Архимандрит Савва (Мажуко) - Апельсиновые святые. Записки православного оптимиста
«Одного тебе недостает, – отвечает юноше Бог, глядя на него любящим взором, – пойди, всё, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи, последуй за Мною, взяв крест» (Мк. 10:21). И юноша – праведный, приличный, богатый – смутился, опечалился и – отошел. Не стал он апостолом Христовым, учеником Бога не сделался. Ничем закончилась такая красивая и яркая встреча. И нам грустно, как грустно всякий раз, когда хороший человек никак не может распознать Бога в Том, Кто говорит с ним через Писание и Церковь. Никак не встретятся. Мытари и грешники бросают всё и идут за Богом. Блудницы и бесноватые за честь почитают служить Ему, только в Нем видя всю жизнь свою, и любовь, и смысл. Безглазые слепцы безошибочно опознают голос Создателя вселенной, малые дети и звери пустыни слушаются Его, рыбы глотают монеты, бросаются в сети по Его просьбе, деревья засыхают из послушания, мертвецы, не знающие покоя, выходят из гробов, чтобы говорит о Нем. А праведники отходят в печали. Вдруг оказалось, что им с Богом не по пути. Господь утешал скорбящих, исцелял израненные души, а вот праведный юноша ушел в смущении, утешения не получил, отошел в печали. Обидно. Ведь кому же еще идти за Христом, как не праведным юношам? Вся его жизнь, тщательное исполнение заповедей послушание родителям как будто специально готовили его к этому часу – следованию за Христом И не пошел. Упустил момент. А вместо него за Господом пошли совсем другие, публика малопочтенная – осиротевшие блудницы, кающиеся мытари, нищие рыбаки, пропахшие морем. Когда Матфей-мытарь, богатый и независимый, но справедливо ненавидимый за свою предательскую работу, услышал от Спасителя краткое «иди за Мной», – встал и пошел, бросив на дорогу все свои деньги без разговоров и богословских прений о заповедях, без обетования Царства и уточнения условий. Просто – встал и пошел за Христом, взяв свой крест скорбей апостольских, даже деньги не стал пристраивать, раздавать, делить. Без слов. Без вопросов. А юноша удалился в печали. Вернулся к своему богатству. И к своей пресной праведности.
Христос и богатый юноша. 1866. Худ. Федор Чумаков
А ведь это история о трусости, о страхе, который не дает сделать и шага. Мы пропитаны страхами, нас съедают опасения. Мы боимся. Некоторые люди даже в Бога не верят, потому что боятся Его, и всю свою силу убеждения бросают в бой, чтобы уверить себя, что нет Его, а значит, и бояться некого. А что же – легко расстаться с богатством? Если ты богат, у тебя есть имя, власть, влияние, тебя слушают, с тобой считаются, тебе прощают, ты можешь себе позволить любой каприз, даже стать праведным. И как от этого отказаться? Тот, кто никогда не пробовал богатства, легче переносит нищету и унижение, ему проще отвергнуться себя, ведь и отрекаться-то особенно не от чего.
Но мы боимся не столько утраты, сколько приобретения. В нас живет страх добра, лютый и неукротимый, нас угнетает угроза святости. Бывает, что и раскаявшийся грешник возвращается к греху не потому, что тянет и обольщает, – нет, уже и забылось всё, отцвело, опало, но – страшно быть святым, праведность пугает, собственная непривычная доброта. Порок – обратная сторона страха. Лень, уныние, депрессия живут за счет боязни. Мы ленимся или унываем, потому что боимся дела, к которому готовы, которое можем понести, но – страшно, боязно, пугает риск. Равнодушие, одиночество и тоска растут на корне страха. Пройти мимо, не заметить чужую боль – не от жестокого сердца, а от страха не суметь быть добрым, от испуга перед собственной добротой и сердечностью. Утонуть в глухом одиночестве – не от засилья подлецов или собственной черствости, а от боязни стать другом, полюбить или – еще страшнее – быть любимым, из опасения «оцарапаться», пораниться, без чего нельзя обойтись живому. Отдаться тоске и обессиливающему отчаянию, потому что страшно делать, даже попытаться приступить к делу, служению, миссии, к которым зовет душа, но голос страха громче и убедительнее.
