Джед МакКенна - Духовная война

— Я тоже не знаю. Я даже никогда не ела Биг Маков, только знаю ингредиенты из рекламы. – Вас взяли на работу?

— На стажировку. Да, взяли. Итак, как бы вы ответили, если бы Мэгги спросила? Каким бы ингредиентом Биг Мака вы были?

— Любым, у которого есть способность уничтожить своё существование.

Она уставилась на меня, не понимая, шучу ли я.

— Нет, ну правда. Что бы вы ответили, если бы Мэгги спросила?

— Любым ингредиентом, у которого была бы способность уничтожить своё существование.

— Серьёзно?

Я пару секунд раздумывал над тем, есть ли у меня другой ответ, но нет.

— Думаю, да.

— Ну, правда, Джед, подумайте. Ингредиенты Биг Мака не могут убивать себя.

— Тогда я убил бы себя, когда мог, пока они ещё не пришли.

– Кто не пришёл?

— Кто бы то ни был, кто превратит меня в бессильный ингредиент.

— Вы не ответили на дух вопроса.

— Мне кажется, я ответил, хотя сомневаюсь, что меня взяли бы на работу.

— На стажировку. Самоубийство не было одним из вариантов.

— Оно не было явным, но оно там было. Оно всегда есть.

— И как бы вы ответили, если бы Мэгги задала этот вопрос?

— Ну, нельзя быть уверенным, но, пожалуй, это звучит так, как я бы сказал.

Она смотрела на меня ещё одно большое мгновенье, затем резко откинулась.

— Бред, вам не кажется? – она потёрла глаза. – Ну ладно, не буду в вами спорить. Она читала ваши книги. Мы прошли точку невозвращения. Надо просто попробовать это сделать.

— Мистер МакКенна, можно взять у вас интервью для моего летнего сочинения? – Нет.

— Почему нет?

— Я не знаю.

— Но почему ответ «нет»?

— Потому что он не «да». – Вы дразнитесь?

— Нет, так только кажется. Я обращаюсь с тобой с уважением. Ответ «нет», потому что он не «да».

— Значит, если бы ответ был «да», это было бы потому, что он не «нет»?

— Нет. Если бы ответ был «да», он был бы «да», потому что на это было бы указано.

— Значит сейчас указано на ответ «нет»?

— Только потому, что на ответ «да» не указано.

— Как указано?

— Не знаю.

— Но вы знаете, когда на что-то указано?

— Да.

— Вы не можете просто подумать и выдать собственный ответ?

— Конечно могу, и ты можешь надеть повязку на глаза и идти по жизни, нащупывая дорогу тросточкой, но для чего? У тебя есть глаза.

— Я хотела попросить дедушку помочь мне с этим. Я промолчал.

— Он и моя мама могут помочь мне задать хорошие вопросы и понять ваши ответы. Я промолчал.

— Как вы думаете, это могло бы изменить ваше решение?

— Не было никакого решения, только наблюдение.

— Могло ли это изменить ваше наблюдение?

– Конечно.

— Правда?

— Не знаю.

— Но ответ может быть другим завтра?

— Конечно.

— А через десять секунд?

— Конечно.

Через десять секунд.

— А теперь на это не указано?

— Нет.

— Могу я вас завтра спросить об этом?

– Не знаю.

Несколько секунд она смотрела на меня.

— Мы ведь уже начали, не правда ли?

— Похоже, что так.

— Значит, на это должно быть указано.

— Должно быть.

— Можно спросить, как на это было указано?

— Что мы уже начали.

Она весло хихикнула.

— Muchas gracias, senor.

— De nada, senorita[13].

— Полагаю, мы ещё поговорим с Мэгги, – сказал я Лизе, когда Мэгги отправилась спать. – Вы должны всегда присутствовать, и мне бы хотелось иметь копию её записок на тот случай, если они понадобятся для книги.

— Да, хорошо, конечно. Спасибо, что были так снисходительны и уравновешены. В последнее время я не чувствую себя уравновешенной.

— Всё идёт так, как идёт. Я уверен, вы в курсе, что если дело дойдёт до тяжбы за опекунство, они обвинят вас в поклонении грязному культу, и вы никогда больше не увидите своих детей без присмотра?

— Да, – сказала она уныло, – но здесь мы тоже прошли точку невозвращения.

Она обвела рукой окрестности.

— Мы уже живём в ваших владениях.

12. Это утверждение ложно.

Для меня реальный мир каждое мгновенье словно совершенно теряет свою реальность. Будто ничего нет, нет никакой основы, либо она не видна. Живо присутствует, однако, лишь одно: постоянное срывание маски видимости, постоянное разрушение всего созданного. Ничто не удерживается – всё разваливается на части.

