Дуглас Хардинг - Религии мира

Пророки и священники

Этот Единый Бог разговаривал с еврейским народом через Моисея, великого законодателя, и пророков — необычных людей, которые, как и шаманы на более низком культурном уровне, время от времени становились «одержимыми» Его духом. Через них он общался со своим народом, предупреждал, критиковал, приказывал, провозглашая свои желания относительно конкретики проживания их жизней. Самые важные из его посланий им были, во-первых, в том, что он был единственным истинным Богом, Единственным, кому следовало поклоняться; и, во-вторых, что возобновляющаяся тенденция возвращаться к древнему поклонению духам была худшим из грехов и основной причиной Его божественного гнева и их страданий как нации. Ветхий Завет — в основном история о том, как монотеизм пророков постепенно победил политеизм народа, q

В Ветхом Завете также описывается совершенно другой вид религиозного функционера — священник, эксперт по публичному поклонению. Его роль дополняла роль пророка. Так же, как пророк действовал сверху вниз, от Бога к людям, так и священник действовал снизу вверх, от человека к Богу, поддерживая, таким образом, двустороннее движение между Небом и Землей. Пророки разъясняли Бога человеку, а священники примиряли человека с Богом, предлагая от его лица необходимые молитвы и жертвоприношения. Такие жертвоприношения, и особенно ритуальное убийство животных — характерное для большинства ранних религий — должны были служить расплатой за грехи и предотвращать божественный гнев, а также служить знаком благодарности за прошлую благосклонность и обеспечивать будущие. Вид льющейся на алтарь крови (для людей примитивных культур кровь обладала огромной магической силой) и запах сгорающей плоти должны были утихомирить божество. В некоторых религиях их рассматривали как его пищу, без которой он ослабеет, и все в Природе выйдет из строя.

По мере того как под воздействием пророков религия евреев становилась более утонченной, на смену животным жертвоприношениям пришла жертва «сердца сокрушенного и смиренного», что радовало Господа больше, чем любое сожженное подношение. На самом деле, моральное развитие евреев зеркально отражается в моральном развитии их Бога, который из деспотичного, раздражительного и мелочного восточного властелина превратился сначала в справедливого и милостивого Бога, а в конце концов и в Любящего Отца — даже для неевреев. Но Он всегда полностью отделен от Своих детей. Его святое Слово записывают, Его Дух нисходит на пророков, Его Закон живет в сердцах праведных; но Он остается вечно отдаленным, трансцендентным, неописуемо священным. Иудаизм не учит, что Бог внутри нас: он не мистичен. Его совершенный человек — тот, кто следует букве и духу закона, цитируя Писание и смиренно идя вместе со своим Богом. Они идут рядом, и нет никакой возможности их слияния.

Забавно, что народ и вера, так твердо настроенные на то, чтобы удерживать Бога и людей отделенными друг от друга, породили Иисуса из Назарета, которого сегодня сотни миллионов почитают как Бога.

Иисус из Назарета

Нет сомнений в том, что Иисус был реальным историческим персонажем, история жизни и смерти которого, описанная в Евангелиях от Матфея и Марка, в общих чертах правдива. Детали — в том числе свидетельства о Рождении Христа от Девы, Вознесении и более впечатляющих чудесах — другое дело. Знатоки христианства будут спорить, просматривать все доказательства и по-своему трактовать эту историю на протяжении еще многих веков. Тем временем простые христиане принимают Евангелие более или менее на веру, не озадачиваясь его противоречиями и неправдоподобиями.

«Что вы думаете о Христе?» — вот основной вопрос, на который нам надо ответить самим себе. Пока мы этого не сделаем, мы не можем по-настоящему знать, христиане мы или нет. Давайте рассмотрим здесь две точки зрения, две оценки Иисуса, из огромного числа имеющихся. Первую можно назвать «либеральной», или «неортодоксальной», точкой зрения, вторую — «консервативной», или «ортодоксальной». Или, как назвали бы их некоторые христиане, внешний, или нехристианский взгляд, и внутренний, или христианский взгляд на Христа.

«Неортодоксальный» взгляд на Христа

Иисус был последним — или предпоследним — и величайшим из иудейских пророков. Как и все они, он заявил о своей «одержимости» Господом: «Дух Господень на Мне; ибо Он помазал Меня благовествовать…» И как столь многие из них, он проповедовал тем, кто его не слышал. Он был отвергнут, опозорен и казнен как преступник.

