Евсевий Памфил - Жизнь Константина
ГЛАВА 8. О том, что они собрались из разных народов (подобно тому), как говорится в Деяниях Апостольских
И во времена Апостолов, как свидетельствует слово Божье, собрались мужие благоговейнии от всего языка, иже под небесем. (Деян.2:5). Между ними были Парфяне, и Мидяне, и Эламиты, и живущие в Месопотамии, во Иудее же и Каппадокии, в Понте и во Асии, во Фригии же и Памфилии, во Египте и странах Ливии, яже при Киренее; и приходящие Римляне, Иудеи же и пришельцы, Критяне и Аравитяне (Деян.2:9-11). Но если чего недоставало им, то именно того, что не все они были из служителей Божьих, между тем как в настоящем собрании находилось множество епископов, числом более двухсот пятидесяти[280], а сопровождавших их пресвитеров, дьяконов, чтецов и многих других невозможно было и исчислить[281].
ГЛАВА 9. О добродетели и возрасте двухсот пятидесяти епископов
Из служителей Божьих одни знамениты были словом мудрости, другие украшались строгостью жизни и подвижничеством, а иные отличались смирностью нрава. Были между ними и такие, которых уважали за долголетие, были и другие, блиставшие юностью и бодростью душевной, были также лица, еще недавно вступившие на поприще служения. Всем им, по повелению василевса, щедро выдавалось ежедневное содержание.
ГЛАВА 10. Собор во дворце василевса, куда Константин придя, заседал вместе с епископами
Когда в день, назначенный для разрешения недоумения спорящих, каждый явился на Собор со своим мнением, тогда все, приглашенные в это собрание, вступили во внутренние палаты царского дворца, которые своей обширностью, по-видимому, превосходили прочие, и в которых по обеим сторонам расставлено было в порядке множество сидений, вступили и заняли приличные себе места. Заседая с должным благочинием, Собор сначала соблюдал безмолвие и ожидал прибытия василевса. Вот, наконец, вошел кто-то один, потом другой и третий из приближенных василевса, входили затем и другие, но не из обыкновенных гоплитов и дорифоров, а из верных его друзей. Когда же подан был знак, которым обыкновенно возвещалось прибытие василевса, и все встали, вошел и сам он и выступил на середину собрания. То был будто небесный ангел Божий, которого торжественные одежды блистали молниями света, которого порфира сияла огненными лучами и украшалась переливающимся блеском золота и драгоценных камней. Таково было украшение его тела. А душа его, очевидно, украшена была благоговением и страхом Божьим, это выражалось в поникшем его взоре, румянце на его лице, и движениями его походки. Другие признаки были не менее отличительны, он превосходил окружавших себя и высотой роста, и красотой вида, и величественной стройностью тела, и крепость непобедимой силы, и все это, в соединении с ласковостью его нрава и кротостью истинно царской его снисходительности, лучше всякого слова выказывало превосходство его разума. Дойдя до начала рядов, он сперва остановился на середине, когда же поставили перед ним небольшое, сделанное из золота, кресло, — сел, но не прежде, как подали ему знак епископы. После василевса все сделали то же.
ГЛАВА 11. Безмолвие на Соборе после слов, произнесенных епископом Евсевием
Один из епископов, занимавших первое место с правой стороны, встал, приветствовал василевса краткой речью и вознес за него благодарение Вседержителю Богу[282]. Когда же он опять сел, то сперва наступило безмолвие, и взоры всех устремились на василевса, а потом, окинув присутствовавших светлым и веселым взглядом и собравшись с мыслями, василевс тихим и кротким голосом произнес следующую речь:
ГЛАВА 12. Речь Константина к Собору о мире [283]
"Целью моего желания, други, было насладиться созерцанием вашего собрания. Достигнув этого, я благодарю Всецаря за то, что сверх других бесчисленных благ, он даровал мне узреть и это лучшее из всех благо, — разумею то благо, что вижу всех вас в общем собрании, и что все вы имеете один общий образ мыслей. Итак, да не возмущает нашего благополучия никакой завистливый враг, и после того как, силой Бога Спасителя, богоборчество тиранов совершенно низложено, да не порицает Божественного закона коварный демон; ибо внутренний раздор Церкви для меня страшнее и тягостнее всякой войны и битвы, это печалит меня более чем все внешнее. Посему, когда волей и содействием Всеблагого я одержал победу над врагами, то считал первым долгом воздать благодарение Богу и радоваться с теми, которых он освободил через меня. Потом, против всякого чаяния, узнав о вашем несогласии, я не оставил и этого без внимания, но, желая содействием своим уврачевать зло, немедленно собрал всех вас. Радуюсь, видя ваше собрание, но думаю, что мои желания тогда только исполнятся, когда я увижу, что все вы оживлены единым духом и блюдете одно общее, миролюбивое согласие, которое, как посвященные Богу, должны вы возвещать и другим. Не медлите же, о други, служители Божьи и благие рабы общего нашего Владыки Спасителя, не медлите рассмотреть причины вашего раздора в самом их начале, и разрешить все спорные вопросы мирными постановлениями. Через это вы и совершите угодное Богу, и доставите величайшую радость мне, вашему сослужителю.
