Флавиан Бренье - Евреи и Талмуд
Чтобы окончательно устранить это противоречие, мы и предпослали нашему изложению талмудических текстов исторический образ развитая фарисейской секты, составившей талмуд.
Те, кто сделали нам честь, прочтя нашу книгу, теперь уже знают, что нет ничего общего между законом Моисея, древней религией еврейского народа, и законом талмудическим, современной религией того же народа. Закону справедливости и любви, который в продолжение пятнадцати столетий проповедовали пророки, пятисотлетняя деятельность тайной секты фарисеев противопоставила постепенно учение ненависти и лжи. Со времени Богоубийства этот закон неправды является единственным проповедуемым, изучаемым и почитаемым в синагогах бывшего народа Божия.
Тем не менее, мы от себя не скрываем, что задача наша еще не закончена, так как остается еще два возражения, которые нам можно сделать.
Первое из них есть то, что как бы ни был отвратителен талмуд, он является древнейшим памятником, который, может быть, окружаем синагогою лишь внешним, основанным на предании уважением, исключающем всякое намерение применить к жизни его учение; в таком случае еврейский народ не являлся бы обязательно развращенным талмудом, и не был бы им обращен в постоянного и ожесточенного врага всех народов.
Второе возражение то, что, если даже современная синагога признает все основы учения талмуда и подчиняет им формирование всего нравственного миросозерцания еврейского народа, все же личностям добродетельным всегда возможно исправить приобретенное учение и, не порывая при этом отношения с еврейством, сообразовать свое общественное и частное поведение с общепринятыми правилами честности и чести.
В этой последней главе мы разберем оба эти возражения.
Ту мысль, что талмуд является для современных евреев чем либо почитаемым лишь потому, что он древнейший памятник их истории, хотя бы и изъеденный червями и пережившей сам себя, серьезно нельзя поддерживать. Наоборот, существует большое количество доказательств того, что современные евреи сохраняют к талмуду, его мировоззрению и его учению то же безграничное уважение и послушание, как и евреи средних веков. Мы уже ссылались (глава VI) на голос передового еврейства, «Les archives Israelites», [199] заявляющего: «Что же касается талмуда, то мы признаем его полное превосходство над Библией Моисея». Мы можем также сослаться на голос консервативного Иудейства, «L’Univers Israelites», [200] объявляющего от лица великого раввина R. Trenel, ректора раввинской семинарии, что «талмуд во все времена встречал жестоких хулителей и страстных защитников. В течение двух тысяч лет он был и есть предмет почитания для Израильтян, для которых он является сводом религиозных законов. С другой стороны, он часто служил основанием для отступников нашего учения, черпавших в этом кладезе оружие для борьбы с нами». Следовательно, оба главных течения, разделяющие Иудейство, согласны в вознесении на пьедестал талмуда и его учения. Что же касается Сионистов, проповедующих восстановление государства еврейского предпочтительно в Палестине, то они ярые талмудисты, гордящиеся этим. Таким образом, первое из возражений отпадает: талмуд, осмеивающий традиционного Бога Израиля; талмуд, воздвигший оккультную и пантеистическую веру фарисеев; талмуд, проповедующий ненависть ко всем не-евреям и рекомендующий бороться против них обманом, воровством, убийствами и вероломством, – и по сие время является религиозным сборником евреев; его преподают в еврейских семинариях, и им обрабатывают души еврейских детей. Этим многое объясняется.
Остается второе возражение: честный еврей всегда может, опираясь на свою совесть, противоборствовать вероломным велениям талмуда и руководствоваться в жизни законами честности и чести. Мы не можем безусловно отрицать эту возможность. Но мы знаем, что такая независимость относительно религиозного учения Израиля способна навлечь на такого еврея самые тяжкая затруднения и подвергнуть его серьезной опасности. Действительно, не надо забывать, что еврейский народ, внутри стран, в которых он обитает, объединяется в общины, гораздо более однородные и более крепко спаянные, нежели у представителей других вероисповеданий, не имеющих к тому же такой поддержки в чувстве национализма. Эти общины (кагалы) без сомнения преследуют религиозные задачи; но они имеют также целью поддерживать, несмотря на рассеяние, национальное единство евреев и их управление приобретает благодаря этому основу исключительной крепости. Еврей, открыто отрекшийся от этой власти, рассматривается одновременно как отступник с религиозной точки зрения, и как изменник с точки зрения национальной. Синагога карает его немедленно еврейским отлучением, самым жестоким из всех, когда-либо налагавшихся религиозными сектами.
