Андрей Кураев - Церковь в мире людей
В 1999 году молоденькая журналистка из газеты "Сегодня" взяла у меня интервью о Пасхе. Материал должен был появиться в Великую Субботу. Утром в пятницу отправляю ей по электронной почте правленый текст интервью. В середине той же пятницы она звонит мне и говорит, что все хорошо, материал пошел. Утром в субботу раскрываю газету. Интервью нет. Но мой текст есть. Он объединен в статью, а под статьей стоит фамилия журналистки. Мое имя не упоминается. Звоню ей. Девушка чуть не в слезах говорит: понимаете, в последнюю минуту редактору позвонил Гусинский и потребовал, чтобы Вашего имени в нашей газете не было…
По мне же – пусть цензура будет открытой, гласной, как было в царские времена, когда в каждой книге указывалось имя цензора, который и нес ответственность за эту цензуру как перед начальством, так и перед читателями и перед автором[24].
В условиях же, когда цензуры нет, а дурь на книжных прилавках есть, часто приходится идти на личные неприятности и говорить резкие вещи об уже растиражированных чьих—то суевериях.
– Отец Андрей, вам приходилось встречать во властных структурах людей, верующих искренне и глубоко?
– Вот—вот: они тоже – люди. И все человеческое бывает в них, в том числе и покаяние, и молитва. Я помню как в 1991 году на одной из первых патриарших служб в Кремле Иван Силаев, председатель правительства России, после службы зашел в алтарь – поздравить Патриарха с праздником. Я стоял рядом и все слышал. Другие VIP’ы подходили, говорили дежурные поздравительные слова и уходили. А Силаев вроде бы формальный поцелуй с Патриархом использовал для того, чтобы шепнуть ему: "Ваше Святейшество, помолитесь обо мне…". Это было сказано по ту сторону иконостаса, не было тележурналистов – это была действительно личная просьба.
– Представитель президента России по Центральному федеральному округу Георгий Полтавченко, бывший генерал КГБ, демонстрирует просто отчаянную влюбленность в Православие и Патриарха. По—Вашему, искренне?
– Наше личное общение (мы паломничали в Иерусалим перед Пасхой 2003 года) было слишком кратким, чтобы понять, насколько искренни его симпатии к Православию. Во всяком случае мне стало понятно, что у нас есть некоторые общие антипатии. И глаза у него хорошие. Мне кажется, что он производит ощущение случайно зашедшего "чужака" не в Церкви, а во власти.
– А Вы верите в подобные перерождения, когда генералы КГБ или чего—то еще, министры, губернаторы и иже с ними вдруг становятся верующими людьми и рьяно берутся за исполнение православного долга?
– Такое возможно. Тем более, что это происходит не во II или III веке, а в XXI. За эти века христианство перестало быть только верой. Оно стало еще и национально—культурной традицией. Поэтому сегодня в нашу Церковь приходят двумя путями.
Одни люди приходят потому, что искали истину. Они искали Небо, а, войдя в Церковь, кроме неба обрели еще и землю – почву под ногами. Они искали истину, а нашли свою родину. До крещения история и культура России казалась им (и мне) скопищем несуразностей и ошибок. Но принятие Евангелия дало возможность стать единомысленным с Андреем Рублевым и Достоевским…
Мое вхождение в Церковь тоже стало двойным обретением: я не только небо над головой нашел, но и землю под ногами – я начал ощущать историю. Историю своей страны, народа, языка, Церкви… До этого я был воспитан в советском духе; история начинается только сейчас, и даже не сейчас, а с XXI века: любой подросток 60—70—х годов мечтал дожить до 2000—го года – там такое начнется!… Если не коммунизм, то космическая одиссея – точно. И лишь после крещения я смог внимательным и понимающим взглядом посмотреть в прошлое и радостно содрогнуться, расслышав слова молитвы – «Боже отцов наших!»…
А есть люди, для которых первична не философия, а боль за свою Родину. Они болеют за страну, мучаясь все время вопросами – кто мы такие, откуда, зачем? И однажды они начинают понимать, что невозможно ответить на эти вопросы, не разобравшись, что же такое Православие. В поисках земли они обретают Небо.
