Геннадий Русский - Чёрная книга
Но Черная-то книга подлинная, она о другом - о власти над миром, потому тут и тайна наивысшая. Одно слово - Черная книга! За нее по тем временам - сразу на костер. Боялись смертно. Передавали из рук в руки под страшной опаской. И вот, может, довели на кого: Брюс это был или еще кто - он возьми и спрячь книгу в кладку, когда Сухарева башня строилась. Ну а потом пошла молва и превратила в легенду. Что, неподобно? Хотите верьте, хотите нет.
Человек я московский, коренной, а мы, московские, все на язык бойкие, краснобайские, для красного словца не жаль ни матки, ни отца. Москва, она пули лить любит, такое зальет - не веря поверишь. Да еще чаевники мы, водохлебы, а почему не раскрыться за чайком в трактире, коли люди слушают? Вас потешил и сам внакладе не остался. Спасибо за компанию. Счастливо оставаться.
Сказ второй
ПРО СТАРЦА ИРИНАРХА И ЧУЖОГО СЫНА
Скажу вам, милостивые товарищи, государи мои, чудаки живут в Москве и чудодеи. Да такие, каких нигде нет. Все мы чудаки средней руки, а я чудак - из мира вон!
Иду на неделе, ноне шестидневкой зовут, мимо Сухаревой башни, вижу - ходит один очкастый старый хрен, из профессоров, знаю его, всё на книжном развале ошивается. Ходит с рулеткой, чего-то замеряет, еще молоточек у него, стены обстукивает, и молодой несмышленыш с ним. Смехота. Черную книгу ищут, непременно ее! Вишь, рассказал я историю в прошлый раз здесь, в трактире советского купца Бугрова (а он мне рюмочку за это поднес, спаси его Христос!), и пошел по Сухаревке слух, что есть такая Черная книга, а в ней власть над нечистой силой. Известно, Сухаревка... То пустят слух, что видели вчера на Никитской наследника престола цесаревича Алексея, то будто объявился за границей сам государь император, чудесным образом избегший убиения злодейского, то будто английская королева объявила нам войну и надо мыло скупать, то будто в Успенском соборе на полу кровавая лужа разлилась, то будто бывает у главных большевиков жидовский шабаш, и пляшут они там с голыми девками, и пьют кровь русских младенчиков. Чего не наплетут! Московский ведь народ, озорной, вот и распустили шутки ради про эту книгу, а кое-кто из умных даже и поверил. А теперь еще Чека в это дело втесалось: ходит тут один молодец, вроде под Ивана одет, а у самого на заднице револьвер выпирает. Неужто и эти книгой заинтересовались? Вишь, считается, кто эту книгу добудет, у того... стукачей-то промеж вас, ребята, нет?.. вот, скажем, добыть эту книгу, прочесть заклинание - и теперешней власти конец. Ну да кто теперь в чертей верит? Сказка, конечно, с нее и спрос малый. Сказка-то сказкой, а каждый ведь так думает: а вдруг есть что-то такое? Как вы, скажем, граждане-сударики, в Бога-то, небось, не веруете, а каждый думает: а вдруг есть, Он-то, и тот свет, и адский пламень? Такова природа человеческая: не тверд человек, слаб тростник. Там ведь, в Чеке, тоже люди работают, знают они, что никакими словами власть не заклясть - уж сколько дураков старалось! Да опасаются на всяк случай - вдруг и в самом деле есть такая книга, и станут промеж людей ходить всякие странные слова. Кому это понравится? Вот и интересуются... Да что-то заболтался я с вами о чем не следует, далеко ли до беды... Вот спасибо тебе, прыткий, а то совсем в горле пересохло. Сам-то, молодец, откуле будешь, с каких краев-мест? Рязанский, говоришь? Похож, похож...
Послушать еще хотите? Извольте, уважу. Ах, елки зеленые-палки! Люблю поговорить в честной компании, язык что помело. Вот скажите мне, куда подевались на Руси праведники-угодники? Ведь были они, были, а теперь что - одни калашные рыла! Куда ни плюнь - в Филькенштейна или Рабиновича попадешь. А вот чтоб кто за свою землю стоял истово, за веру православную и матушку-Церковь, поди, и нету таких, повывелись. Не та Россия стала, совсем в другое государство превратилась. Неужто так и не осталось никого? А ведь какие подвижники были, веры светильники! Что ни монастырь - в нем свой старец или иной угодник, и текла по всей Руси Святой река богомольцев от киевских пещер до холодных островов Соловецких. Тысячу лет так было, а вот за десять лет подевалось неведомо куда, будто и не было такого ничего. А ведь страшно это, что совсем святых людей не осталось, и совсем я духом упал, да вспомнил, на счастье, про старца Иринарха.
