Протоиерей Александр - ХРИСТОС И ЦЕРКОВЬ В НОВОМ ЗАВЕТЕ

Неотъемлемой частью шифрованного языка апокалипсисов составляли числа с их не столько арифметическим, сколько богословским или символическим значением[1061]. Наиболее популярными были следующие числа, символика которых во многом понятна и используется до сих пор:

7 — символизирует совершенство, полноту, гармонию.

6 (7-1) — символизирует несовершенство как неполноту гармонии, а значит, ущербность, порок и вообще зло.

3,5 (7:2) — символизирует несовершенство как кризис (критическая точка в середине), как время испытания, страданий и гонений. Это число чаще всего означает временные сроки и может выступать в разных вариантах с различным временным наполнением, сохраняя один и тот же указанный смысл:

И они преданы будут в руку его до времени и времен и полувремени (Дан. 7, 25).

Здесь 1+2+0,5 = три с половиной года.

Они будут попирать святый город сорок два месяца (Откр. 11, 2; ср. 13, 5).

42 месяца — это те же три с половиной года.

И они будут пророчествовать тысячу двести шестьдесят дней (Откр. 11, 3; ср. 12, 6).

1 260 дней — опять-таки три с половиной года. Можно встретить, однако, и три с половиной дня (см. Откр. 11, 9).

12 — символизирует Израиль, состоящий из 12 колен. Иначе говоря, это число народа Божия.

4 — символизирует весь мир (четыре стороны света).

1 000 — символизирует неисчислимое множество.

Указанные числа могут составлять комбинации, усиливая смысл. Например, сто сорок четыре тысячи = 12 в квадрате, помноженное на 1000. Это означает народ Божий, остающийся самим собой в неисчислимом множестве.

При этом еще следует учитывать, что многие числа искусно сокрыты в ткани апокалиптического повествования. Так, в Откровении св. Иоанна имя «Иисус» используется 14 (дважды по 7) раз, а «Христос» — 7 раз[1062]. Вообще, число семь — один из ключевых символов Откр.[1063]

Богослужебный культ (в любой религии) сам по себе несет большую символическую нагрузку. В апокалиптических видениях встречаются описания богослужебных церемоний, что выражает уже некие апокалиптические идеи. Яркий пример — видение небесного богослужения, описанное в Откр. 4–5. К его рассмотрению обратимся позже.

Описанная причудливая символика тесно связана с эзотеричностью. Как будто это намеренная зашифровка и не всегда ясно, что она означает. Все это должно храниться в секрете порой в течение какого-то времени. Иногда дается прямое указание, как, например, Даниилу «запечатать видение»:

Сокрой это видение, ибо оно относится к отдаленным временам (8, 26).

В конце его книги мы читаем:

Иди, Даниил; ибо сокрыты и запечатаны слова сии до последнего времени (Дан. 12, 9).

Эзотеричность имеет и историко-политическую обусловленность. Апокалиптика играет роль своего рода «подпольной литературы». Ведь вокруг — ситуация кризиса, гонений, а идеи, возвещаемые апокалиптическими произведениями — крамольны.

Так, книга Даниила написана при Антиохе Епифане около 165-го года до Р. Х. Аналогичен, хотя и написан в другую эпоху, кумранский свиток «Войны сынов света с сынами тьмы». 3 Ездр. и 2 Вар. написаны во времена кризиса иудаизма после падения Иерусалима. Наконец, Откр. написано во времена гонений при Домициане (95-й год)[1064].

В связи с экстремальными условиями гонений выдвигаются особенно суровые нравственные требования[1065].

С одной стороны, перед нами типичное библейское видение истории — не безнаправленное вращение с бесконечными повторениями, а устремленная к цели прямая линия. Такой взгляд на историю, характерный для Библии в целом, полностью принимается апокалиптикой. С другой стороны, взгляд апокалиптика четко различает некий разрыв в историческом процессе и вообще в бытии двух (или даже более) миров. Греческое ai)w/n можно перевести и как «век» (чаще всего так и делают), но и как «мир», «мироздание».

Всевышний сотворил не один мир, но два (2 Езд. 7, 50)

Для апокалиптика «век грядущий абсолютно другой»[1066].

В свою очередь и этот, нынешний век также разделен на промежутки, олицетворяемые различными зверями (как, например, в Книге Даниила) или печатями (как в Откр).

Христианские апокалипсисы отличаются от иудейских тем, что век грядущий уже наступил, ибо его наступление связано с состоявшимся Пришествием Христа.

