Эрнест Ренан - Марк Аврелий и конец античного мира
Как человек ума сиишком уравновешенного для сектантского мира, в котором он вращался, Апеллес быт вынужден постоянно изменять свои взгляды. К концу жизни, он совершенно отчаялся в Писании. Даже основная его мысль о единстве божества заколебалась в его сознании, и он пришел, сам того не подозревая. к совершенной мудрости, т. е. к отвращению от систем и к здравому смыслу. Его противник, Родон, рассказал нам разговор, который он имел с ним в Риме, около 180 года. "Старик Апеллес, - говорит он,-пожелал беседовать с нами, и мы ему показали, что он ошибался в очень многом, так что он вынужден был сказать, что не следует так строго разбираться в вопросах веры, что каждый должен оставаться в своей, и что спасены будут все, которые веруют в Распятого, лишь бы они оказались добрыми людьми. Он признался, что всего темнее для него вопрос о Боге. Как и мы, он признавал лишь одно начало.... Я его спросил: "Где доказательство всего этого, и что позволяет тебе утверждать, что существует только одно начало?" тогда он признался, что пророчества не могут открыть нам никакой истины, потому что они противоречат одно другому и сами себя опровергают; что утверждение: "существует лишь одно начало", было у него скорее делом инстинкта, чем положительного знания. Потребовав от него, чтобы он под присягой сказал мне правду, он мне поклялся, что говорит искренно, что он не знает, как это существует один, незарожденный Бог, но что он в это верит. А я ему со смехом сказал, что он напрасно называет себя учителем, если не может привести никакого доказательства в пользу своего учения."
Бедный Родон! Ему, напротив, пришлось получить в тот день урок вкуса, приличия и истинного христианства. Ученик Маркиона действительно был исцелен, так как бессодержательному гнозису предпочел веру, тайный инстинкт правды, любовь к добру, надежду иа Распятого.
Идеям, в роде тех, к которым пришел Апеллес, придавало известную силу то, что они во многом были лишь возвращением к апостолу Павлу. Нет никакого сомнения, что если бы св. Павел воскрес в ту пору христианства, до которой мы дошли, то он нашел бы, что католицизм делает Ветхому Завету слишком много уступок. Он восстал бы против этого и заявил бы, что возвращаются к иудейству, что вливают новое вино в старые меха, уничтожают различие между Евангелием и Законом.
Учение Апеллеса не переходило за черту Рима и забылось почти тотчас после его смерти. Тертуллиан счел, однако, необходимым его опровергнуть. Некто Лукан или Лукиан выделился, по примеру Апеллеса, из маркионитской церкви в особую секту. По-видимому, он признавал, как Синерос, три принципа: добрый, злой и справедливый. Начало строгой справедливости было представлено демиургом или творцом. Ненавидя последнего, Лукиан отвергал брак. Своими хулами против сотворения мира он, по мнению некоторых, напоминал Кердона.
Север был, кажется, запоздалый гностик еще более, чем маркионит. Препон ассириянин отрицал рождение Христа и утверждал, что в 15 году царствования Тиверия Иисус снизошел с небес в образе человека, вполне сложившагося.
Маркионизм, так же, как и гностицизм переживал второе поколение. В обеих сектах больше не будет знаменитых учителей. Все блестящия фантазии, расцветшие при Адриане, рассеивались как сны. Потерпевшие крушение в этих мелких увлекающихся церквях жадно цеплялись за края католической церкви и возвращались в нее. Церковные писатели имели перед ними то преимущество, которым пользуются в глазах толпы те, кто не ищет и не знает сомнений. Ириней, Филипп Гортинский, Модест, Мелитон, Родон, Феофил Антиохийский, Бардезан, Тертуллиан поставят себе задачей обличить так называемые адские хитрости Маркиона и не возбранять себе при этом никакой резкости в выражениях.
Хотя и пораженная на смерть, церковь Маркиона долго держалась, как отдельная община, рядом с католической церковью. Во всех областях Востока, еще целые века продолжали существовать христианские общины, которые считали за честь носить имя Маркиона и нисали это имя на фронтоне своих "синагог". Эти церкви предъявляли списки преемственных епископов такие же, как те, которыми гордилась правоверная церковь, у них были мученики и девственницы, все, что, требовалось для святости. Верующие вели жизнь строгую, смело шли на смерть, носили монашеское вретище, налагали на себя самые суровые посты и воздерживались от употребления в пищу всего, что прежде было живым. "Это шмели, подражающие пчелам", говорили правоверяые. "Эти волки одеваются в шкуры овец, которых губят", говорили другие. Как и монтанисты, маркиониты составляли поддельные апостольские писания, поддельные псалмы. Излишне пояснять, что эта еретическая литература погибла полностью.
