Иоанн Дамаскин - Творения
(2) Итак, спросим еретиков: говоря, что Христос из двух природ, о каких природах вы говорите? Они ответят: о Божестве и человечестве. Затем скажем: а как, говоря, что Христос в Божестве и человечестве, вы отрицаете, что Он в двух природах? Ведь они не могут ответить, что Христос не в Божестве и человечестве. Снова спросим их: одна сложная природа Христа или две? И скажут: одна сложная. Затем мы говорим: простое и сложное единосущны? И они не могут сказать, что единосущны простое и сложное. Тогда говорим: стало быть, если Христос одной сложной природы из Божества и человечества, то Он не единосущен Отцу ведьОтец не сложной природы из Божества и человечества, но простой. Но Он не будет единосущен и Матери — ведь и Мать не сложена из Божества и человечества. Мы же, говоря, что Христос одна ипостась в двух природах в Божестве и человечестве, утверждаем, что по Божеству Он единосущен Отцу, а по человечеству единосущен Матери, и не разделяем Его, говоря об одной ипостаси, и не сливаем, исповедуя две соединенных природы.
И вновь скажем так: если одна природа Божества Христова и плоти Его, а природа Отца и Христа едина, одна природа будет у Отца и плоти.
И опять–таки: как вы исповедуете различие природ? Ведь различие вводит по меньшей мере две различающихся природы, или ипостаси, или одну ипостась, которая изменяется и преобразуется по отделяемому привходящему признаку. То, что вы не имеете в виду различие ипостасей, применительно к Христу ясно. Ясно и то, что (речь не идет) и об отделяемом признаке, — ведь не говорите же вы, что Он иногда бессмертный, а иногда смертный, из бессмертия перешедший в смертность, как мы из болезни в здоровье. Итак, остается вам говорить о различии природ, что вы и признаете, и, вначале исповедовав различие природ, исповедатьи те природы, между которыми есть различие, — ведь если нет сущностей, не будет и сущностных различий. Если же одна природа, как и одна ипостась у Христа, почему, говоря о различии природ, вы не говорите и о различии в Нем ипостасей? Почему, утверждая, что Христос из двух природ, вы не говорите, что Он и из двух ипостасей?
Если Христос одной сложной природы, Он не единосущен Отцу — ведь Отец простой природы. Простое же и сложное не единоосущны. Если Христос по одной и той же сущности единосущен Отцу и единосущен нам, то Отец и мы окажемся одной природы. Если Христос одноприроден и единосущен Отцу, Который простой природы, но имеет и сложную природу, то у Него будет две природы — одна простая, а другая сложная.
Если, по–вашему, природа и ипостась тождественны, то, поскольку три ипостаси Божества, будут у Него и три природы, или, поскольку одна природа, будет и одна ипостась.
Если вы говорите, что одно дело общая природа, и иное та, что усматривается в неделимом существе, которую вы и называете частной, то вам необходимо признать, что не только Христос, но и Отец, и Дух Святой имеют две природы, одну простую и одну сложную.
Если несотворенно и безначально Божество, а человечество тварно и имеет начало, то как безначальное и начавшееся будут одной природы?
(3) Поскольку же они преподносят нам изречение святого Афанасия и святейшего Кирилла, гласящее об «одной воплощенной природе Бога Слова», мы говорим, что ему равнозначно и речение святого Григория Богослова, говорящее: «Из коих одно обожило, а другое было обожено». Ибо как накаливание означает не превращение накаляемого, но соединение с огнем, так и обожение означает соединение с Божеством, а воплощение — соединение с плотью. Поэтому мы знаем одну природу Бога Слова, то есть Божества Его, воплощенную, то есть соединенную с плотью, и одну природу плоти Слова обоженную, то есть соединенную с Божеством. Так что есть две природы, соединенные друг с другом. Ведь если бы он сказал об одной природе Бога Слова, даже воплощенного, то это без прекословия означало бы, что оба одна природа. Сказав же «одна природа Бога Слова» и добавив «воплощенная», он обозначил сущность плоти, как и, сам себя истолковывая, говорит в послании к Сукенсу: «Ибо если бы мы, сказав «одну природу Слова», умолкли бы, не прибавив «воплощенную», то, может быть, и не были бы неубедительны их речи, притворно вопрошающие: если все в целом есть одна природа, то где совершенство в человечестве? Поскольку же обозначение плоти введено посредством выражения «воплощенная», пусть перестанут опираться на тростниковый посох» (ср. Ис. 36:6, 2 Цар. 18:21 и пр.). Вот он ясно отказался от того, чтобы называть одной природой целое, то есть оба начала, — и говорит, что через «воплощенную» внесено обозначение плоти. Итак, мы имеем «одну природу Бога Слова». и слово «воплощенную» указывает на плоть — плоть же не без сущности. Посему природа Слова и восуществленная плоть будут двумя сущностями.
