Моисей Рижский - Библейские вольнодумцы
Что касается отмеченной Б. А. Тураевым и многими другими исследователями "крайней вольности" перевода Книги Иова в Септуагинте, то она, несомненно, была вызвана разными причинами. Можно считать установленным, что переводчики Книги Иова в Септуагинте пользовались версией оригинала, частично отличавшейся от той, которая легла в основу масоретского текста[61]. В ряде случаев очевидно, что причиной пропуска или сокращенной, перифрастической передачи отдельных стихов или добавлений к оригинальному тексту было стремление переводчика улучшить литературный стиль переводимого произведения, избежать тех многочисленных повторений и плеоназмов, которые отличают многие места оригинала. Некоторые отклонения, несомненно, имели целью проще, понятнее изложить сложно выраженную мысль автора. Этот автор, одновременно философ и поэт, действительно, в ряде мест выразил свою мысль и сложно, и темно, и вдобавок облекал свои философские идеи в ткань поэтических, подчас совсем неожиданных образов. Проследить за изгибами его своевольной мысли оказывается местами очень и очень непростой задачей. К этим трудностям добавляются еще другие, чисто языковые. Исследователи считают, что словарь Книги Иова богаче, чем любой другой книги Ветхого завета. Но именно по этой причине в тексте Книги Иова обнаруживается немалое число так называемых "хапакс лего-менон" (греч. — "единожды сказанное"), слов, которые встречаются в Библии только по одному разу и, следовательно, значение которых можно определить только приблизительно, исходя из контекста или через другие семитические языки: арабский, арамейский, ассирийский и др. Помимо этого, в самом языке Книги Иова немало иноязычных форм, особенно арамеизмов и арабизмов. Надо думать поэтому, что уже древние читатели, переписчики и переводчики Ветхого завета на другие языки испытывали особенные трудности в понимании и интерпретации его текста.
И все же основную причину ряда существенных отклонений греческого перевода Ветхого завета в Септуагинте от оригинального текста следует видеть не в трудностях последнего для понимания, а в другом — в сознательном стремлении изменить смысл оригинала в интересах новой теологии иудаизма, с одной стороны, и в стремлении сделать содержание и идеи своего Священного писания более доступными пониманию читателей, которым не только по языку, но и по культуре многое в нем было непонятным и чуждым. Представив в Септуагинте эллинистическому миру свое Священное писание, иудеи вместе с тем представили в нем также и своего бога и свою догму единобожия. Этот бог уже не был старый, еврейский национальный бог Яхве. Учение пророков подготовило иудейскую религию к восприятию идеи о единственно истинном, универсальном боге, всемогущем творце и промыслителе. В период эллинизма на оформление этой идеи, несомненно, могла оказать влияние и греческая философия, в которой также вызрела идея монотеизма, в особенности у стоиков. Но в Ветхом завете, который складывался на протяжении целого тысячелетия, как раз далеко не все можно было примирить с идеей монотеизма и универсальности бога, слишком многое выдавало в Яхве черты старого национального бога Израиля. Основательно переделать священные книги было уже невозможно, но кое-что, очевидно, можно было предпринять, чтобы примениться к новым условиям. И в Септуагинте это было сделано.
Тому, кто читал параллельно два текста Ветхого завета — еврейский и греческий перевод Септуагинты, — уже с первых страниц должна была броситься в глаза одна особенность перевода: в нем совершенно исчезло имя собственное еврейского бога — Яхве. В тех местах, где оно имеется в еврейском тексте, в греческом стоит имя нарицательное "кюриос", что означает "господин", "господь". У евреев, вообще говоря, не было принято произносить имя бога всуе, а в после-пленную эпоху этот запрет, закрепленный в одной из 10 заповедей (Исх. 20:7), привел к тому, что вместо "Яхве" стали произносить "Адонай" — "господь". Но не только в этом причина исчезновения имени Яхве в Септуагинте и замены его словом "господь", "владыка": необходимо было подчеркнуть, что бог еврейского Священного писания — бог не одного только Израиля, но владыка всего мира, бог для всех народов. Именно в этом смысл того, что и другое встречающееся в еврейском тексте Ветхого завета имя собственное бога — Шаддай — везде в Септуагинте также заменено описательным "пантократор"- "всемогущий". Для эллинизированного иудея эти замены еще более возвышали его бога над богами язычников, для нееврея-прозелита они делали бога более приемлемым и привлекательным.