Но встречаемся все мы в одном месте – в храме. И вместе можем сказать о себе словами кинчевской "Трассы Е—95": "Я иду по своей земле к Небу, которым живу". Я думаю, что для таких людей, как Полтавченко, естественнее второй путь.
– А может все проще: чисто карьерные соображения ведут сегодня чиновников в Православие? Раз президент страны с крестиком, так и другим не грех подтянуться…
– Не думаю. Все прекрасно понимают, что сегодня любая попытка сделать шаг навстречу Церкви вызывает просто ушаты критики в СМИ… Последний пример – министр образования Владимир Филиппов. Как только он предложил идею "Основ православной культуры", началось просто бешеное неприятие, атака практически во всех СМИ страны. Поэтому здравомыслящий политик должен учитывать, что демонстрация своей приверженности к православной вере может стоить ему карьеры – пресса просто с удовольствием загрызет.
– У политиков довольно часто встречается фигура речи «мы русские, мы православные». Насколько правомерно отождествление русского и православного? Насколько сегодняшняя Россия – православная страна, учитывая, что по разным данным, регулярно причащается от 1 до 7% населения?
– Как раз у политиков я такой фигуры речи не встречал. Она часто встречается в газетах, но не у политиков федерального уровня.
Что же касается формулы "русский – значит, православный" – на культурологическом уровне она безусловно верна. Ну вот скажем, Лев Толстой. Формула "Лев Толстой – православный философ" будет неверна. Но сказать, что "Лев Толстой – православный художник", – это совершенно справедливо.
– Не раз приходилось слышать, что Церковь не вмешивается в жизнь общества, у нее достаточно своих проблем. Тем не менее все, что происходит в обществе, воздействует на саму Церковь. Ее пробуют растаскивать по национальным и политическим квартирам.
– Да, пробуют. Но если на Западе общественное мнение желает видеть Церковь социально активной, желает, чтобы она участвовала в политике, боролась за чьи—то права, то в России, напротив, авторитет у Церкви есть именно потому, что она в политику не вмешивается. Люди хотят, чтобы в жизни оставались островки, где можно было бы быть человеком, а не членом какой—то партии. И критерии, по которым оценивается епископ в католичестве и Православии, очень разные. На Западе, если католический священник не будет активно участвовать в общественной жизни, политике, это будет казаться странным. А в Православии, если епископ начинает делать политические заявления, то у людей появляется недоумение: что это он в политику полез? Ему что – молиться надоело?
Церковь вне политики по самой своей сути. То, чем она живет, находится вне компетенции любых парламентов и референдумов. Но есть разница: чем живет человек и в чем он живет. Он может жить, то есть питать свою душу, находить повод к жизни в высокой музыке. Но жить при этом он может в коммунальной квартире. Сказать, что этот музыкант живет квартирно—коммунальнымии интригами и сплетнями, было бы неверно. Но в то же время вряд ли ему удастся всегда оставаться от них в стороне.
Так и Церковь: она вне политики по своей сути и она соприкасается с политикой на своей периферии.
– Сейчас происходит некая полуполитизация Церкви, что ли… Даже не знаю, как это правильно назвать. Это нормально, в этом нет никакого противоречия?
– Тем, кто говорит о сращивании Церкви с государством, хочу напомнить, что Церковь просто не участвует в жизни государства. Церковь не занимается назначением чиновников и контролем за ними, Церковь не цензурирует законы, Церковь не занимается формированием и распределением бюджета, не контролирует награды и наказания, раздаваемые государством, не формирует внешнюю и внутреннюю политику государства. Кстати, все эти "не" верны и относительно влияния государства на внутреннюю жизнь самой Церкви. Я знаю немало случаев, когда чиновники не только регионального, но и кремлевского уровня желали, чтобы определенный человек был назначен епископом той или иной области, а Патриарх принимал совсем другое решение.
Происходит не слияние Церкви и государства, а простое сближение церковной и светской элиты. Но светская элита не есть государство и церковная элита не есть вся Церковь. Такой процесс свидетельствует лишь о том, что назрела потребность в общении. Речь не о том, что светские чиновники будут согласовывать свои действия с Церковью, или епископы станут сверять свои решения со светской властью. Просто священник или епископ перестали быть изгоями, вот и все.
– Не так давно прошла информация о том, что уже подготовлен президентский указ, возводящий Православную Церковь в ранг государственной. Такое действительно возможно?