Вот и начну я вам повествование житийное. Про святых, значит, про наших тепленьких угодничков. Любим, любим мы их, люди московские. Уж мы и молимся им, и свечечки ставим. Бывало, начнешь рассказывать - бабы ревмя ревут. Как угодник, так уж обязательно мученик, жгут его святое тело, пилой трут, топят, голову секут, а больше всего он с бесами воюет и с главным бесом - блудным. Чего ржете? Сами должны знать: самый дорогой дар Богу - девственность. Опять ржете? Чего вам не дано, того не дано, а святому дано. Да ты не обижайся, божий человек. Народ собрался московский, а мы, московские, все - ерники.
Иринарх-то старец, про которого речь пойдет, - неважно, как он в миру звался, - вышел из крестьян, из самого что ни на есть пролетариата беднейшего, но со странностями был. Ребятишки играются, а он выйдет в поле и стоит часами. Задумываться начал рано. Потом, как с такими бывало, по монастырям стал ходить. А уж в возраст вошел. Родители говорят ему: женись, молодуха нужна в доме, пора помогать матери горшки в печи ворочать да за скотиной ходить. Иринарх воле родительской не стал перечить. Оженили его, повенчали, свадьбу справили. Пошли молодые спать, молодая-то хочет его постельными сластями угощать, а он стал перед иконой и простоял всю ночь. Так и другие ночи. Что баба ни делала, никак его поколебать не могла. Озлилась молодуха на мужа, да и прижила ребеночка где-то под плетнем с прохожим солдатом. Иринарх ребенка принял, в церкви его крестил и как родное дитя нежил. А баба его гулять начала, в город сбежала, по бардакам-публичным домам пошла. А тут беда иная - болезнь холера нагрянула, померли его родители. Взял Иринарх ребенка и пошел с ним христарадничать. Прижился он в монастырьке убогом. Жил в ветхой избенке за оградой и работал на монастырь за одни харчи себе да чужому сынку. А мальчонка рос, да злобный такой, что не приведи Господь: грачиные гнезда разорял, да падал раз с липы, оттого колченог стал, кошедёрничал, мучал невинную тварь. В храме непотребные слова выкрикивал. Пытались к нему с образом подойти, он в икону плюнул. Раз поймали - деревянную часовенку вздумал поджигать. Иринарха изобижал по-всякому - и камнями швырялся, и с ножом кидался, но тот всё сносил. К тому времени узнал Иринарх, что супруга его дурную болезнь приобрела и на себя руки наложила. Тут уж он принял ангельский чин. А паренек его в тот же день, прости меня, Господи, в алтаре (страшно вымолвить!) на престол... да бежал. Так и скрылся.
Монастырек тот был совсем убогий, заштатный, упразднили его, а монахов разослали по другим обителям. Как случилось, не знаю - попал Иринарх в одну знаменитую пустынь. Очень славилась та пустынь своими старцами. Народ туда валом валил. А монастырь, понятно, от этого богател. Иринарх поначалу был монашек незаметный, но на подвиг пошел великий - взял обет молчания. Уже тогда такое в диво было, подвиги-то этакие. Монах-то другой пошел, все с водочкой пробавляться да у баб под юбкой шарить... Иринарх многих удивлял. Десять лет молчал, кули с мукой в хлебне ворочал, книги читал да молился. А уж народ богомольный его приметил, стал к нему льнуть. После новых десяти лет принял Иринарх схиму и был признан старцем. Тут уж совсем его слава по Руси разошлась. Народ к нему валит, большие люди ездят, князья да ученые.
Вот раз выходит он к народу, благословляет всех, бабы, как водится, плачут от умиления, люди крестятся, тут вдруг подскакивает к нему молодец в чуйке и - раз-раз! - по морде! Кричит: «А вот как я тебя благословляю!» В толпе крик, ужас, все бросились убить кощунника, а старец раскинул руки и говорит: «Оставьте его, он прав!» А это чужой сын был... Ох, ребята, совсем в горле пересохло...
Да... Взял старец молодца за руку и ввел в свою келью. Тот ухмыляется, собой доволен. «Деньги, - говорит, - давай!» Показал старец ему свое имущество - ничегошеньки у него нет. Тот вовсе озлился, кричит на старца, за грудки хватает, а старец пал на колени: «Прости меня, сынок!» У кельи люди шумят, беспокоятся за старца, хотят войти. Тот злодей видит - взять нечего, махнул в окно и бежать. Ну, тут уж урядника вызвали, схватили голубчика да в каторгу - давно его разыскивали.
После сего случая совсем старца за святого засчитали. К самой государыне императрице Александре Федоровне возили секретным образом. Надеялась она, что он сына ее болящего исцелит. Вишь, тоже мать. А Иринарх не одного болящего наложением рук исцелял. Что там во дворце было - неведомо. Говорят, будто предсказал ей старец грядущее, а может, просто что не так сказал. Тогда-то появился при императрице Гришка Распутин; опасался он, что старец его осилит, да и царица, видно, старцем осталась недовольна, так что вскоре Иринарха перевели в другой монастырь.
