Вениамин Федченков - Всемирный светильник. Преподобный Серафим Саровский
В двух верстах от обители был родник, называвшийся “Богословским” по имени святого Иоанна Богослова, икона которого стояла над ним. А в четверти часа ходьбы от него стояла келья пустынника о.Дорофея, лишь два месяца тому назад скончавшегося. На пути сюда совершилось чудное видение. Вот как рассказывается о нем в записках Мотовилова [13]:
“Когда, 1825 год, 25 ноября, как это сам батюшка Серафим лично мне, а также и многим постоянно говорил, пробираясь по обычаю сквозь чащи леса по берегу реки Саровки к своей дальней пустыньке, увидал он ниже того места, где был Богословский колодезь, и почти близ берега реки Саровки Божию Матерь, явившуюся ему тут, а дальше и позади Ее на пригорке двух апостолов: Петра Верховного апостола и евангелиста Иоанна Богослова. И Божия Матерь ударила землю жезлом так, что вскипел из земли источник фонтаном светлой воды. А затем Она дала ему указания об устроений Дивеевской обители – о чем будет написано далее.
На месте же, где стояли пречистые стопы Ее и где от ударения жезла Ее вскипел из земли источник и принял целебность на память будущих родов, о.Серафим решил выкопать колодезь. Воротившись в монастырь, он захватил потребные орудия и в течение двух недель занимался копанием земли, постройкой сруба, обкладыванием его камнями. Оттого этот колодезь и прозван был “Серафимовым”.
Преподобный после сам говорил монаху Анастасию, что он молился о том, чтобы “вода сия в колодце была целительной от болезней. И Божия Матерь, добавлял он, обещала дать водам онаго большее благословение Свое, чем некогда имели воды Вифезды Иерусалимския”.
И действительно, множество чудес совершалось от этой святой воды. Первое исцеление произошло через две недели, 6 декабря. К о.Серафиму в этот день пришли из Дивеева две сестры – Прасковья Степановна и отроковица Мария Семеновна. С ними он и отправился к дальней пустыньке. Дорогою батюшка объяснил им, что уже 12 лет прошло, как он открыл свой затвор для приходящих, но не ходил еще этими дорогими ему местами. Дошли до колодца. Батюшка рассказал им о нем. Прасковья Степановна была больна, все кашляла.
– Зачем ты кашляешь? Брось, не надо!
– Не могу, батюшка! – ответила она.
Тогда о.Серафим зачерпнул из источника своею рукавичкою воды и напоил сестру. Болезнь сразу и навсегда исчезла.
Дальше отсюда они пошли к дальней пустыньке. Но, увы! Слишком далека она была для слабых и больных ног глубокого старца, и потому он сначала основался в освободившейся келье о.Дорофея. А весною 1829 года начал заниматься прежними работами на огороде возле Богословского колодца. Здесь был ему выстроен небольшой сруб, вышиною и длиною в три аршина, шириною в два, без окон и дверей, так что влезать в него нужно было по земле из-под стены. Сюда и укрывался преподобный и от людей, и от непогоды. А через год ему поставили новую келью с дверями, но тоже без окон. Внутри была печь. Между нею и стеною находился тесный промежуток, где мог помещаться один лишь человек стоя. В углу кельи и за печью висели иконы с лампадами во тьме. Это и есть “ближняя пустынька” преподобного. Она теперь сделается главным местом общения его с посетителями.
Часа в четыре утра, а иногда и с двух часов ночи, батюшка выходил из монастыря и шел к новому жилищу, где проводил время до семи-восьми часов вечера, когда возвращался опять в обитель. В воскресенье и праздничные дни он по-прежнему причащался Святых Тайн в своей монастырской келье, находясь таким образом еще как бы в полузатворе. Но скоро ему пришлось оставить и его.
Братия стали смущаться: почему затворник принимает людей и в келье, и в пустыньке, а в храм к ним не ходит даже для Причащения Св. Тайн? Об этом написано было Тамбовскому епископу, преосвященному Афанасию; и от него пришло распоряжение, чтобы о.Серафим отныне причащался Св. Тайн в храме. Беспрекословно подчинился этому святой старец, добавив: “Хоть бы на коленочках пришлось мне ползти для исполнения послушания, но все-таки не оставлю приобщаться Животворящих Тайн Тела и Крови Христовой” .
Так Промысл Божий все более вводит его теперь в общение с людьми, нуждающимися в его слове, благословении, утешении и даже – в одном лишь видении святого лика его.
И теперь каждый праздник богомольцы могут его зреть в храме святых Зосимы и Савватия и оттуда провожать в келью.