Его послание заключалось в том, что Сила, которая стоит за всем во Вселенной, — самоотверженная Любовь и что мы должны любить друг друга как можно сильнее, как любит нас Господь. В этом нет ничего уникального — другие иудейские пророки, так же как другие религии (как мы уже видели), говорят что-то в этом роде. Но энергия, интенсивность, благородство подачи, неотделимое от трогательной истории жизни и необыкновенной личности Христа, — вот что действительно уникально, и воздействие на его последователей явно было огромным.

Но Иисус был больше чем пророк, движимый Духом Господа, больше чем человеческий сосуд или временный рупор этого духа. Великий религиозный гений, почти наверняка не имеющий гуру и не принадлежащий к мистической традиции, способной взрастить его огромный талант, он переключался от человеческого сосуда к божественному Содержанию: он отождествлял себя с обитающим внутри Духом. Он знал, что является Единым с Отцом, уже не просто сельским плотником, а Самим Богом. Если бы этот переворот в сознании произошел в Индии того времени (или даже сегодняшнего), ни Христа, ни его последователей вовсе не сочли бы уникальными. Там это считается основополагающим опытом просветления, который испытывает каждый мудрец и аватар, — это Освобождение от «бытия человеком» в «бытие Богом». На самом деле, именно подобный опыт и есть сознательная цель бесчисленных серьезных духовных искателей на Востоке и конечная судьба всех. Но в немистической еврейской традиции о подобном опыте не могло быть и речи: если такое и происходило, об этом непременно нужно было молчать. Любой, кто публично заявлял, что он — Сын Бога, или един с Богом, или и есть Сам Бог, совершал ужасное богохульство — или, в противном случае, он действительно был уникальным Сыном Божиим! Так что Иисус был более или менее вынужден приписать своей божественности уникальность, или, в крайнем случае, это должны были сделать за него другие.

Мы не можем быть уверены в том, до какой степени исторический Иисус считал себя Богом в такой степени, в какой никто никогда бы не мог стать, кроме него. У его последователей не было его мистического гения, но они ощущали его магнетизм и авторитетность, и потому, что вполне естественно в этой немистической стране, они стали считать его абсолютно уникальным. Сначала они приписали ему роль обещанного национального спасителя, мессии, героя-посланника небес, который освободит евреев от политической зависимости и морального упадка: и, по-видимому, он принял на себя эту роль, не вовлекаясь при этом в политику. И со временем они стали приписывать ему более возвышенную роль уникального посредника, сочетающего в себе идеального пророка (который разъясняет Бога человеку) и идеального священника (который примиряет человека с Богом), так как сам он в некотором смысле был одновременно и Богом, и человеком.

Сначала казалось, что его распятие положило конец всем надеждам его учеников и означало полный провал его миссии. Но вскоре в их глазах оно и стало самой целью и кульминацией этой миссии. Его роль была еще более расширена: теперь он был не только пророком и священником, Богом и человеком, а окончательной и идеальной жертвой, которая примирила и объединила Бога и человека. Его ужасная смерть рассматривалась как осуществление, внутренний смысл многих тысячелетий животных жертвоприношений. Сам Господь, в лице Его любимого Сына ставший совершенным человеком, теперь стал жертвой, чья пролитая кровь искупила грехи человечества раз и навсегда. Таким образом, Бог остается идеально справедливым и при этом идеально любящим, и человек спасен — при условии, что он всем сердцем верит в Уникального божественного сына и действенность его жертвы.

Короче, Иисус Христос стал для своих ранних еврейских последователей полным осуществлением иудаизма как религии, вобрав в себя все его разрозненные значения и завершив его трагическую историю. Таким образом, не удивительно, что при изложении его жизненного пути в Евангелии их благоговение и любовь к нему вдохновили их на поэтическое, а не научное повествование. Нельзя ожидать, чтобы набожные биографы, будь они учениками Гаутамы Будды, Конфуция или Иисуса Христа, писали исторические очерки.

Но по духу Евангелия правдивы. Они описывают — так, как не под силу никакому бесстрастному изложению, — живой опыт учеников и то влияние, которое на них оказывал их Учитель. Попав под очарование его просветления, его пробуждения к Богоподобию, они сделали что могли, чтобы все мы тоже попали под это очарование. И как им это удалось! Кто может сравниться с ним — в истории религии, в истории всего мира?