Буддизм. Энциклопедия - Королев Кирилл Михайлович
Во главе каждого монастыря стоит настоятель (в тибетском буддизме — лама). По замечанию М. Малерба, «в Таиланде, где около 20 000 монастырей, их настоятели избирают патриарха. Этот глава буддийской общины страны официально признается королем и назначается пожизненно. У него четыре заместителя — по административной деятельности, образованию, информации и хозяйственной деятельности». В тибетской традиции (буддизм Ваджраяны) роль такого патриарха играют верховные ламы — Далай-лама у школы «желтошапочников» и Панчэн-лама у школы «красношапочников» (подробнее см. главу 9).
Помимо мужских, существуют и женские монастыри, первые из которых, по преданию, появились еще при жизни Будды. Известно, что сам Гаутама не слишком охотно признал за женщинами право добиваться конечного освобождения (ведь всякая женщина по природе своей — вернейший союзник Мары, искусителя и врага Дхармы). Устав женских монастырей еще более суров, чем устав мужских: свод насчитывает 311 основных правил против 227 у мужчин. Сам Будда в беседе со своим учеником Анандой сформулировал для монахинь-бхикшуни восемь особых правил, изложенных в «Бхикшуни-виная». Эти правила таковы:
— всякая монахиня, даже проведя в монастыре сто лет, должна почтительно приветствовать монаха, пускай он провел в монастыре всего день;
— в возрасте 18 лет девушка может проситься в общину, но ей надлежит пройти двухгодичное обучение, а решение о том, принимать ее или нет, выносится совместно монахинями и монахами;
— воспрещается монахиням порицать монахов за реальные или мнимые обиды, а монахам позволено так поступать в отношении монахинь, разве что обиды должны быть реальными;
— воспрещается монахиням получать пищу, занимать постель или сиденье или место прежде монахов;
— всякая монахиня, нарушившая эти правила, подвергается наказанию, а ее дальнейшую судьбу определяет совместный совет монахинь и монахов;
— каждые две недели монахиням надлежит ходить в общину монахов за наставлениями;
— не позволено монахиням искать укрытия от дождя в месте, где нет монахов;
— очищение монахиням надлежит получать от монахинь и монахов совместно.
М. Малерб комментирует: «Считается, что быть женщиной выпадает тому, кто плохо прожил предшествующую жизнь. Поэтому монахини менее почитаемы, чем их коллеги-мужчины».
Что касается мирян (мирской части сангхи как духовной общности), для них, согласно каноническому учению, путь к конечному освобождению закрыт — впрочем, в сочинении «Вопросы Милинды» утверждается, что и миряне могут достичь нирваны, однако монашеская стезя легче и быстрее. Так или иначе, число тех, кто принимал буддизм, но не желал уходить в монастырь, всегда было велико. Такие люди — упасаки («почитатели») — не отказывались от семьи, собственности, физического труда, общественной деятельности и обязанностей. Обряд посвящения в упасаки предельно прост — достаточно в присутствии группы монахов трижды произнести символическую фразу: «Прибегаю к Будде как к защите, к Дхарме как к защите, к сангхе как к защите». Принимая посвящение, мирянин обязуется чтить Будду, соблюдать основные заповеди буддизма (не убивать живых существ, не лгать, не красть, избегать чувственных наслаждений и не употреблять опьяняющих напитков) и оказывать материальную поддержку сангхе. Тем самым он обепечивает себе хорошую (но все же несравнимую с монашеской) карму.
Монахи и миряне с древних времен и по сей день существуют, если позволительно так выразиться, в симбиозе: миряне поддерживают монахов материально и кормят их, а монахи взамен наделяют мирян Дхармой (в форме поучений) и улучшают их карму, что немаловажно для последующих перерождений. Существует даже список взаимных «даяний» монахов и мирян: материальное даяние, соблюдение моральных предписаний, медитации, уважение к старшим, забота о потребностях старших, передача даяний другим, радость даяниям других, внимание Дхарме, обучение Дхарме и правильной вере. Этот список не является каноническим, тем не менее он широко известен, и деяния, в нем перечисленные, в буддийских обществах стремятся осуществлять на практике.
