Зоя Крахмальникова - Слушай, тюрьма !
Для меня это было сотворением мира, мановением Божьего слова, наполнившего все во всем во веки веков; кора сжалась, сгорела и обнажила сокрытый до сих пор от меня мир.
"Он другой", - сказала я себе, не владея языком, на котором это можно было бы выразить.
Мир повис на виселице, вспомнила я предчувствие одного из моих персонажей, записанное в незаконченном сочинении, за которым тоже захлопнулись лефортовские врата.
Так ли это? Нет, в том видении моего ума не было этого сооружения, не было виселицы. Это был поток смертного вещества, вяло текущий - всего 60 минут в час - к своему исходу...
Все, что страшило, все врата, названные вратами ада, бесшумные механизмы, лязг железных камерных дверей, гулкие тюремные коридоры, пропахшие резкими, никогда не встречаемыми на воле запахами, коридоры, по которым меня водили, пахнущие почему-то трупом, вернее, дорогим одеколоном, которым обливают покойника, чтобы изгнать трупный запах, и табаком, смешанным с запахом одеколонной мертвечины, чистые глаженые рубашки и прилизанные волосы следящих за собой мужчин, похожих на уставших спортсменов, и все прочее - все было только потоком смертного вещества, равномерно текущего по проложенному Тобой, Господи, руслу.
Скажу тут же, сразу, что не стану писать подробности моего ареста, допросов, скитаний по тюрьмам. Это принадлежит тому смертному потоку, который неизбежно влачится к своему исходу. Об этом писалось много, всё внешнее досконально описано, всё внутреннее неповторимо.
Я хочу писать о другом - о познании свободы, о христианстве, о свободе, которую, по обетованию Господа, не смогут одолеть врата ада.
Я знаю, что мой немощный язык не способен вымолвить ни слова, достойного того, о чем хочет сказать мое сердце. Но я верю, что Господь отверзает уста немым и слух глухим, подымает расслабленного и воскрешает мертвых...
Бог дал возможность человеку скрывать свою любовь к Нему и свою ненависть.
Скрывать Бога - это тоже дар свободы и еще одно свидетельство тайной ненависти к Нему, потому что Бога можно или любить, или ненавидеть. Не знать о Нем или быть к Нему безразличным - невозможно.
Свобода любить или ненавидеть Его объявлена человеку Самим Богом при заключении первого завета: Я Господь Бог твой, Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого рода, ненавидящих Меня, и творящий милости до тысячи родов любящим Меня и соблюдающим заповеди Мои (Исх. 20,5). Наказывающий ненавистью к Себе - так называемым "воинствующим атеизмом", до третьего и четвертого рода, если не принесем покаяния и не искупим своей вины.
Три рода - это почти два века...
Поток смертного вещества - время - вводится Господом в русло счета для человеческого разумения, ведь у Бога нет времени и нет счета, у Бога тысяча лет как один день и один день как тысяча лет (II Петр. 3,8)...
А я, конечно же, считаю время в тюрьме. Считаю разбухшие, расслабленные, бесформенные, бесконечные дни.
Я барахтаюсь в этом потоке. Я должна изнемочь, исчезнуть, выбросить, изжить, отдать все, что принес мне этот поток, принес и не успел унести.
О, как горестно и страшно отдавать свое! Надо учиться этому всю жизнь. На что ушли мои годы и дни?! Каким глубоким было молчание Авраама, когда он собирался вести Исаака на гору Мориа!
Господь дал свободу и дал кожаные ризы, чтобы скрыть душу. Никто не слышал, о чем говорил Авраам Богу.
Бессонными ночами поток времени замедлял свое течение, в камере круглосуточно горел свет и окошко, покрытое белым матовым налетом, не пропускало света. О рассвете можно было догадываться по отдаленному грохоту трамваев.
Душа моя жила неведомой мне жизнью, укрытая беззащитным, ранимым покровом кожаных риз.
Познание себя, своей души - дар Бога, получаемый, по свидетельству святых, только тогда, когда человек отказывается от себя.
Это - тайна смирения души, личная тайна. Сознание же не может проникнуть в нее, видимо, до тех пор, пока не обновится в покаянии ум.
"Кто покоряет себя Богу, тот близок к тому, чтоб покорилось ему все. Кто познал себя, тому дается ведение всего, потому что познать себя есть полнота ведения обо всем, и в подчинении души твоей подчиняется тебе все, потому что в сердце твоем рождается мир Божий" (преп. Исаак Сириянин).
Я СОБИРАЮ ОГОНЬ
Возможно, в те первые дни душа моя была совсем близка к печи Вавилонской. Огонь уже пылал, впрочем, с тех пор, как туда были брошены Анасия, Азария и Мисаил из библейской Книги пророка Даниила (3.14-49), получившие новые имена - Седрах, Мисах и Авденаго, огонь так и пылает в той печи, но не все выходят отсюда невредимыми.
