Коллектив авторов - Деяния IV Всезарубежного Собора. Русская Православная Церковь за границей

Суммируя духовные ценности, которые нам заповедано хранить, то есть наши жизненные принципы, считаю, что по сей день остается актуальным перечень пунктов, намеченных архиепископом Женевским и Западно-Европейским Антонием в 1974 году:

1. Хранить чистоту Православия, отсекая все соблазны безбожия и модернизма. Другими словами, мужественно идти по тому пути, который начертан на скрижалях нашей Церкви.

2. Быть смелым, свободным голосом Церкви Христовой, бескомпромиссно говорить истину и правду, что делали до сих пор наши первоиерархи.

3. Пользуясь свободой, снисходить к несвободе других, стараясь не осуждать их легко, а понять, поддержать, проявить братскую любовь.

4. Беречь и дорожить церковным единством, чувствуя себя частью живой вселенской Церкви Христовой и достойно нести в ней знамя Русской Церкви.

5. Избегать, где можно, самоизоляции, ибо дух Церкви объединяющий, а не разделяющий. Не искать еретиков там, где их, может быть, и нет, боясь всякого преувеличения в этом направлении.

6. Звать отделившихся от нас русских православных людей и пастырей к единению. Звать не прещениями, а братской любовью во имя страждущей Русской Церкви и многострадальной Родины.

7. Повернуться лицом к возрождающейся России, протянуть ей руку помощи там, где это в наших силах!.[37]

Можно уверенно сказать, что под этими пунктами могли бы подписаться и митрополит Антоний, и митрополит Анастасий, и митрополит Филарет, и все лучшие наши наставники.

Зарубежная Церковь с 1920 года неоднократно стояла перед лицом трудностей, угрожавших иногда самому ее существованию. В нашей среде еще есть немало людей, которые помнят 1945 год, когда казалось, что она может исчезнуть, будучи поглощенной сергианской церковью.[38] Менее известным моментом была попытка врагов Церкви руками самого митрополита Сергия уничтожить РПЦЗ в 1933 году. Его заставили написать своему бывшему ученику и постриженику, Сербскому патриарху Варнаве. Митрополит Сергий требовал упразднить Архиерейский Синод и Собор карловчан. Патриарх Варнава не ответил на это письмо. Он отлично понимал положение Русской Церкви. Не получив ответа, митрополит Сергий опубликовал свое письмо в парижском журнале Московской Патриархии «Православие».

Момент был весьма серьезный. Престарелый митрополит Антоний поручил архиепископу Анастасию подготовить подробный документ, своего рода каноническую апологию Зарубежной Церкви. Оконченный текст был предложен Архиерейскому Собору РПЦЗ 1933 года как проект окружного послания. По прослушании текста архиереи встали как один и пропели архиепископу Анастасию многолетие. Архиепископ Никон (Рклицкий), автор жизнеописания Блаженнейшего митрополита Антония, пишет:

«Послание это является своего рода декларацией Русской Зарубежной Церкви, объясняя ее бытие, причины и обстоятельства ее возникновения, цели и стремления, отношение к безбожной власти и к своей Матери Русской Православной Церкви, и является документом первой важности».[39]

Внимательное прочтение окружного послания Архиерейского Собора РПЦЗ 1933 года убеждает нас в том, что и автор, и принявшие его единодушно архипастыри решали трудные проблемы именно по святоотеческой триединой формуле: каноны, Евангелие, любовь.[40]

Послание не забывает о трудностях, которые испытывал митрополит Сергий, не осуждает его за попытку войти в переговоры с властями, чтобы обеспечить легальное существование Церкви в Советском государстве. Минуя личность, послание четко обличает неправду вынужденных действий, лишающих Церковь драгоценного дара Христовой свободы. Послание написано без казуистики, без снисходительного высокомерия, дышит сострадательной любовью. Обычно этого нельзя сказать о современной зарубежной критике сергианства.

Самый обширный том жизнеописания митрополита Антония (Том VII, объем 424 с.) посвящен русской церковной смуте за границей.

Эмиграция не была однородна. Она отражала в меньшем масштабе все то, что существовало в жизни дореволюционной России. Отсюда – особенности этой печальнейшей страницы истории Русской Церкви. Не имея возможности уделить данной теме должного внимания в рамках настоящего доклада, скажу только, что это время выявляет наших первоиерархов, митрополитов Антония и Анастасия, как исполинов смирения и любви.[41] Принятие «Временного положения о Русской Православной Церкви Заграницей» в 1935 году[42] обеспечило возможность молитвенного общения в трудные военные годы между всеми частями Русской Церкви Заграницей.

