Александр Петров - Дочь генерала
Несколько раз, возвращаясь домой со свидания поздней ночью, он сталкивался в подъезде с суровыми ребятами в перчатках на сжатых кулаках. Если они ограничивались банальными угрозами, Сергей молча проходил мимо и вызывал лифт. Если они приступали к физическим мерам воздействия, он несколькими хорошо поставленными ударами придавал им горизонтальное положение и вызывал лифт. Эти неуклюжие попытки насилия лишь сильней разжигали в нем увлечение Кристиной.
Роман их стремительно развивался. Она представила Сергея своим друзьям. И хоть были они совершенно разными, но что-то незримо их всех объединяло. Что — он понял несколько позже.
Нинок и Лайна весь вечер щебетали о штанах, ресторанах, толкучках, барах, дядях-меценатах, дискотеках.
Анна Львовна увлекалась одиночными путешествиями в необычные места: Соловецкие острова, Кижи, байкальские дюны, Тянь-Шань. Часами она показывала слайды этих «сваеабдазных мест», взахлеб рассказывала о своих приключениях, порывисто доставая из шкафов сувениры, талисманы, какие-то камешки, коряги.
Валерий Анисимович слыл эстетом. Он утонченно описывал посещение вернисажей, осмотр коллекций своих знакомцев, носил длинные седые волосы, лакированные ногти. Когда уносился он духом в неведомые дали гармонии, Сергей с иронией наблюдал за его взглядом, скользившем от коленок девушки до обтянутых джерси плеч и обратно. На старинном бюро покоились пожелтевшие фолианты, бронзовые часы из трепетного полумрака мерным баритоном оповещали о прошествии очередного получаса. Над тяжелым, темного дерева комодом висели китайские расплывчатые картины, рисунки в карандаше, темные иконы.
Захар свою пропыленную холостяцкую берлогу называл «студией». Он молча раскладывал на полу огромные картоны с печальными зеленоватыми лицами, обнаженными мясистыми женщинами, увядшими цветами. Разливал по алюминиевым кружкам кислое вино, раскуривал резную трубку, набитую махрой. Комната наполнялась сладковато-горьким дымом и многозначительным молчанием. Кристина с уважительным пришепетыванием называла его демоническим художником и была в восторге от этих мертвенных картонок.
Заезжали они к Шурику, щедро медалированному чемпиону. Тот демонстрировал кубки, призы, ленты, квартиру и «тоёту». Урон в общении с ним ввиду абсолютной его невменяемости щедро компенсировал он подарками, напитками и беззлобностью огромного младенца.
Жизнь Сергея мчалась, как гоночный автомобиль по гладкому шоссе. Мелькали интерьеры, лица, гремела музыка, шелестели разговоры, расплывался сигаретный дым, хрустально звенели бокалы, сверкали камни, глаза и зубы. С некоторых пор, заручившись одобрением своих друзей, Кристина называла его женихом.
Зыбкость, зыбкость, зыбкость, зыбкость,Словно песок течет сквозь пальцы.Словно туманная жидкая мылкостьВновь совершает мистический танец.
Белые руки сквозь жесткие прутьяТак и тянутся к мягкому горлу.Белые руки суставы крутят,Будто хрусталь ломают взоры.
Падают, падают с мягким звономНебесным даром браслеты на руки.Слух ослепило свежительным громом,Небо взыскрилось в радуги-дуги.
Снова свободно мягкое горло,Снова суставы вправлены в русла,Только немного душно и торно,Только немного, пусто и грустно.
В зимние каникулы они ездили в Таллин. Сергей произвел «более чем благоприятное» впечатление на родителей Кристины. Здесь импонировали его опрятность, вежливость, умение вести себя за столом, происхождение и благородные цели в жизни.
Последним пунктом его «программы всеобщего обольщения» значилось создание неотразимого имиджа у школьных подруг Кристины. Он заранее готовился к этому.
О, Сергей в тот день был в ударе! Он приготовил необычный золотистый коктейль, показывал фокусы, слайды, острил, пел под гитару свои стихи, писал и тут же раздаривал портреты в карандаше с несколькими точными штрихами, проводил шутливые тесты, танцевал по очереди со всеми, улыбаясь, улыбаясь своей открытой белозубой улыбкой.
Подруги хлопали в мягкие ладошки, кокетливо улыбаясь и перекладывая коленки. Вечер удался.