Когда же он проводил время в ближней пустыньке, народ устремлялся к нему туда. Переменилось лишь место, а картина оставалась почти та же, что и в монастыре: только народу было здесь меньше. А иногда старец совсем скрывался.
“В пустыне, в лесу, – пишет одна паломница, – преподобный принимал, сидя на завалинке своей убогой хижины. Иных он вводил в свою келью и молился там с ними пред образом Богоматери. Творил он также молитву и в лесу пред ликом Богоматери, поставленным им на вековой сосне. Вместе с о.Серафимом молились коленопреклоненно и все богомольцы. Чудная картина!”
“Стоя пред дверью лесной своей хижины, – говорит Н.Аксакова, – старец тихо крестился, продолжая свою молитву, свое немолчное молитвословие... люди не мешали ему, как не мешали непрестанной его беседе с Богом ни работа топором, ни сенокос, ни жар, ни холод, ни день, ни ночь. Молился и народ”.
Или вот что пишет другой богомолец, пришедший к нему с женою:
“Мы нашли старца на работе: он разбивал грядку мотыгою. Когда мы подошли к нему и поклонились ему до земли, он благословил нас и, положив на мою голову руку, прочитал тропарь Успению Божией Матери: “В рождестве девство сохранила еси...” Потом он сел на грядку и приказал нам тоже сесть; но мы невольно встали пред ним на колени и так слушали его беседу”.
Иногда преподобный, ища большего уединения, уходил в свою прежнюю дальнюю пустыньку, но и там находили его люди. Впрочем, иным он сам заповедовал приходить именно туда. Особенно же батюшка заботился теперь об устроении Дивеевской обители. Поэтому часто можно было заставать у него сестер оттуда. Они у него нередко и работали. Бывали даже случаи, что и ночевать оставались там в его пустыньке, а сам он уходил по обычаю в обитель. Этим тоже смущались немощные души.
“Уж на что был свят батюшка-то Серафим, угодник Божий, – повествует старица Ксения Кузьминична, – а и на него гонения были. Раз пришло нас семь сестер к батюшке, работали у него целый день, устали и остались ночевать в пустьньке. Часу эдак в десятом увидала наша старшая из окна, что идут по дороге с тремя фонарями, и прямо к нам. Догадались мы, что это казначей Исаия, и поскорее навстречу им отворили мы дверь-то. Взошли они, не бранили, ничего оглядели только нас зорко, и молча чего-то все искали и приказали нам тут же одеться и немедленно идти прочь”.
Сестры отправились в Саров в монастырскую гостиницу.
“Как в два часа ударили к утрене, наша старшая и пошла к батюшке в келью, все ему и рассказала. Батюшка все хорошо знал, но и виду даже не подал, а еще как будто на нас же оскорбился: “Это, – говорит, – оттого, что дурно вы себя держите!”
И тут же отослал нас в обитель (Дивеево). И вот так-то, как ни покрывал их (саровцев) батюшка, а знали все, что много, много претерпевал он ото всех за то, что нас привечал”.
Но, невзирая ни на что, люди все больше и больше шли и шли со всех сторон. Слава о нем ходила уже по всей России. И богомольцы всякого звания и состояния текли в Саров и пустыньки: и богатые и бедные, и ученые и простые, и монахи и священники, и взрослые и дети стремились к святому батюшке. Между другими, в 1825 году, посетил его и великий князь Михаил Павлович. А существует предание, что около этого же времени был у него и государь Александр I, пробираясь в Сибирь под видом простого богомольца, и испросил у него благословение на тайный подвиг в неизвестности, в коем и скончался под именем “Федора Кузьмича”.
Но ближе всех к старцу были его “сироты” – Дивеевские сестры. Между прочим, они тоже удостоились видеть чудную картину – святого старца с медведем.
“Однажды, – рассказывает старица Матрона Плещеева, – по слабости здоровья и вражескому искушению я пришла в великое смущение и уныние и решилась совершенно уйти из обители тихонько, без благословения, до такой степени трудным и несносным показалось мне это послушание”.
Она была на кухне.
Отец Серафим, прозрев духом ее искушение, послал сказать ей, чтобы она пришла к нему в монастырь.
“Исполняя его приказание, я отправилась к нему по окончании трапезы и всю дорогу проплакала. Это было на третий день после Петрова дня”. Батюшка, взяв ее за обе руки, ввел в свою келью, говоря: “Вот, радость моя, я тебя ожидал целый день”.
После этого “утер мои слезы своим платком, говоря: “Матушка, слезы твои недаром капают на пол”. И потом, подведя к образу Царицы Небесной Умиления, сказал: “Приложись, матушка. Царица Небесная утешит тебя”.
Я приложилась к образу и почувствовала такую радость на душе, что совершенно оживотворилась.
