о Вере, Доброт., ч. 1.); принимают участие в благодатном видении и телесные чувства святых, но тогда, когда тело перейдет из состояния страстного в состояние бесстрастное.