ГЛАВА 13. О том, как разномыслящих епископов склонил он к единомыслию
Сказав это на языке римлян[284], (василевс), при помощи переводчика, передал свою речь председательствовавшим на Соборе. Тогда одни начали обвинять своих ближних, другие защищались и порицали друг друга. Между тем, как с той и другой стороны сделано было множество возражений, и на первый раз возник великий спор, василевс выслушивал всех незлобиво, со вниманием принимал предложения, и, разбирая в частностях сказанное той и другой стороной, мало-помалу примирил упорно состязавшихся. Кротко беседуя с каждым на эллинском языке, который равным образом знал, он был как-то сладкоречив и приятен. Одних убеждая, других усовещивая словом, иных, говоривших хорошо, хваля, и каждого склоняя к единомыслию, он, наконец, сообразовал понятия и мнения всех, касательно спорных (предметов).
ГЛАВА 14. Единогласное определение Собора касательно Веры и (празднования) Пасхи
Для согласного исповедания Веры, спасительное празднование Пасхи надлежало совершать всем в одно и то же время. Поэтому сделано было общее постановление и утверждено подписью каждого из присутствовавших. Окончив эти дела, василевс сказал, что он одержал теперь вторую победу над врагом Церкви, и потому совершил победное посвященное празднество Богу[285].
ГЛАВА 15. О том, как Константин, по случаю своего двадцатилетия, разделял с епископами трапезу
В то самое время исполнился двадцатый год его царствования. И между тем как, по этому случаю, все народы совершали общественные празднества, василевс сам учредил пир и праздновал на нем вместе с примиренными уже служителями Божьими, как бы принося через них подобающую жертву Богу. Участия в сем царском пире не лишен был никто из епископов, и это событие выше всякого описания. Дорифоры и гоплиты с обнаженными мечами стояли вокруг царского дворца и охраняли его входы. Служители Божьи безбоязненно проходили между ними и достигали внутренних покоев василевса. Потом, одни из них возлегли вместе с василевсом[286], а другие разместились на скамьях по обеим сторонам палаты. Казалось, что это был образ царства Христова, и случившееся походило на сон, а не на действительность.
ГЛАВА 16. Дары епископам и грамоты всем
После торжественного угощения, василевс к своей приветливости присоединил еще и то, что каждого епископа, по степени его достоинства, почтил дарами, а к не присутствовавшим на Соборе, в память этого события отправил собственноручную грамоту, которую я помещу в этом повествовании о нем, как будто бы на таблице. Она следующего содержания:
ГЛАВА 17. Послание Августа Константина к Церквям о Никейском Соборе[287]
Благочестивый Константин Церквям.
"Зная по благополучному ходу общественных дел, сколь много значит благость божественной силы, я счел первой для себя обязанностью заботиться о том, чтобы между всеми блаженнейшими общинами вселенской Церкви соблюдалась единая Вера, искренняя любовь и согласное почтение Вседержителя Бога. Но так как это не могло прийти в неизменный и твердый порядок, пока не сошлись бы в одно место все, или, по крайней мере весьма многие епископы, и не рассмотрели бы каждого предмета, относящегося к божественной Вере, то я собрал насколько возможно более епископов и, как один из всех вас (ибо признаюсь, что чувствую великое удовольствие быть вашим сослужителем), присутствуя на Соборе сам, дотоле подвергал все надлежащему исследованию, пока угодная Блюстителю всех Богу мысль не была озарена светом, как основание единения, так что не оставалось более места разномыслию, или спору о Вере".
