Генри Ли - Возникновение и устройство инквизиции
Ересь считалась матерью всех перечисленных преступлений. Фома Аквинский доказывает, что ересь более всех преступлений отделяет человека от Бога, что она — преступление по преимуществу и наказания за нее должны быть самыми тяжелыми. Ни один католик не сомневался, что еретик был непосредственным и действенным орудием Сатаны в его вечной борьбе против Бога.
Глава VI
Нищенствующие монахи
Высшее духовенство полагалось почти исключительно на силу, но этого было мало, чтобы снискать доверие и уважение народа. На самых низших ступенях церковной иерархии стояли люди, видевшие яснее и имевшие более высокие идеалы; они знали все трещины здания и в своей скромной среде искали средства заделать их. Энтузиазм, с которым всюду встречали их призыв, показывает, как сильно чувствовалась в народных массах потребность в церкви, которая более соблюдала бы заветы своего Божественного Основателя.
Фульк из Нейльи был неизвестный малообразованный священник, но при этом глубоко убежденный, что забота о душах людей обязывает его на тяжелый подвиг проповеди веры. Иннокентий III дал ему разрешение проповедовать публично. Первый успех не оправдал ожиданий, но скоро ему все-таки удалось найти дорогу в сердца людей. Легенда объясняет внезапное торжество его проповеди наитием Святого Духа, давшим ему, кроме того, и дар творить чудеса. Говорили, что Фульк возвращал слух глухим, зрение слепым и поднимал на ноги разбитых параличом. Народ считал его святым, но он не был аскетом; в эпоху, когда умерщвление плоти считалось неизбежным спутником святости, он с удовольствием ел все, что ему давали, и не соблюдал канунов праздников. К тому же он был страшно вспыльчив и легко посылал к Сатане в когти тех, кто отказывался слушать его, и все были убеждены, что эти несчастные осуждены на скорую смерть. Тысячи грешников стекались слушать его и вступали на путь лучшей жизни, где, впрочем, вели себя не особенно строго. Фульк так успешно обращал на путь истины падших женщин, отрекавшихся под влиянием его проповеди от мира, что исключительно для них был основан в Париже монастырь Св. Антония. Он обратил также много катаров; и только благодаря ему удалось найти в пещере Феррика, известного ересиарха из Нивернэ, и сжечь его живым. Особенно строго относился Фульк к распущенности духовенства и из-за этого даже оказался в тюрьме; впрочем, ему удалось освободиться без всякой посторонней помощи.
В 1198 году папа Иннокентий III, более занятый завоеванием Святой земли, чем пробуждением душ, обратился к Фульку с просьбой проповедовать крестовый поход. Фульк принялся за это с обычным своим рвением; и только благодаря ему Болдуин Фландрский и другие князья подняли крест; утверждали даже, что он собственноручно возложил священный символ на одежды 200 000 пилигримов, преимущественно останавливаясь на бедных, так как богатых он не считал достойными этого. Таким образом, Латинская империя, явившаяся результатом крестового похода, в значительной степени была созданием Фулька. Злые языки, но, конечно, без всякого основания утверждали, что он припрятал огромные суммы, собранные благодаря его увлекательному красноречию; достоверно одно, что христиане, сражавшиеся в Палестине, никогда не получали столько денег, как при Фульке; деньги им оказались особенно кстати, когда понадобилось восстанавливать стены Тира и Птолемаиды, разрушенные землетрясением. Умер Фульк в Нейльи в мае 1202 года, в то самое время, когда выступили в поход крестоносцы, которых он должен был сопровождать; все свое имущество он завещал пилигримам.
