Преподобный Максим Исповедник - Избранные творения
XXVII (V,23). Иное умозрение о Мелхиседеке
Итак, всякий, кто умертвил уды, сущия на земли [134] и все свое угасил мудрование плотское [135], и совершенно отбросил всякую связь с ним, благодаря которой разделяется [на многие предметы] любовь, которую обязаны [воздавать] одному лишь Богу, и отвергшийся всех плотских и мiрских признаков ради божественной благодати, так что может и говорить с блаженным Павлом апостолом: кто ны разлучит от любве Христовы [136], и проч., таковой стал без отца и без матери, и без родословия как и великий Мелхиседек, не имея более удерживаться под властью плоти и естества по причине бывшего ему единения с Духом [Божиим].
XXVIII (V,24). Умозрение о словах: «ни начала дней ни конца животу имеяй».
Если же и себя самого он к тому же отвергся, самую душу свою погубив Мене ради, обрящет ю [137], то есть, — настоящую жизнь с ее желаниями отбросив ради лучшего, приобретет живущим и действующим [в себе] одно лишь единственное Божие Слово, простираясь добродетелью и ведением даже до разделения души же и духа [138] и совершенно ничего не имея [в себе] непричастным Его пришествия, то стал он и безначальным, и бесконечным, не нося более в себе движимой временной жизни, имеющей начало и конец и колеблемой многими страстями, но одну лишь божественную [жизнь] вселившегося [в него] Слова, вечную и никакой смертью не ограничиваемую.
XXIX (V,25). Умозрение на: «пребывает священник выну».
Если же он знает, как со многим вниманием бдеть над своим дарованием, деянием и созерцанием стараясь о вышеестественных и вневременных благах, то сделался он и священником пребывающим и вечным, присно наслаждаясь в уме божественной беседой, и, по причине подражания посредством непоколебимости воли в добре природной непреложности, не воспрещаем более по–иудейски смертью греха пребывать вечно [139] и приносить жертву хваления [140] и исповедания, преславно богословствуя как о Творце всех [сущих] и справедливо благодаря как Промыслителя и Судию всех праведного в божественном мысленном жертвеннике, от негоже не имут власти ясти служащии сени (τη σκηνη — т. е., скинии) [141]. Ибо и таинственных хлебов божественного ведения и чаши живительной премудрости не стать общниками односторонне последующим букве и довольствующимся принесением в жертву бессловесных страстей, и смерть Иисусову прекращением греха возвещающим [142], а воскресение Его, — ради которого–то и для которого и была смерть, — посредством [совершаемого] умом созерцания, просвещенного добрыми делами праведности, не исповедающим, которые весьма охотно и с готовностью избирают то, чтобы умерщвленным быть плотью, а ожить Духом [143] никак у них не получается, ибо для таковых скиния еще имать стояние, поскольку не у явися им [совершаемый] разумом и созерцанием святых путь [144], который есть Слово Божие, рекшее: Аз есмь путь [145], и не желают они от того, как на практике знают Слово и Господа как плоть, созерцанием прийти ко славе Его, яко единородного от Отца, исполнь благодати и истины [146].
XXX (V,26). Умозрение об Аврааме
Также и духовным Авраамом, исходящим от земли, и от рода, и от дому отца [своего] и идущим в землю, показанную ему Богом [147], делается отвергший расположение к плоти и вне ее ставший отделением от страстей, и оставляющий чувства позади, и никакое через них греховное заблуждение более не приемлющий, и все чувственное прешедший, от которого душе случается через посредство чувств обманываться и падать, и единым умом, свободным от всех вещественных уз, идущий в божественную страну ведения, и таинственно проходящий ее в долготу и в широту [148], где найдет он Господа нашего и Бога Иисуса Христа, благое наследие боящихся Его, в долготу Самого по Себе невообразимого, о Котором достойные богословствуют насколько это возможно человекам, ради нас же в широту славословимого по содержащему все Его наипремудрому промыслу и, в особенности, по чудесному сверхнеизреченному домостроительству о нас. И в созерцании делается он причастником тропосов, коими прежде на практике научился чтить Господа и коими подтверждается наша любовь и преданность Богу. И говоря об этом вкратце: преодолевший на практике плоть, чувство и мiр, в связи с которыми бывает отторжение ума от умопостигаемого, и одним лишь помышлением сознательно любовью приблизившийся к Богу, сей есть новый Авраам, [получением] равной благодати показавший себя имеющим тот же образ добродетели и ведения, что и патриарх.