Талмуд [201] точно устанавливает случаи, когда это отлучение должно быть налагаемо и последствия, им за собою влекомые. Еврей может быть отлучен от синагоги за неповиновение приказаниям своего раввина, за пренебрежение, оказанное религиозным обрядам, за привлечение другого еврея к нееврейскому суду, за данное показание, даже самое добросовестное, направленное против своего единоверца и т д. Отлучение имеет три степени. Третья и последняя влечет за собою побитие камнями, производимое всей еврейской общиной; понятно, что этот обычай, применявшийся еще во времена князей изгнания, при современном состоянии христианского и мусульманского законодательства, более не применяется. Таким образом в настоящее время вопрос идет лишь о двух первых степенях отлучения: первой «Ниддуи» и второй «Хереме».
«Ниддуи» имеет своим последствием удаление из общества подвергшегося ему; никто не смеет к нему подходить ближе четырех локтей, за исключением жены, детей и прислуги; если он умирает, не примирившись с синагогой, то на его гроб должен быть положен камень, как указание того, что он заслуживал быть побитым камнями; в этом случае никто, даже его родственники, не смеет сопровождать его до могилы, или носить по нем траур. «Ниддуи» налагается на срок в тридцать дней и может быть продолжен еще на два таких же срока. По истечении девяноста дней против непокорного, при трубных звуках и при дыме погашенных свечей произносится «Херем» или великое отлучение. [202] «Херем» прекращает всякое общение с отлученным; никто не должен ему помогать, ни принимать от него услуг; его жена и дети должны быть от него удалены; его имущество должно быть отобрано; его тело, после смерти, должно быть брошено в пищу диким зверям. Еврейская община, в полном составе, должна содействовать проведению «Херема», со всей строгостью.
Скажут, что это простая формула, проведение в жизнь которой, при современных законоположениях совершенно невозможно.
Однако, говорящие так, глубоко заблуждаются; «Херем» не есть пустая формула, и непокорный еврей, на которого он наложен, действительно находится под угрозой не только строгого карантина, но еще и рискует быть лишенным своего имущества и быть разлученным со своей женой и детьми. Это относится не только до стран востока и некоторых русских и австрийских областей (где еврейское население очень густо и где христианская и мусульманская власть плохо вооружены для оказания противодействия), но также и до западной Европы и даже Франции. И те, кто в этом сомневаются, пусть ознакомятся со случаем турского раввина Генриха Брауера, которому аббат Виаль посвятил очень интересую брошюру в 120 страниц. [203] Генрих Брауер, родился в Польше в 1866 году, был в ранней молодости привезен в Эльзас, где учился в раввинской школе в Метце, потом переехал во Францию, где и занимал места раввина в Ружемон ле-Шато (около Бельфора), в Ламарше (Вогезы), в Дюнкерке и в Клерман-Феране. Он принял французское подданство в 1898 году и был назначен раввином в Тур, где находится большая еврейская колония. Все раввинские верхи Франции и заграницы признавали его исключительное знание еврейских наук.
Тем не менее эти науки, без сомнения, не смогли сделать из Генриха Брауера бесчестного человека. Действительно, в конце 1900 года, он имел случай заработать большую сумму денег и, в то же время, оказать услугу своему знаменитому соплеменнику, и он не сделал ни того, ни другого, так как его совесть ему этого не позволила.
Вот при каких обстоятельствах произошел этот случай. Один оружейный мастер из Тура Юлий Менье изобрел военное ружье, представлявшее исключительные преимущества в легкости, дальнобойности, начальной скорости полета пули и скорострельности. Он задумал продать это ружье за 200.000 фр. изменнику Дрейфусу, пересматривавшееся дело которого в то время волновало всю Францию. Дрейфус подарил бы это ружье Франции и этим красивым жестом дал бы своим сторонникам драгоценное доказательство своей невинности.
