Доц.архимандрит Тихон Агриков - Пастырское богословие, т.2
Известен случай разрушения дружбы именно на идеологической основе. Добросердечный батюшка, любитель верности дружбы и человечности, не раз пытался письменно связаться со своим приятелем по школе. Последний предпочел лучшим не отвечать. Трудно, конечно, представить внутренний мир бывшего «приятеля», к сердцу которого так настойчиво стучалась любовь!Видимо, не легко бывает человеку, когда он идет против закона дружбы, когда он попирает святость дружбы лучших своих студенческих дней!
С верностью дружбы тесно связаны высокие правила чести. Чести не только человеческой и не только христианской, но, говорим, чести пастырской.
Честь это какое–то неизъяснимое благоухание благородного человека, проявление высших сторон духа, нечто возвышающееся над самой добродетелью.
Никого не обижать это одно, а вступаться с опасностью жизни или готовностью нести за это значительные жертвы это поступок чести.
Держать себя в толпе, никого не беспокоя, не проталкиваясь вперед между женщин и детей это одно, а взять в той же толпе под свое покровительство слабое существо, сберечь в опасности старца или ребенка это поступок чести.
Ни над кем не издеваться, быть со всеми вежливым, любезно переносить насмешки, даже обиды это одно. А обличить тактично и остроумно «высмеять» человека, злосмеющегося над другими, заставить его покраснеть это поступок чести, пастырской чести.
Не отказать человеку, который к вам пришел со своей нуждой, помочь ему духовно и даже материально это одно. Подметить человеческую нужду, скрывающуюся, пугливо сторонящуюся людской помощи, придумать такой способ выручить человека, который бы был для него не оскорбителен это поступок чести.
Счастлив тот из нас, кто проживает свою молодость по–молодому. Кто волнуется высокими чувствами, отзывается на все прекрасное, возвышенное, преклоняется лишь достойному и смело убивает в себе, с помощью Бога, движение тех позорных страстей, которые так часто омрачают светлый лик юности.
Но как жаль видеть тех юношей, часто далеко недурных, которые могли бы свою жизнь провести иначе, а вместо того представляют из себя гнездилище страстей, и в этих страстях так изматывают свои душевные силы, что становятся молодыми стариками.
И наоборот, как отрадно видеть человека, который в старости юн, который не только сохранил, но сильнее разжег в себе тот огонь, которым пылает святая юность.
Как прекрасна юность, идущая путем подвига, жертвы, идущая за Христом. И как благодарно будет потомство, Церковь такому юношеству. И сколько благословений пошлет им верующий народ, а какая награда уготована на небе!
Но, как известно, юность не бывает вечной. Она переходит в зрелость (зрелые годы). Наш студент оканчивает успешно курс учебы. Открывается широкая жизнь: семья, целибатство, монашество. Все эти пути требуют подвига, зрелого суждения. Детство и юность были приготовлением к ним. Настоящая академия в опыте жизни.
Хочется сказать о счастье в зрелые годы, о счастье священнической семьи, вообще сказать об успехах пастырского дела в зрелые годы жизни. Мы не будем говорить о семье, это вопрос следующей лекции. Мы вскроем истоки счастья семьи, семьи священника.
Замечается возрастание чувств недовольства и неуважения детей к родителям. Происходит прямое нарушение заповеди Божией о почитании родителей. И наш пастырь должен видеть в этом факте зловещий признак несчастья семейной, служебной и общественной жизни. Возможно ли, например, спокойно думать о том, как в некоторых случаях дети бьют своих родителей, попирают материнскую любовь и грубо оскорбляют честь своего родного отца.
Неуважение к родителям есть явление, которое должно быть вырвано с корнем из жизни пастыря, ибо оно совершенно нетерпимо, преступно и подтачивает основы жизни. Когда преподобному Серафиму Саровскому приходилось слышать, как дети осуждали своих родителей, он приходил в неописуемый ужас и немедленно закрывал говорившему рот рукой.
А Высокопреосвященный митрополит Филарет Московский, Вселенские великие святители: Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст и многие другие замечательные пастыри и архипастыри Церкви, какой прекрасный дают они нам пример святых отношений к своим родителям, от благословения которых зависит счастье семейной жизни и успех пастырской деятельности.