Совершенно не походил на Фулька каталонец Дурандо из Уэски. Он был одним из вождей вальденсов, но после диспута 1207 года в Памье с епископами Осмы, Тулузы и Консеранса обратился в католичество и посвятил себя обращению заблудших душ. Он писал трактаты против ереси и составил проект основания ордена, который служил бы образцом нищеты и бескорыстия и занялся бы проповедью веры; орден этот должен был сражаться с еретиками таким же духовным оружием, которым еретики отвращали людей от церкви. Иннокентий III после беседы с Дурандо одобрил его план. Большинство членов новой корпорации составилось из духовных лиц, уже раньше истративших все свое имущество на добрые дела. Отрекаясь от мира, они давали обет жить в самом строгом целомудрии, спать на голых досках, за исключением случаев болезни, молиться семь раз в день и соблюдать свои особые посты, кроме установленных церковью. Нищета возводилась в основное правило; никто не должен был думать о завтрашнем дне; никто не должен был принимать подарков золотом или серебром, разрешалось лишь принимать самое необходимое из пиши и одежды. Одежда была избрана белого или серого цвета с сандалиями, чтобы отличаться от вальденсов. Более ученые должны были проповедовать и обращать еретиков, но не обличать пороки духовенства; остальные должны были заниматься физическим трудом, чтобы уплатить церкви все десятины и иные приношения, которые она требовала. Забота о бедных должна была стать одной из самых главных обязанностей нового ордена. Они имели право избирать своего начальника и не были подсудны суду прелатов. Орден бедных католиков — как они назывались — заключал в себе все то, что позднее было принято св. Домиником и св. Франциском. Это было началом великих нищенствующих орденов. В 1209 году Дурандо основал общины в Арагоне, Нарбонне, Безье, Узесе, Каркассоне и Ниме. Папа оказал Дурандо особое благоволение, разрешив светским членам его ордена не поднимать оружия против христиан и не давать присяги на светских судах, если это было совместимо с правосудием и с правами сюзеренов. Тем не менее после 1212 года о бедных католиках почти не упоминается.
Совершенно иной успех имел Доминго де Гузман, которого римская церковь чтит как самого великого из своих подвижников. Он родился в 1170 году в Каларуэге в Старой Кастилии. Десять лет учения в университете в Паленции сделали из него ученого богослова, и он во всеоружии вступил на миссионерскую стезю, которой посвятил всю свою жизнь. Вступив в капитул в Осме, он вскоре занял там место субприора, и в этом звании встретили мы его сопровождающим своего епископа, который с 1203 года немало потрудился в качестве миссионера в Лангедоке. Биографы Доминика сообщают, что особый случай натолкнул его на путь апостольской деятельности во время первого путешествия: ему пришлось остановиться в доме одного тулузского еретика, которого за ночь он обратил в истинную веру; первый успех, а равно неожиданное открытие, что зло распространилось очень широко, определили его деятельность. Когда в 1206 году епископ Диего отослал свою свиту, а сам остался проповедовать Евангелие, то он удержал при себе одного только Доминика, а когда умирающий Диего отправился домой в Испанию, то Доминик остался в Лангедоке и сделал его ареной своей деятельности.
Предание рисует Доминика одним из главных орудий падения альбигойской ереси, но, насколько известно из истории, его влияние было почти незаметно, хотя он был в числе тех, кому легат, с соизволения папы Иннокентия, разрешил в 1207 году проповедовать. Его организаторский талант проявился в основании монастыря в Пруйле. Одним из наиболее действенных средств, при помощи которых еретики распространяли свое учение, было основание бесплатных учебных заведений для бедных девушек из хороших семей; чтобы побить еретиков их же собственным оружием, Доминик выработал около 1206 года проект подобного заведения для католиков и осуществил его при помощи Фулька Тулузского. Пруйль сделался скоро богатым монастырем, который гордился тем, что он был колыбелью доминиканского ордена.
О следующих восьми годах жизни Доминика нам ничего не известно. Исторические сведения о нем начинаются снова после того, как сражение при Мюрэ разрушило все надежды графа Раймунда и казалось, что наступило торжество католичества и открылось широкое поле для мирного обращения еретиков. В 1214 году ему шел уже сорок пятый год и он находился в полном расцвете сил, но им ничего еще не было сделано такого, что предвещало бы его будущую славу. Рассказы о постоянных аскетических подвигах Доминика могут быть преувеличены. Но несомненно, много верного в легендах о его беспредельной доброте и любви к ближнему; будучи еще студентом, он во время голода продал все свои книги, чтобы помочь несчастным; если бы Господь не остановил Доминика, он продал бы в рабство самого себя, чтобы выкупить у мавров одного пленника, о котором очень горевала его сестра. Справедливы ли или нет эти рассказы, но они прекрасно раскрывают тот идеал, который проповедовал Доминик. Еретики Лангедока, беспомощные, были распростерты у ног Монфора, представляя легкую добычу для хищников; но в проекте Доминика говорилось только о мирном обращении. Он видел обязанность церкви в том, чтобы наставлять и убеждать, — обязанность, которой она так долго пренебрегала.