(4) Почему же, исповедуя во Христе природу Божества и природу плоти и говоря, что это одно и другое, вы не признаете две природы, убоявшись страха там, где нет страха (Пс. 52:6)? И они говорят, что число есть начало разделения и что, «избегая разделения, не признаем двух природ Христовых». А мы им говорим, что всякое число обозначает количество исчисляемых, но не отношение, — ведь говоря о трех человеках, мы не обозначаем три раздельные природы, и говоря о трех ипостасях у Божества, не исповедуем их раздельными. Так и утверждая две природы во Христе и обозначая число, мы не допускаем разделения, ибо как во Святой Троице три ипостаси соединены нераздельно и вместе с тем неслитно — нераздельно из–за единственности природы и неслиянного прехождения друг в друга, неслитно же из–за ипостасногоразличия, или способа существования, то есть нерожденности, рожденности и исхождения, — и число ипостасей не вводит разделения, так и при воплощении Бога Слова две природы соединены нераздельно и вместе с тем неслитно — нераздельно из–за единственности ипостаси и неслиянного прехождения друг в друга, неслитно же из–за сущностного различия, я имею в виду между тварным и несотворенным, смертным и бессмертным, ограниченным и неописуемым, и тому подобное — и число природ не вводит
разделения,
(5) Поскольку же они, как нам представляется, находятся в затруднении, приводя шаткие доводы, что, если нет сущности без ипостаси и природы без лица, то вы–де, говоря о двух природах и сущностях во Христе, по необходимости признаете и две ипостаси и два лица, мы ответим, что [и в самом деле] нет сущности без ипостаси и природы без лица — ибо сущность созерцается в ипостасях и лицах, но сущность никак не есть ипостась, а природа лицо. Ведь если сущность есть ипостась, а природа — лицо, придется во Святом Божестве, говоря об одной природе и сущности, признавать и одну ипостась и одно лицо, или же, исповедуя три ипостаси и лица, исповедовать вместе с тем и три сущности и природы; и более того, в человечестве подобным же образом или признавать одну природу и одну ипостась, или говорить о бесконечных сущностях, так же как и ипостасях, но и, говоря, что Христос из двух природ, придется утверждать также, что Он из двух ипостасей.
(6)Итак, мы говорим, что в ипостасях созерцается сущность (почему она и воипостасна), но не ипостась. Значит, воипостасное не должно называться ипостасью. Ведь ипостась и воипостасное понимается двояко. Ибо ипостась иногда означает просто существование, в каковом значении обозначает не простую сущность, но привходящее, а иногда означает неделимое существо, то есть лицо, что и называется ипостасью самой по себе, которая указывает на Петра, Павла, этого вот коня и тому подобное. Воипостасное же иногда означает сущность, как созерцаемую в ипостаси и самостоятельно существующую, а иногда — каждое из входящих в состав одной ипостаси, как в случае души и тела. Стало быть, Божество и человечество Христа воипостасны — ведь и то, и другое имеет одну общую ипостась — Божество предвечно и вовеки, одушевленная же и мыслящая плоть, будучи воспринята Им в последние времена, в Нем получив существование и Его обретя ипостасью.
(7)Еще говорят они, что святые отцы воспользовались уподоблением человеку применительно к таинству Христову — а у людей одна природа, значит и у Христа будет одна природа. Так пусть услышат: имя «природа» употребляется и применительно к виду. Поэтому говорят, что все люди одной природы, как относящиеся к одному виду, человечеству. Но человек не единой природы, раз он состоит из души и тела — ведь бестелесная и невидимая душа не единосущна видимому телу. Посему, когда человека сравнивают с человеком, говорят, что они единосущны как подпадающие под один вид, и поскольку все сложены из души и тела, и все несут в себе две природы — при естествословии же человека в нем усматриваются две природы, души и тела, сложенные в од ной ипостаси. Ибо сравнивая душу и тело, кто же будет столь не разумен, чтобы говорить об одной природе обоих? Применительно же ко Христу вида нет — ведь нет многих Христов, сложенных из Божества и человечества, чтобы они все, относясь к одному и тому же виду, могли называться одной природы, но один Христос, из двух и в двух природах познаваемый. Ибо говорит Григорий Богослов: «Две природы, Бог и человек, потому что душа и тело, Сынов же не двое».
