Сергей Лукацкий - Самый громкий процесс нашей эры. Приговор, который изменил мир
Чему равнялся упоминаемый и ставший знаменитым сребреник Иуды, сказать сложно. Вероятнее всего, сребреником называется серебряный сикль (шекель-кадеш), единственная монета, которая имела хождение в Храме и которой оперировали коэны, якобы подкупавшие Иуду. Ценность шекеля, по сведениям Иосифа Флавия, равна приблизительно 4 римским динариям (или4 аттическим драхмам): «Сикль представляет еврейскую монету, равную четырем аттическим драхмам»(Flav.lud. Ant. III. 8: 2). Как известно, драхма - это около 4 граммов серебра (возможны колебания в зависимости от времени и места чеканки), тогда шекель - это что-то около 14-17 граммов серебра. А только одно миро, израсходованное на голову Иисуса, стоило в два с половиной раза больше. Так какой же был смысл Иуде, если он руководствовался корыстью, самому резать курицу, несущую золотые яйца, и отдавать на смерть человека, проповедь которого приносила столь щедрые дивиденды, находившиеся в его полном распоряжении? Нет, корысть - это абсурдное объяснение.
Возможно, Иуда этим шагом хотел вынудить Иисуса к раскрытию своего высокого статуса. Будучи радикалом-сикарием, Иуда мог надеяться на то, что Мессия в критической ситуации вынужден будет начать с помощью Яхве активные действия против римлян.
Но пожалуй, единственным разумным объяснением может быть то, что Иуда выполнил волю своего Равви, выступив в роли своеобразного эсхатологического катализатора, став детонатором ожидаемого Иисусом апокалипсиса. Такую версию подтверждает приказ: «Что делаешь, делай скорее» (Ин., 13: 27). Это логичное объяснение, но оно диссонирует со словами Иисуса: «Впрочем, Сын Человеческий идет, как писано о Нем, но горе тому человеку, которым Сын Человеческий предается: лучше было бы этому человеку не родиться» (Мф., 26: 24; Мк., 14: 21; Лк., 22: 22) - что заставляет счесть эту цитату поздней интерполяцией, как и всю речь о плоти и крови. Или следует предположить, что этот намек адресован не Иуде.
Когда Иисус сообщает ученикам, что один из них предаст Его, это вызывает у них странную реакцию. Вопрос «Не я ли, Господи?» (Мф., 26: 22) не предполагает, что они думают о злонамеренном акте. Скорее это наталкивает на понимание ими того, что любой из них может совершить неосторожный шаг в условиях жесткой конспирации и стать причиной провала. Это объясняет странную реакцию Иоанна и Петра, когда якобы им открывается личность предателя. Они не выказывают ни тени возмущения, никаких эмоций. А ведь Иоанн проявил себя как человек горячий и невоздержанный, за что и получил свое прозвище - Воанергес. Да и Петр охотно хватался за меч, что также говорит о его несдержанности. Почему же они не подняли шум и не остановили потенциального предателя? Напрашивается объяснение, что они понимали - это воля их Учителя, необходимая часть Его плана, в которую они не могут вмешиваться.
К тому же предателем мог быть и не Иуда, он просто оказался козлом отпущения. На эту мысль наталкивает эпизод из Евангелия Иоанна: «За Иисусом следовали Симон Петр и другой ученик; ученик же сей был знаком первосвященнику и вошел с Иисусом во двор первосвященнический. А Петр стоял вне за дверями. Потом другой ученик, который был знаком первосвященнику, вышел, и сказал придвернице, и ввел Петра» (Ин., 18: 15-16). Кто был тот таинственный ученик, который имел право беспрепятственно входить в дом первосвященника? Наверняка там была охрана, ведь первосвященник и его свита - пособники оккупантов. Они знали, что постоянно находятся в опасности, сикарии «убивали людей среди белого дня и в самом городе» (Flav.Jos. Bel. lud. II. 13: 3). Кроме того, этот «другой ученик» совершенно не опасается римских солдат, арестовавших Иисуса. Он не шел как Петр, таясь и удерживая дистанцию, «следовал за Ним издали» (Мф., 26: 58; Мк., 14: 54), а «вошел с Иисусом во двор первосвященнический», то есть следовал рядом с солдатами и арестантом. Значит, римляне воспринимали этого человека в качестве «своего». «Другой ученик» не просто вхож в дом маститого чиновника, он вправе отдавать указания придвернице, которая знает его как сподвижника преступника, только что доставленного солдатами. Откуда у него власть над домочадцами высшего жреца в иерархии Храма? Видимо, он вошел внутрь дома первосвященника и присутствовал на допросе Иисуса, а не остался во дворе, как Петр, поскольку не вступился за него, когда слуги задавали первоапостолу неудобные вопросы. Какие сведения он предоставил и в каком качестве выступил на допросе, Иоанн умалчивает. Это очень таинственный эпизод, дающий повод для разнообразных подозрений.
Против поголовного осуждения Иуды христианами говорит Ириней, описывая идеологию секты каинитов: «Все это прекрасно понимал Иуда-предатель, и единственный из апостолов понял истину и совершил таинство предательства, посредством которого, по их словам, все земное отделяется от небесного. Они создали ложную книгу, которая называется Евангелием от Иуды» (Ириней Лионский. Против ересей. I. 31: 1). А в апокрифическом «Евангелии от Варнаввы» говорится, что Иуда изменил облик и стал Иисусом. Искариота якобы казнили вместо Иисуса, что дало возможность ученикам говорить о воскрешении их Учителя.
Традиция гласит, что Иуда раскаялся и покончил с собой, возможно, он тяжело переживал безуспешность своего шага и разочарование от его последствий.
Ессеи
Существует множество предположений по поводу возможной этимологии слова ессеи. Возможно, это производное отассидеи — благочестивые, или арамейского асайа — целители (терапевты), или греческого хосиос — святые, или ивритского хашаим — молчаливые. Единого мнения в среде исследователей выработано не было. Но предположение о том, что название «терапевт», упоминаемое Филоном, есть греческий перевод термина ессей, представляется весьма вероятным. А к Иисусу люди приходили «врачеваться у Него от болезней своих» (Лк., 5: 15). Значит, и ессеи, и Иисус - это врачеватели, терапевты.