Преподобный Антоний Великий в своих «Наставлениях» (1:7) говорит об этом сложном чувстве угрозы святости: «Не устрашайтесь, слыша о добродетели, и не чудитесь о имени сем. Ибо не далеко от нас, и не вне нас, а в нас самих есть дело сие; и оно удобно, если только захотим». Не об этом ли речь и у преподобного Серафима? Его спросили как-то, почему нынче нет тех подвижников, что были в древности? «Нет решимости», – отвечал старец. Комфорт нас избаловал, изнежил, расслабил. Жизнь наша предсказуема и удобна – спим в тепле, умываемся горячей водой, кушаем по расписанию и круглый год – фрукты. Но вокруг нас снуют поджигатели – именно так переводится имя старца Серафима – «поджигатель». Встретишь такого – сердце воспламенится тоской по Богу, по святости и чистоте и – прощай уют и мирные радости. Господь воспламенял сердца людские и словом, и взглядом. Хочется обезопасить себя от такого Бога – слишком опасен, слишком свят, «ищет не нашего, а нас». И все святые старцы – серафимы-поджигатели – утешат, очаруют, в душу заглянут – и пропал человек для общества и мирного строительства. Но ведь таковые за Господом шли по пыльным дорогам Палестины, такие горячие сердцем и несытой любовью к Богу проповедовали в столицах, с улыбкой шли на казнь, выходили бороться со львами. Неуютные, неугомонные, с горящими глазами и пылким сердцем – приличные люди боятся таких, и миланские дамы прятали своих непорочных дочерей не только от развратных юношей, но и от проповедей святого Амвросия. Знали наверняка, были случаи: услышит, сердцем взволнуется – в монастырь уйдет. Люди святые не были порядочными людьми, никто бы не назвал их и приличными. Беспокойный народ, тревожный, непредсказуемый. Просто не были они трусами. Страха не было в них, потому что «совершенная любовь изгоняет страх» (1 Ин. 4:18).
Человек в лодке
Какое оно, море, утром? Оно похоже на проснувшегося ребенка, ласкового, спокойного, с лучистыми глазами – в них отражается солнце. Утро на море – как утро первого дня земли: впереди много радости, много света, и волны целуют песок сестринским поцелуем.
Это случилось у моря солнечным утром. Народ теснился к Наставнику, чтобы услышать слово Божие. Христос увидел две лодки у берега. Рядом – рыболовы, хозяева лодок, вымывают сети. Господь попросил одного из рыбаков, Симона, пустить Его в лодку, чтобы, немного отплыв от берега, учить народ. Симон покорился, и мы знаем, чего стоила ему эта покорность: этот рыбак ловил рыбу всю ночь, он очень устал, а на берегу его ждала недоделанная работа – надо готовить сети – обычное дело, но весь этот труд был бесполезен и бесплоден – ничего ведь не поймано, нечего нести домой, нечем кормить семью. И в лодку к этому жутко уставшему и расстроенному человеку входит странствующий Учитель.
Христос выбрал Симона. Почему его лодку – неудачника, бедняка, – мы не знаем. Но ведь как откажешь Праведнику, и Симон с каменным терпением и простодушной почтительностью пригласил Наставника в свой безрыбный челн. И терпеливо ждал, как может ждать хороший воспитанный человек, проведший ночь без сна и улова. До его слуха долетали красивые и утешительные слова Проповедника – о правде, любви, доброте. И на минуту показалось, что Он говорит для него, для Симона. Эта речь согревала, как солнце, но, подобно солнцу, слишком ослепляла внимание и ум слишком уставшего и измотанного человека. И может быть, когда Христос закончил Свое наставление, у Симона вырвался вздох облегчения – наконец-то можно пойти отдохнуть, скрыться от этого южного слепящего солнца, от жаркой толпы, от этих бесчисленных лиц и глаз. Но Христос и не собирался его отпускать. Он попросил его отплыть на глубину и закинуть сети для лова. Петр пытался объяснить: ловили всю ночь, ничего не поймали, а в это время и вовсе ничего не будет – мне ли не знать? Но разве Ему можно что-то втолковать? И разве Ему откажешь? «По слову Твоему закину сеть».
Они были вдвоем в лодке – Проповедник и рыбак. Рыбак трудился, бросал сеть, боясь как-нибудь потревожить молодого Учителя, стараясь быть учтивым и вежливым, насколько это можно в небольшой лодке очень уставшему человеку, измученному трудом и солнцем… и странствующими учителями. И вдруг сон прошел: огромное число рыб просто бросалось в их сети. Симон растерялся – никогда такого не было, – сеть рвется! Хорошо, что тут рядом на берегу Иаков и его младший брат Иоанн. Они скоро приплыли на помощь. Столько рыбы! Двум лодкам не поднять. Рыбы столько! Лодки притопило!
Чудесный улов. 1515–1516. Худ. Рафаэль Санти
И тут он вспомнил о Том, Кто молчаливо сидел на корме. Все это время Он был в его лодке, рядом, неслышно, будто тень или намек, будто невесомый солнечный зайчик.
И Симон бросился к Его ногам:
– Выйди от меня, Господи, потому что я человек грешный.
