Александр Мень - От рабства к свободе
Ахаву донесли, что это Илия своими волхво-ваниями нагнал мор на землю. И когда царь ездит по стране в поисках корма для своих боевых коней, вдруг перед ним появляется Илия, как бы вырастая из-под земли. Увидев его, Ахав говорит: «А, это ты, губитель Израиля?!» А Илия отвечает: «Нет, это ты и твои жрецы навели на страну беду и идете вслед Ваалам. Пора остановиться. Пора выбрать. Поднимемся на гору и решим раз и навсегда: либо мы поклоняемся единому Богу, либо уходите к Ваалу».
И библейский сказитель описывает, как на гору Кармел, в Галилее, у берега моря, поднимается огромная толпа изможденных голодом и зноем людей, и там стоит жертвенник. Выходят жрецы Ваала и устраивают экстатический танец, как это было у фригийских экстатиков, нанося себе раны так, что льется кровь. Но Ваал молчит…
Илия говорит им: «Кричите громче — может, он спит!» Но Ваал молчит. Их было много, жрецов Ваала.
Вышел Илия и призвал Бога Синая, Бога пламени, Бога Авраама, Исаака и Иакова! Молния ударила в камень, на их алтарь, сожгла жертву и народ закричал: «Яхве есть Бог!» Илия тут же расп-равняется с жрецами Ваала… Расправляется, но это не приносит ему победы, потому что об этом узнает царица и начинает гонения на Илию и на его приверженцев. И ему приходится бежать…
Куда он идет? Он, как новый Моисей, идет к Синаю! Он идет к той горе, накоторой Бог дал Завет. Это замечательное сказание. Он идет по пустыне, он готов умереть; к нему является вестник Божий, и Илия говорит: «Довольно уже, Господи; всех Твоих пророков избили; возьми душу мою, ибо я не лучше отцов моих». Но вестник подкрепляет его пищей, и тогда он идет дальше, приходит на гору Синай и ждет, когда ему откроется воля Всевышнего.
И вот звучит грохот, отдаваясь эхом в горах, — но это не Господь. Потом жар наступает, такой, что, кажется, камни плавятся, — но это не Господь. И в этой жаре вдруг повеял ветер, прохладный ветер, по-церковнославянски звучит очень красиво: «глас хлада» — «голос прохладного ветра». И там был Бог. Господь явился именно в прохладном, тихом веянии — не в буре, не в громе, не в огне!
Это был как бы символический перелом, новый рубеж в откровении: оставалось позади первобытное представление о Боге бури, о Боге ярости, гнева и стихии, и приходил Бог любви и милосердия..
Это очень важный момент, и мне всегда казалось, что именно об этом месте Библии думал Генрих Ибсен, когда писал свою пьесу «Бранд». Я не помню, рассказывал я вам про нее или нет, неважно, но напомню еще раз, как она кончается. Суровый пастор только во имя идеалов загубил все вокруг себя; все или ничего — вот его девиз! И когда он погибает под снежной лавиной в горах, в последний момент он спрашивает: «Боже, в час моей смерти скажи мне, прав ли я был в своей борьбе?» И голос ему отвечает: «Он есть Бог милосердия».
Неожиданный ответ, казалось бы, перечеркивающий всю борьбу Бранда, я думаю, навеян историей с пророком Илией. В Третьяковской галерее есть знаменитая новгородская икона пророка Илии. Он написан на пламенном фоне. Икона поразительная, необычайная. Глаза, устремленные в одну точку, белые волосы, падающие на плечи, власяница и багровый, горящий фон! Это знаменитый Остроуховский Илия.
Древняя Русь очень остро чувствовала первобытность, первозданность этого пророка, который, казалось, заклинал небо и землю. Поэтому в какой-то степени в Древней Руси образ его впитал в себя некоторые элементы древних богов-громо-вержцев.
Итак, здесь происходит перелом, хотя и не полный. Еще ученик Илии Елисей, или Элиша, достаточно жесток и груб. Это он подстрекает Иегу к перевороту, о котором я вначале говорил.
А чем кончился этот переворот? Есть черный обелиск ассирийского царя Салманасара III. На нем мы видим различных посланников восточных царств, которые идут поклониться и принести дань
Салманасару III. Среди них — Иегу, военачальник Израиля в Самарии, который, став царем, делает земной поклон перед Салманасаром.
Иегу как будто бы действовал во имя высоких идеалов, но он боролся с двоеверием, с коварством и жестокостью. Вера не может насаждаться насилием. Этот призрак насилия начинает подниматься над человечеством, и древний мир вскоре увидит
новую, незаметно выношенную и выросшую военную машину.
На востоке, в северной Месопотамии зреет еще одно Ассирийское царство. Одно уже миновало, взлет его прошел, теперь восходит новая династия. Идеалом является господство над народами, смешение всех рас и племен, смешение языков и культур. Все должны быть подданными царя; он один достоин восхищения. Это царь, воин, тот, у кого сила.