"Если вы не поклонитесь истукану, которого я поставил, - вы будете брошены в печь", - сказал им Навуходоносор. И отвечали Седрах, Мисах и Авденаго: "Бог наш, Которому мы служим, силен спасти нас от печи, раскаленной огнем, и от руки твоей, царь, избавит. Если же и не будет того, то да будет известно тебе, царь, что мы богам твоим служить не будем и золотому истукану, которого ты поставил, не поклонимся". Тогда Навуходоносор исполнился ярости... и повелел разжечь печь в семь раз сильнее, нежели как обыкновенно разжигали ее, и самым сильным мужам из войска приказал связать Седраха, Мисаха и Авденаго и бросить их в печь, раскаленную огнем. И как повеление царя было строго, и печь раскалена была чрезвычайно, то пламя огня убило тех людей, которые бросали Седраха, Мисаха и Авденаго. А сии три мужа, Седрах, Мисах и Авденаго, упали в раскаленную огнем печь связанные. И ходили посреди пламе-ни, воспевая Бога и благословляя Господа. И став Азария молился и, открыв уста свои среди огня, возгласил: "Благословен Ты, Господи Боже отцов наших, хвально и прославлено имя Твое вовеки. Ибо праведен Ты во всем, что сделал с нами, и все дела Твои истинны и пути Твои правы, и все суды Твои истинны. Ты совершил истинные суды во всем, что навел на нас и на святый град отцов наших Иерусалим, потому что по истине и по суду навел Ты все это на нас за грехи наши. Ибо согрешили мы и поступили беззаконно, отступив от Тебя, и во всем согре-шили. Заповедей Твоих не слушали и не соблюдали их... и все, что Ты соделал с нами, соделал по истинному суду. И предал нас в руки врагов беззаконных, ненавистнейших отступников и царю неправосудному и злейшему на всей земле. И ныне мы не можем открыть уст наших; мы сделались стыдом и поношением для рабов Твоих и чтущих Тебя. Но не предай нас навсегда ради имени Твоего и не разруши завета Твоего..."
...А между тем слуги царя, ввергшие их, не переставали разжигать печь нефтью, смолой, паклей и хворостом, и поднимался пламень над печью на сорок девять локтей, и вырывался, и сожигал тех из халдеев, кто постигал около печи. Но Ангел Господень сошел в печь вместе с Азариею и бывшими с ним и выбросил пламя огня из печи, и сделал, что в середине печи был как бы шумящий влажный ветер, и огонь нисколько не прикоснулся к ним, и не повредил им, и не смутил их.
Это - реальная жизнь веры.
На втором допросе я прошу Библию. Послание к Евреям св. Апостола Павла. Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом (11,1). Я выписываю всю эту главу, весь этот гимн веры и уношу с собой в камеру. Я читала это на воле много раз и многое помнила на память. Но мало знать о своей свободе, надо ее осуществить в тюрьме.
Я не первая здесь, печь разожжена давно, и ее не собираются гасить.
Я знаю, что не буду поклоняться истукану, но этого мало, это еще ничто.
Я не первая здесь, и мои предшественники не хотели поклоняться истукану. У каждого из них была своя причина. Мне ничуть не помогает их опыт, и мне не мешает опыт тех, кто не выдержал печи. Мне кажется, что я им сострадаю, понимая их. Видимо, думаю я, им казалось, что они любят Бога и ради Бога можно даже поклониться истукану.
Это их выбор. Чем они заплатили за него - я не знаю. Цена свободы не определена.
Я жду другого. Я жду осуществления желаемого. Значит, я жду чуда? И вера - это чудо. Ну, конечно, с точки зрения мирского разума, падшего ума, кичащегося своим знанием и своей свободой, и растленным грехом самолюбия, вера как осуществление ожидаемого - невозможное чудо. Все ожидаемое невидимо, как же оно может осуществиться?!
Но Ангел погасил огонь в печи Вавилонской. Это - осуществление ожидаемого.
Это было, это есть, это будет всегда. Дай мне такую веру! - кричу я день и ночь. - Я хуже всех, я недостойна, но я люблю Тебя! И погаси огонь!
Я стою у тюремного окна. Спиной к "глазку". Каждые пять минут "глазок" открывается и за мной следят.
Мои обвинители стерегут меня, хранят меня и мою жизнь как зеницу ока. Я должна быть пока жива, им важно меня сломать, а если это не удастся, то осудить, поэтому им пока нужна моя жизнь.
Они, конечно же, не знают, что исполняют не свою волю. У вас же волосы на голове все сочтены (Мф. 10, 30). Им кажется, что они все продумали, все предусмотрели, что успех их дела в их руках. Им, конечно же, трудно, потому что в "глазок" не видно душу и невозможно узнать, о чем я думаю.