С различием двух веков связана одна парадоксальная особенность апокалиптики: сочетание крайнего пессимизма и оптимистической надежды. Пессимизм в апокалиптике связан с этим веком, а надежда на процветание и блаженство — с будущим. Этот век непременно закончится поражением и всеобщей погибелью (очевидно, именно поэтому слово «апокалипсис» в просторечии стало синонимом выражения «конец света», означающего мировую катастрофу). На пепелище воскреснет будущий век цветущей жизни. В ее описаниях авторы не скупились на средства. «Одно из наиболее грандиозных, даже гротескных выражений этой надежды содержит текст 2 Вар. 29, 5:

Земля будет плодоносить в десять тысяч раз больше, на каждой лозе будет тысяча ветвей, на каждой ветви по тысяче гроздей, а в каждой грозди по тысяче виноградин. И каждая виноградина будет приносить кор вина (450 литров!)[1067]

В описаниях Небесного Иерусалима в Откр. 21–22 мы встречаем аналогичные образы изобилия (см., например, Откр. 21, 16-21; 22, 2. 5).

Подобные настроения, сочетающие крайний пессимизм и сверхнадежду, во времена гонений тоже были вполне уместны. Чтобы поддержать веру и надежду в верующих, автор пытается открыть конец истории, снять с нее покров и показать, что мир неисправимо порабощен злом, но в конце концов Бог его разрушит и воссоздаст Свой мир в преображенном виде.

При этом важно, что имеется в виду не абсолютно новое творение, а воссоздание мира заново: ведь именно таким и был замысел Божий, сокрытый до века. Несмотря на то, что зло идет к своему видимому торжеству, Бог тем не менее полностью контролирует события. И Он открывает избранным Свой план установить Свое Царство.

Описываемый в апокалиптике кризис свидетельствует о жажде Конца.

На сколько времени...? (Дан. 8, 13); Когда будет конец...? (Дан. 12, 6); Как же и когда это будет? (3 Ездр. 4, 33)

Рядом со сдерживающими словами «Не спеши подниматься... выше Всевышнего, ибо напрасно спешишь быть выше Его! Слишком далеко заходишь!» (3 Ездр. 4, 34) одновременно создается и впечатление, что Конец не за горами. Уже исполнилась целая вереница пророчеств, из которых осталось лишь стремительно осуществиться последним: камень уже оторвался от горы (см. Дан. 2, 34).

Апокалиптическая катастрофа описывается по-разному: как социально-политические катаклизмы (войны, массовые убийства), как стихийные бедствия (эпидемии, засухи, наводнения и т. п.) и даже как сверхъестественные космические катаклизмы. Нередко в них участвует весь видимый и невидимый мир, в том числе ангелы, духи и т. д.

«В пророческой литературе Божий замысел осуществляется обычно посредством Мессии, который является человеком. Но апокалиптические писания традиционно говорят о Сыне Человеческом — трансцендентном, почти божественном существе (Дан. 7, 13-14; 1 Енох; Мк. 13, 24-27; Откр. 14, 14-16; возм., 3 Езд. 13)»[1068].

В конечном итоге все это приводит к блаженству народа Божия.

«В отношении язычников мнения расходились. Некоторые, особенно ранние писания содержат предвидения того, что язычники будут приведены к совместному блаженству с Израилем. Но более характерны (особенно для поздних произведений) другие интонации: все народы, выступавшие против Израиля, будут уничтожены — мечом или непосредственным вмешательством Божьим. Есть некоторая надежда для народов невинных или раскаявшихся; но, хотя они и пощажены, их роль в новом веке — служить Израилю.

Частично эта эсхатологическая надежда связывается с воскресением... Умершие праведники будут возвращены к жизни для блаженства в новом веке. Реже встречалась вера в то, что грешники тоже воскреснут, чтобы быть судимыми. Раннюю формулировку этого чаяния мы находим в Дан. 12, 2:

Многие из спящих в прахе земли пробудятся, одни для жизни вечной, другие на вечное поругание и посрамление.»[1069]

§ 17. Первоначальное христианство как апокалиптическое движение

Нетрудно заметить, что многое из сказанного выше глубоко усвоено христианством и удерживается в качестве базисных духовных и богословских истин. Прежде всего это касается богословского осмысления мировой истории и ее смысла: православные христиане твердо знают и даже любят говорить о конце истории как о некоей неизбежной финальной катастрофе («о нашем поражении» и т. п.), из которой вырастет «жизнь будущего века» — ведь и Христос потерпел полное и окончательное поражение, умерев на Кресте, чтобы затем не просто ожить, а воскреснуть, прославиться в новом бытии.