Переводчиков и редакторов Септуагинты, несомненно, должны были также в немалой степени смущать многочисленные антропоморфизмы в описании Яхве, которые так свойственны предельно образному и предметному языку еврейского Ветхого завета. И выражения вроде "десница Яхве", "перст Яхве", "очи Яхве", "нос Яхве", "лицо Яхве" во многих местах в греческом переводе были устранены или заменены более подходящими для трансцендентности бога.
В Книге Иова Септуагинты имена собственные еврейского бога везде заменены нарицательными, а антропоморфизмы в ряде мест также убраны (например, в 4:9, 6:9, 10:4 и в других местах)[62]. Еще более выразительны в Книге Иова Септуагинты некоторые другие примеры, по выражению Г. Герлемана, "трансплантации Ветхого завета на эллинистическую почву". Встретив в ряде мест Книги Иова еврейское слово Шеол для названия подземного царства мертвых (14:13; 17:13; 24–19), переводчик без колебаний заменил его на "Тартарос" греческой мифологии. А встретив незнакомое ему слово "тан" в месте, где, судя по контексту: "Братом я стал шакалам и другом — страусам" (30:29), речь идет о каком-то существе, обитающем в пустынных местах, переводчик смело перевел это слово — "сирены" — по греческой мифологии страшные птицы с человеческими головами, встречающиеся в безлюдных местах и заманивающие своим пением людей, чтобы пить их кровь[63].
Особенно показательно для стремления переводчика Книги Иова уделить в своем переводе внимание греческой мифологии еще одно место. В 42:14 автор приводит имена трех дочерей Иова, из которых третья носила имя, состоящее из двух слов "Керен-Гаплух" — евр. "рог с притираниями". Переводчик передал это имя: "Амалтеев рог". Как известно, согласно греческому мифу, Амалтея была козой, вскормившей своим молоком младенца Зевса, которого мать его, богиня Рея, скрывала от отца — Кроноса. За это Зевс превратил один рог Амалтеи в "рог изобилия" и наделил его волшебным свойством давать его обладателю все, что тот пожелает. Так греческий языческий миф вошел элементом в еврейское Священное писание! Позже, в V в. н. э., переводчика Септуагинты за это резонно упрекнул один из отцов церкви Феодор Мопсуэстский. "Можно ли было приписать Иову, человеку святому, но варвару, эдомиту родом, знание языческих басен о Юпитере, Юноне и Сатурне?"
Судя по всему, переводчик Книги Иова чувствовал себя значительно менее связанным оригинальным текстом, чем переводчики других книг Ветхого завета, может быть, потому, что Книга Иова единственная из раздела Писаний в Ветхом завете, которая еще официально не была канонизирована. (Канонизация всего Ветхого завета была закончена только в I в. н. э.) Отсюда значительная "вольность" перевода. Но это же обстоятельство открывало для переводчиков Книги Иова большую возможность внести в свой перевод те новые идеи и догмы, которые вызрели в религии Яхве в последние два-три века до н. э. Редакторы нового перевода использовали для этого тот же прием, что и первые редакторы Книги Иова: они внесли в речи самого Иова ряд поправок в духе новой доктрины, а вместе с тем разительно изменился образ древнего вольнодумца. В переводе был существенно смягчен целый ряд наиболее резких выпадов Иова, мест, где он обвиняет бога не только в несправедливости по отношению к нему самому, но также в несправедливом управлении всем человечеством в целом. Вот несколько примеров (приводим рядом оба текста — еврейский и греческий Септуагинты в переводе на русский язык Юнгерова).
Еврейский текст
19:6. Знайте же, что Бог неправосудно поступил со мной.27:2. (Клянусь, как) жив Бог, отнявший право мое, и Шаддай, огорчающий душу мою.
Септуагинта
19:6 Знайте, что Господь смутил меня.27:2. Жив Господь, судивший мне так, и Всемогущий, огорчивший душу мою[64]
В тексте Септуагинты в обоих стихах исчезло обвинение бога в неправосудии, несправедливом отношении к Иову, осталось только смиренное признание: бог смутил Иова, привел его в трепет и смятение.
Характерным образом "подправлен" стих 10:16; в оригинале — Иов упрекает бога: "…как лев, охотишься за мной". В переводе: "Я уловляюсь, словно лев", непочтительное сравнение бога с хищником снято.