На ассирийских рельефах этого времени мы видим могучих солдат в касках, с огромными мышцами, которые попирают врагов, — здесь видится некое подобие скульптур Вучетича. Господствует и торжествует сила. Они еще не подступили к сирийс — ким берегам. Только один раз в IX веке произошла битва — все народы Ближнего Востока вышли, для того чтобы сразиться с ассирийцами. Это была битва при Каркаре. О ней сохранились документальные данные. Среди воюющих был и царь Ахав.
Но приближалось время, когда Ассирия станет владычицей всего Древнего Востока. Она уничтожит Северное Израильское царство — в 722 году Самария рухнет. Население будет угнано в Месопотамию и исчезнет. Легенды о десяти коленах будут курсировать по всему свету. В Америке на основе этой легенды в XIX веке мормоны создадут свою секту. Но самаряне исчезнут, от них сохранится только горстка, которая насчитывает сейчас несколько сот человек.
Останется маленькое Иудейское царство, и оно станет ареной борьбы, ареной величайших трагедий, местом, где выступят пророки Исайя, Иеремия, Иезекииль. И хотя в VII–VI веках Иерусалим станет жертвой Халдейского, Ново-Вавилонского царства, он тем не менее возродится, для того чтобы привести историю Ветхого Завета к вратам Нового.
Илия-пророк, как центральная фигура того раннего периода, не только потому привлекал людей Древней Руси, что был подобен богу-громо-вержцу, а потому что был защитником обездоленных. Библия сохранила о нем следующий рассказ*.
Около царского дворца в Самарии Ахав заметил чудесный виноградник, который ему очень понравился. Он узнал, что хозяин этого виноградника — некий Навбт (или в греческой транскрипции Навуфей), и послал к нему своих людей с просьбой продать ему этот чудесный кусочек земли. Но На-вот сказал: «Как?! Этот виноградник обрабатывали мой отец и дед, мы всегда тут жили, это не продается». Несколько раз царь пытался договориться, но когда получил от этого крестьянина твердый отказ, настолько расстроился, что жена его, Иезавель, увидев, сказала: «Отчего твое лицо омрачилось? Кто он такой? Мужик? Покажи себя царем».
Немедленно, как это бывает и в наши дни, было состряпано дело. Навот был обвинен в поношении царя (то есть в антиправительственных разговорах) и был казнен, а его участок перешел казне, то есть царю. Наконец Ахав мог спокойно пойти и посмотреть на этот чудесный виноградник.
Когда он вьттттел из дворца со своими придворными и отправился туда, вдруг среди виноградных лоз он увидел стоящего Илию, который сказал: «Ты убийца и хочешь еще наследовать то, что принадле-житубитому! Зато, что ты пролил кровь невинного, род твой будет весь уничтожен». Надо сказать, что при мятеже Иегу действительно были перебиты все потомки Ахава, и сама Иезавель, уже царица-мать в то время, была убита восставшими.
Следовательно, для Илии-пророка, человека, жившего три тысячи лет тому назад (IX век), попрание справедливости было религиозным преступлением. И это глубокая правда. Потому что иного преступления на самом деле быть не может, ибо если человек признает только законы природы, то прав был Ахав, когда убил своего соперника. И прав эксплуататор, когда он эксплуатирует эксплуатируемого, потому что он победитель, он сильней, а слабым так и надо.
Да здравствует сильнейший! — таков волчий закон. Какие могут быть еще законы, если человек — только интеллектуальная обезьяна?
Нравственных законов нет в природе. Мы знаем случаи, когда змея, скажем, залезает в нору, убивает и съедает ее хозяина и поселяется в ней. И мы не осуждаем змею. А Илия осудил царя, потому что он завладел тем, что принадлежало убитому.
Поэтому духовные, религиозные основы социальной этики — это вещь исключительно серьезная. Для нас серьезность эта была подтверждена всем опытом предшествующих лет, а для вас, молодых, — тем, что вы могли прочесть о минувших десятилетиях.
Когда было сказано, что нет объективной правды, а правдой является только то, что служит интересам определенных группировок, тогда началась
волчья борьба, которая губила людей, разрушала страну. И сегодня это имеет самые тяжкие последствия.
Но Илия был еще и пророком-экстатиком, таким народным юродивым. Через поколение после него появляется целая плеяда великих писателей, библейских пророков-писателей. Основателем этого движения был Амос (VIII век), который пришел с юга на север, проповедовал в Самарии, и движение это до V века включительно было непрерывным, породив плеяду гениальных мыслителей, писателей, которые стояли на удивительной высоте. Это были не просто литературные гении, а это были религиозные учители, народные трибуны, это были люди, которые хотели и требовали, чтобы правда жизни была связана с высшей Божественной правдой.