В IV и V веке, против секты, все еще живучей, энергически выступают, как против настоящаго бедствия, Иоанн Златоуст, св. Василий, св. Епифан, Феодорит, армянин Эцниг, сириец Буд Периодевт. Но крайности губили секту. Общее отвращение к созданному Творцом приводило маркионитов к самым нелепым постническим подвигам. Во многих отношениях это были чистейшие енкратиты; они лишали себя вина, даже при таинствах. Им доказывали, что последовательности ради им бы следовало уморить себя с голоду. Они повторяли крещение, как способ оправдания и позволяли женщинам священнодействовать в церквях. He огражденные от суеверий, они впали в магию и астрологию. Мало-помалу их стали смешивать с манихеями.
Глава 10. Тациан в роли еретика. - Енкратиты.
Порядок мыслей, который увлек Маркиона, Апеллеса, Лукиана был необходимым последствием положения, в котором тогда находилось богословие. На это указывает тот факт, что таким же образом сбилось с пути много верующих всякого происхождения, от которых, судя по их прошлому, нельзя было этого ожидать. Такова в особенности была участь Тациана, ученика терпимаго Юстина, апологета, который мяого раз рисковал жизнью за веру. Время, когда он поклнул Рим, не выяснено с точностью, но будучи в душе ассириянином и значительно предпочитая восток Риму, он возвратился в свою Адиабену, где евреев и христиан было много. Там его учение стало более и более изменяться. Разобщенный со всеми церквями, он остался на родине тем же, чем был уже в Италии, обособленным христианином, не принадлежащим ни к какой секте, хотя и близким к монтанистам по аскетизму, к маркионитам по учению и толкованию писания. Его рвение к работе было поразительно; его горячая голова не допускала отдыха; Библия, которую он читал безпрестанно, внушала ему самые противоречивые мысли, и он писал по этому предмету книгу за книгой.
Будучи в своей апологии фанатическим поклонником евреев против греков, он впал в противоположную крайность. Преувеличение идей св. Павла, побудившее Маркиона проклянуть еврейскую Библию, довело Тациана до совершенного принесения в жертву Ветхого Завета Новому. Как Апеллес и большинство гностиков, Тациан допустил Бога-творца, подчиненного верховному Богу. В акте создания, произнося такия слова, как: "Да будет свет!" Творец, по учению Тациана, не повелевал, а возносил молитву. Закон был делом Бога-творца; только Евангелие дано верховным Богом. Вследствие преувеличенного стремления к нравственному совершенству. Тациан, отвергший, как нечистую, греческую древность, теперь точно также отверт древность библейскую. Отсюда толкование и критика, сходные с маркионитскими. "Проблемы" Тациана, также как "Антитезы" Маркиона и "Силлогизмы" Апеллеса, имели, конечно, целью доказать несообразности прежнего закона и превосходство нового. Он представлял там, с довольно ясным здравым смыслом, возражения, какия можно сделать против Библии, становясь на почву разума. Рационалистское толкование новейших времен имеет, таким образом, предшественников в школе Апеллеса и Тациана. Несмотря на несправедливое отношение к Закону и Пророкам, эта школа, несомненно, была, собственло в толковании Библии, разумнее правоверных ученых, с их совершенно произвольными аллегорическими и типическими расчленениями.
Господствующая мысль Тациана при составлении его знаменитого "Диатессарона" также не могла быть одобрена правоверными. Разногласие Евангелий его возмущало. Стремясь прежде всего устранить возражения, представляемые разумом, он в то же время отверг и то, что всего более служило к поучению. Все, что в жизни Иисуса слишком приближало, по его мнению, Бога к человеку, было принесено в жертву, без пощады. Как ни была удобна эта попытка слития Евангелий, от нее отказались, и экземпляры "Диатессарона" были уничтожены насильственно. Главным противником Тациана, в этом последнем периоде его жизни, был его прежний ученик, Родон. Разбирая одну за другою "Проблемы" Тациана, этот самомненный толкователь брался ответить на все возражения, возбужденные его учителем. Он написал также коммеитарии по вопросу о шести днях творения. Если бы книга, посвященная Родоном разбору стольких труднейших вопросов дошла до нас, то нам, без сомнения, пришлось бы убедиться, что он был менее благоразумен, чем Апеллес и Тациан: те осторожно сознались, что не могут их разрешить.