O различных недоумениях у святых Дионисия и Григория (Амбигвы к Фоме)
СОДЕРЖАНИЕ
Отцу духовному и учителю Фоме
I. На слова святого Григория Богослова из первого слова о Сыне: «Посему Единица, от начала подвигшаяся в двоичность, остановилась на Троице», и паки его же, из второго слова о мире, о «Единице, подвигшейся по причине богатства, превзойденной двоице (ибо [божество] превыше материи и формы, из которых [состоят] тела) и Троице, определившейся по причине совершенства».
II. На его же из того же первого слова: «Одним словом, речения более возвышенные относи к божеству и к природе, которая выше страданий и тела, а более уничижительные — к сложному, за тебя истощившемуся и воплотившемуся, а не хуже сказать, и вочеловечившемуся».
III. На его же и из того же слова: «Ибо Сей, тобою ныне презираемый, был некогда выше тебя. Ныне Он человек, а был и несложен. Чем Он был — остался; и чем не был - воспринял. В начале был Он без причины (ибо какая причина у Бога?), но впоследствии начал быть по причине, и причиною было спасти тебя — ругателя, который потому презираешь божество [Его], что принял [на Себя] твою дебелость посредством ума приобщившийся плоти и ставший человеком дольний Бог, потому что смешалась она [т. е. дебелость] с Богом и стала с Ним едино, так что лучшее победило, дабы стать мне настолько богом, насколько Он — человеком».
IV. На его же из второго слова о Слове и Сыне: «Ибо как Слово, не был Он ни послушлив, ни непослушлив (ибо сие принадлежит подвластным и второстепенным: одно — благоразумным, а другое — достойным наказания). А как зрак раба снисходит Он к сорабам и рабам и воображается в чуждее, всего меня нося в Себе вместе со всем моим, чтобы в Себе истощить худшее, как огонь воск, или как солнце — пар от земли, и чтобы я приобщился Его свойств посредством срастворения. Сего ради Он делом почитает послушание и навыкает ему в страдании. Ибо не достаточно расположения, как недостаточно бывает его и нам, если не посредством дел совершим его, так как дело служит доказательством расположения. Но может быть не хуже предположить и то, что Он испытывает наше послушание и все наши страдания измеряет Своими, искусством человеколюбия, дабы Своими [глазами] увидеть наши [возможности], и сколько с нас требовать, а сколько — прощать, учитывая вместе со страданием и немощь».
V. На слова Послания Гаию ферапевту святого Дионисия Ареопагита, епископа Афинского: «Как ты говоришь, что Иисус, [сущий] вне всего, сущностно сопричтен всем людям? Не как, однако, виновник человеков он называется здесь человеком, а как по самой всецелой сущности истинно являющийся человеком».
Послание второе к тому же
I. На слова святого Григория Богослова из первого слова о Сыне: «Посему Единица, от начала подвигшаяся в двоичность, остановилась на Троице», и паки его же, из второго слова о мире, о «Единице, подвигшейся по причине богатства, превзойденной двоице (ибо [Божество] превыше материи и формы, из которых [состоят] тела) и Троице, определившейся по причине совершенства».
II. На его же из того же первого слова: «Посредством ума приобщившийся плоти и ставший человеком дольний Бог, потому что смешалась она [т. е. дебелость] с Богом и стала с Ним едино, так что лучшее победило, дабы стать мне настолько богом, насколько Он — человеком».
III. На слова толкования на Послание к Гаию святого Дионисия: «и все остальное, посредством чего Он, двигая (по обычаю души самодеятельно [т. е. своею силой] двигать соединенное с ней тело) воспринятое естество, как поистине ставшее и называющееся Его естеством (или, точнее сказать, Сам Он без изменения стал тем, чем именно является [человеческое] естество) немечтательно [т. е. не по видимости только] исполнил домостроительство о нас».