2. Решение вопроса о психологии выпускника
а) Сложность психологии в целом
Жизнь человека обычно дробится на определенные отрезки и этапы большие и малые. Такими этапами для нашей учащейся молодежи являются день, неделя, семестр. Рождественские каникулы, Великий пост, Святая Пасха, экзамены, летние каникулы. С каждым этапом связана и своя психология: одна в учебные дни, другая на экзаменах, третья на каникулах. И так из года в год, пока длится пребывание в школе.
Общим для всех лет обучения является чувство особенности, специфичности своего положения как воспитанника–студента духовной школы, созидающей в нем христианина и будущего служителя алтаря Господня.
Сколько раз в течение всего периода обучения его посещала одна и та же мысль: «вот я студент высшей духовной школы, и меня ждет пастырство. А каков я? Все ближе и ближе время, когда школа, как корабль, пришедший из дальнего плавания, высадит меня на берег житейского моря. А готов ли я к этому? И что ждет меня на берегу этого во многом неведомого, да еще бушующего житейского моря»?
Эта тревога особенно часто начинает посещать студента в последний год обучения в школе.
Последний год особый год, и на нем следует отдельно остановиться. Он особый и по психологии учащихся, и по тем задачам, которые он ставит перед каждым из них.
Эта психология сложна и динамична. Она соткана из огромного напряжения умственно–духовных сил (в работе над кандидаткой), больших раздумий (в связи с наступающим концом учебы), тревог и колебаний (если выбор жизненного пути еще не ясен). Ко всему этому присоединяются и особые переживания у всех тех, кто готовится к принятию священного сана сразу же по окончании школы. В основе этих переживаний лежит повышенная самокритичность, острота сознания своей неподготовленности к великому служению Церкви Христовой, давящее ощущение слабости и недостаточности своих духовных сил перед лицом предстоящих пастырских задач.
Это состояние нередко приводит, как к своему следствию, к чувству страха перед будущим, к готовности смотреть не столько вперед, сколько назад. В разной степени, но эта психология свойственна всем, оканчивающим школу.
Характерна ли она только для нашего времени? Нет, эта психология всегда была свойственная всем, оканчивающим духовную школу.
Причину указанного состояния проф. Ветелев видит в той колоссальной дистанции между силами человека и величием дела служения Церкви, которая ощущалась и ощущается всяким честным верующим человеком независимо ни от его образования, ни возраста, ни духовных дарований[58]. Более того, чем честнее, талантливее, образованнее, благоговейнее человек, тем сильнее он чувствует эту дистанцию.
Только этим и объясняется тот священный трепет и страх перед священнослужением и то бегство от него, в которое впадали такие светила Церкви Христовой, как святитель Иоанн Златоуст, св. Григорий Богослов и многие другие перед тем, как беззаветно и жертвенно отдаться этому служению.
Если человек любой профессии испытывает большое смущение и неуверенность в себе, переходя со школьной скамьи к своему рабочему месту, то тем более это состояние понятно в психологии тех, кто приступает по окончании школы к величайшему и ответственнейшему делу к благодатному пастырскому служению.
Поэтому дело не в самих этих столь естественных страхах, колебаниях и внутренних коллизиях, а в том, как отнестись к ним, как пережить их с пользой для себя.
Разберемся в психологии этого страха и укажем, что является верным и полезным в нем и что неверным и излишним. Верно, что страх возникает и должен возникать от сознания слабости своих сил пред величием служения Церкви. Неверным в этой психологии страха является то, что она вся построена на ощущении самого себя, как слабого существа, и Бога, как величайшего совершенства, с забыванием помощи Божией, помощи Церкви, благодати хиротонии, собственных усилий и духовного роста, духовной помощи от паствы и пр. Дело в этой психологии рисуется так, будто сам человек своими собственными силами будет совершать все дело служения Церкви от начала до конца.
Но разве это возможно? И разве где–либо и когда–либо так было или бывает? Не слишком ли много чести сам себе готов здесь воздать человек и не по разуму переоценить себя, хотя и под видом смиренного сознания слабости своих сил? И не слишком ли мало здесь веры в Бога и Его помощь, веры в Церковь и Ее благодать, веры в возможность, наконец, и своего личного подвига?