Когда гостей проводили до стоянки такси и возвращались домой узенькими гулкими улочками, Кристина сказала, что он всех очаровал, и это в очередной раз убедило ее в необходимости принять его предложение. Дело оставалось за немногим — нужно было, чтобы Сергей его сделал. И он произнес фразу, давно заученную из пошлых мелодрам. Она счастливо улыбаясь, объявила, что родители придут только утром…
Рано ты пришла ко мне, синеокая,Весна ранняя, весна теплая,слишком теплая, слишком поздняя.Рано приоткрыла кочки темные,Пролила свои ручьи звонкие.О, как ждал я тебя в пургу зимнююПеред окнами в хвое заспанной,Но пришла ты, весна синеглазая,Долгожданная, неожиданно.Но твое небо голубо-синееЧуть подернуто инеем-морозью,Но твои ночи, ночи звездные,Одаряют меня только холодом.О, как ждал я тебя, синеокая,Моя теплая, необычная,Ты весна моя февральская.Что же принесешь ты, синеглазая?Иль одаришь ты меня проталинами,Теплым мартом, прелым и грачиным?Иль накажешь скользким гололедомИ морозом крепким, как пощечина?Чем же, весна моя февральская?Чем же, весна моя…необычная?
На «новенькую» поначалу внимания он и не обратил. Марина перевелась к ним из какой-то дикой сибирской глуши. К тому же его не интересовали полные девушки. К тому же увлечение его Кристиной находилось в той пиковой фазе, когда другие девушки остаются где-то за горизонтом.
Но вот однажды довелось им сидеть вместе на консультации. Профессор сошел с кафедры и устроился в первых рядах, показывая свою европейскую демократичность. Атмосфера разрядилась настолько, что некоторые стали переходить с места на место, вслух разговаривать и шелестеть обертками конфет. Марина сидела рядом и сосредоточенно записывала каждое слово. Сергей томился.
Он бездумно который раз перечитывал слова, вырезанные ножом на поверхности стола: «Опять весна, опять любовь, опять всерьез!» С трудом оторвал он взгляд от этой «наскальной царапни», заглянул в ее конспект и удивился аккуратному красивому почерку, серьезности, с какой делались записи. Но это ладно, мало ли чистюль и аккуратисток — обычно это только раздражает. Он стал замечать, что бы она ни делала, у нее получается как-то очень хорошо, легко.
И сидела девушка не как все, и голову держала по-другому. Не кокетничала вовсе, а совершенно естественно притягивала к себе дикой таежной свежестью, сияющим теплом… Шармом? Нет. Обаянием? Тоже не то. Какая-то глубокая тайна скрывалась в ее существе. Под общий шумок он перекинулся с ней парой фраз, так, ничего не значащих… Но в ее ответах, в жестах, в приятном лице с мягкой улыбкой он сумел прочесть нечто, не отпустившее его с той минуты ни на миг в напряженном разгадывании этой открытой и непостижимой тайны.
После консультации напросился он проводить Марину домой. Девушка снова улыбнулась и просто согласилась. Говорили о пустяках, о погоде и птичках, но вот новое открытие: ее голос… Его вибрации сообщали собеседнику полное доверие, необъяснимую притягательность. Так, примерно, хочется слушать пение жаворонка, или соловья, или детское лепетание. То есть смысл здесь вторичен, главное — в природной естественности, простоте, чистоте.
Когда они проходили мимо церкви, Марина предложила зайти внутрь. И Сергей, как маленький за ручку, не колеблясь вошел следом. Там они покупали свечи, обходили иконы, немного постояли молча, поклонились и вышли. И снова, то, как она красиво повязала платок, вынутый из сумочки, аккуратно крестилась, как ставила свечи, как доверчиво целовала иконы, как плавно с достоинством кланялась, выходя из церкви — все это, слой за слоем, открывало новые глубины ее личности.
На многолюдной улице его неожиданно двинули плечом, и он очнулся от транса, в котором находился все это время. Со стороны взглянул на происходящее и уже был готов хорошенько тряхнуть ее за плечи и устроить допрос… Марина повернулась к нему и, осветив сиянием улыбки, полушепотом спросила:
— Прости, Сережа, я тебя случайно не напугала?
— Да нет, ну что ты!.. — возмутился он. Еще чего, чтобы девчонка его напугала. В конце концов, он русский человек и в церковь зайти, свечку поставить — это он и сам может сделать, подумаешь… — А ты часто сюда заходишь?
— Я не просто захожу. Церковь для меня с детства самое родное место. Здесь я решаю все свои проблемы, здесь сил набираюсь, здесь… хорошо.