Архиепископ Женевский и Западно-Европейский Антоний был серьезно обеспокоен появлением в нашей среде духа, чуждого Евангелию. Он предварил текст доклада эпиграфом из Священного Писания: Милости хочу, а не жертвы (Ос. 6, 6). Перечисленные им примеры братолюбия и снисхождения великих иерархов митрополита Антония, митрополита Анастасия, святого Иоанна (Максимовича) – были в 1974 году напоминанием делегатам Собора о совсем недавней практике сослужения РПЦЗ с новостильными Церквами, участниками ВСЦ (здесь и ниже используется сокращение: ВСЦ – Всемирный Совет Церквей. – Примеч. ред.). Авва Иустин (Попович) замечательно объяснял, что все каноны содержатся в Евангелии и все Евангелие – в одном слове: любовь. Поэтому он сам, с одной стороны, бил в набат об опасностях экуменизма, а с другой стороны – не дерзал стать виновником раскола в Сербской Церкви.

Именно этот дух терпения и снисхождения помог Блаженнейшему митрополиту Антонию не только удержать РПЦЗ в русле святоотеческого Православия, но и повлиять своим авторитетом на другие Поместные Церкви, чтобы замедлить обновленческие тенденции в Православии после Панправославного конгресса в Константинополе в 1923 году. Введение нового календаря он считал прискорбной ошибкой, но не ересью. Поэтому Зарубежная Церковь продолжала сохранять молитвенное общение с новостильниками и даже допускала у себя существование новостильных приходов.

Беженская, а потом иммигрантская жизнь унесла кареты и шестерки лошадей, на которые сетовал критик святого Филарета Московского.[43] Зато эта жизнь создала новый тип архиерея, неведомый благобыту дореволюционной России.

Расскажу два случая из жизни преемника св. Иоанна Шанхайского и Сан-Францисского по кафедре, архиепископа Антония (Медведева), который до Сан-Франциско был в Австралии викарным епископом Мельбурнским. В 1962 году на общем собрании Покровского соборного прихода г. Мельбурна покойный владыка Антоний встал на колени перед казначеем прихода и просил его и группу членов приходского совета подчиниться соборному голосу прихода о желательности иметь о. Димитрия Симонова вторым священником. Прихожане, увидев владыку на коленях, заплакали. Успех архипастыря в проведении собрания был полный.[44]

Второй случай рассказал мне мой покойный тесть, протоиерей Владимир Выговский. В конце 1980-х годов, когда он был клириком Вознесенского собора (Московская Патриархия) в г. Новосибирске, его правящий архиерей, архиепископ (позднее митрополит) Гедеон, рассказал ему как старому эмигранту о своем посещении Америки. Архиепископ Гедеон был тронут до слез ласковым обхождением владыки Антония. Узнав от подходящего ко кресту гостя, что тот – архиерей Российской Церкви, владыка Антоний буквально просиял и с любовью троекратно облобызал его. Как немного нужно, чтобы явить любезную Богу ми-лость!

Владыка Антоний, будучи епископом Мельбурнским, старался помнить о днях Ангела своих пасомых и навещать их в эти дни, иногда уже поздно вечером, идя пешком от трамвая или метро.[45]

В 1980-х годах я был свидетелем трогательной сцены, когда староста прихода г. Крайстчерч в Новой Зеландии Н. М. Кругленко обращался к митрополиту Виталию, называя его по старой памяти беженского лагеря – «отец Виталий». Митрополит обратился потом ко мне и сказал: «Как это хорошо! Архиерей и должен быть отцом больше, чем “владыкой”».

Жизнь русской эмиграции, в особенности до 1945 года, была бы невыносимой, если бы святители и наставники не утешались своей верой в возрождение России и восстановление церковного единства. Положение Церкви за рубежом, а с 1927 года и ее состояние в России считалось временным, чрезвычайным и ненормальным. Можно привести множество высказываний Соборов, иерархов и духовных писателей. РПЦЗ всегда считала Поместный Собор 1917–1918 годов общей для всей Российской Церкви нормативной основой. До митрополита Сергия в самой России архипастыри жили надеждой на скорый созыв именно такого же Собора, который упорядочил бы церковную жизнь, расшатанную обновленцами и безбожниками. Зарубежная Церковь с готовностью ждала возможности представить свои деяния на суд Поместного Собора.[46]