Я работал, Лиза ёрзала. Нелёгкое это занятие – ничего не делать – для того, кто привык одержимо занимать себя каждую минуту бодрствования с тех пор, как начал ходить и говорить. Усилия, которые Лиза прикладывала, чтобы сидеть тихо и не мешать мне, были осязаемы – они как пульсирующий гул наполняли пространство. И хотя она не двигалась и не производила шума, её энергия заставляла мой ум вибрировать.

А может, тому виной были лекарства.

Было за полдень. Мы сидели возле бассейна за моим рабочим столом. Майя дремала пузом кверху в одном из шезлонгов. Мэгги проводила эти дни с друзьями в общественных бассейнах или где-то ещё. Сегодня у мня уже было достаточно неприятностей, и я начал снова приходить в своё комфортное состояние, когда Лиза, бесцельно шатавшаяся по двору, подошла и села рядом с такой натужной непринуждённостью, что попытка не скорчиться заставила меня скорчиться. Я прочёл одно и то же предложение пять раз, прежде чем осознал, что смысла в этом нет. Ещё несколько минут я сохранял вид занятости, наслаждаясь её дискомфортом. Она продержалась на минуту дольше, чем я предполагал.

— Я могу помочь вам с записями, – сказала она наконец, – или ещё с чем-нибудь. Я слегка кивнул, не отрываясь от экрана.

— Не за плату, конечно, просто чтобы быть полезной, – добавила она.

Я не отвечал.

— Я изучала английский в университете, – сказала она минутой позже. – Хотела даже преподавать.

Я кивнул с отсутствующим видом.

— Я очень организована, и я довольно хороший корректор: у меня много опыта с юридическими документами и корреспонденцией.

— Да, окей, – пробормотал я, – посмотрим.

— О, конечно. Как вам будет угодно.

Я наблюдал её дискомфорт ещё пару минут.

«Я знаю, что значит быть внезапно отключённым, – мог сказать я ей. – Я знаю, каково это в начале, когда ты выброшен на произвол судьбы, больше не являясь частью чего-либо, отрезан от всего, что тебя всегда определяло. Ни дома, ни людей, ни работы. Внезапно все становятся врагами. Вы допустили непростительную жестокость, совершили поистине разрушительный акт. И благодаря этому вы потеряли всё, включая большую часть себя. Я знаю ощущение непреодолимого желания вновь быть частью чего-то. Я знаю, как сильно это желание и как страшно быть изолированным и отделённым. Этот процесс нового рождения, которому вы подвергаетесь, сродни физическому рождению. Чрево, из которого вы только что себя исторгли, возможно, было ядовитым и удушающим, но оно было таким тёплым, безопасным и знакомым, а теперь вы в совершенно ином мире, ослепительно ярком и суровом, и всё выглядит и работает не так, как раньше. Здесь холодно, одиноко, всё незнакомое, и вы не можете вернуться».

Вот что я мог ей сказать, но не сказал. Она не спрашивала, а я никогда не смог бы сказать это с должной торжественностью. Лично мне нравился тот период, в котором она сейчас находилась – разрыв всех связей, отделение от всех и всего, разбивание вдребезги своей прежней жизни. Да, это было мучительным, но также и экстатичным. У меня не было той проблемы, что была у Лизы, проблемы избирательности – отбросить одни вещи и оставить другие – я сбрасывал всё разом. Я не старался сохранить себя ни для чего. Меня не волновал успех, поскольку я никогда не думал, что успех возможен. Меня не волновала моя дальнейшая жизнь, поскольку я никогда не думал, что переживу свою одержимость. Я был просто воодушевлён и полон энергии, впервые переживая вкус свободы. Моя последующая жизнь произошла лишь как приятное дополнение. Я никогда не думал, что будет что-то после.

В тот свой начальный прорыв я первый раз в жизни почувствовал себя чистым, свободным и способным самоопределяться, словно моя жизнь стала действительно моей, что возможно нечто иное, нежели невежество и ложь. Но нет приятного метода добиться этого, что Лиза уже успела узнать. Это жестокое, отвратительное дело, и лучше сделать его побыстрее. Никто не может себе представить до какой степени сформирован людьми и условиями своего окружения, пока не предпримет попыток выпутаться из этого, и Лиза сейчас занимается именно этим – выпутывается. Это не сильно отличается от рождения ребёнка, только человеком, которого она выталкивает в мир, является она сама.

Я распечатал черновик главы о потоке, воплощении желаний и интеграции и придвинул его Лизе.

— Окей, советник, вы мой новый секретарь. Что вы думаете?