По замечанию Г. М. Бонгард-Левина, «организованной общины мирян-буддистов не существует. В образе жизни мирянина после принятия им буддизма значительных изменений не происходит, и он мало чем разнится с небуддистами. Тем не менее сам факт обращения, когда не принимаются во внимание ни этническая принадлежность, ни общественное положение, делают буддизм заметно отличным от индуизма: индуистом нельзя стать, им можно только родиться».
Говоря о взаимоотношении монахов и мирян, нельзя не затронуть и доктрину двух колес Дхармы — буддийский вариант сосуществования церкви и государства. Сангха изначально признавала царскую власть, но воспринимала царей как людей, зависимых от общины в вопросах этики: царское колесо Дхармы не может вращаться без колеса Будды. Правители же видели в новом религиозном учении удобный политический инструмент, который охотно использовали; при этом ревностных буддистов среди них самих было не так много — из древних династий вспоминаются Маурьи (к их числу принадлежал самый, пожалуй, известный буддист на троне царь Ашока) и Кушанская династия (второй знаменитый правитель-буддист царь Канишка), да и эти властители были прежде всего правителями, а уже затем — буддистами.
О позиции Ашоки применительно к буддизму читаем у о. Александра Меня: «Буддизм зародился как монашеская религия личного спасения — царь Приядарши (Ашока. — Ред.) превратил его в действенное орудие преобразования общества. И достигнуть этого он стремился без насилия, исключительно путем проповеди и убеждения. Он повсюду рассылал учителей, которым вменял в обязанность насаждать добродетельную жизнь. Этой же цели служили его указы. „Дхамма прекрасна, — гласит один из них. — Но что такое Дхамма? Безгрешны многие дела: милосердие, щедрость, правда, чистота“. В другом эдикте эта мысль повторяется: „Прекрасно послушание родителям. Прекрасна щедрость к друзьям, родным и знакомым, брахманам и бхикшу. Прекрасно неубиение живых существ. Прекрасно воздержание от расточительности и скупости“… Ашока отменил потерявшие смысл церемонии и праздники и ввел такие, какие смогли бы укрепить добрые нравы. Он поощрял паломничества и благочестивые собрания, чтил места, связанные с жизнью Будды. Говорят, по его повелению соорудили 84 тысячи ступ, хранивших реликвии Совершенного. Однако буддизм не превратился при Ашоке в государственную религию, а стал религией государя, что далеко не одно и то же. Существенное сходство большинства индийских верований позволило царю проводить политику широкой веротерпимости. „Царь Приядарши, милый богам, — провозглашает он, — почитает все секты странствующих отшельников, мирских людей даяниями и другими способами. Но милый богам не так ценит даяния и поклонения, как (видит главное) в развитии основных принципов учений всех сект… Пусть почитается и чужая секта при каждом случае. Если делают так, то развивают свою секту и помогают также чужой. Если поступают наоборот, то разрушают свою секту и вредят чужой… Приядарши, милый богам, желает, чтобы все учения могли повсюду обосновываться беспрепятственно. Ибо все они стремятся к обузданию чувств и к чистой жизни. Одни учения хотят осуществлять все полностью — другие лишь отчасти“. Ашока поддерживал и одаривал джайнистов, брахманов и сторонников многих религиозных толков, хотя самого себя считал последователем Будды. В Рупнатском эдикте он прямо называет себя членом сангхи. Единственной мерой, отразившейся на старых культах, был запрет убоя животных, который нанес удар кровавым жертвоприношениям. Но принцип ахимсы, то есть отказ причинять вред всему живому, был уже давно знаком Индии и прививался без труда. Царствование императора-буддиста — явление почти неправдоподобное, исключительное во всей мировой истории.
Своим примером он показал, какой силой могут стать религиозно-нравственные принципы, принятые всерьез и реализованные в жизни общества».
