Мартин Лютер - Лекции по Послонию к Римлянам
“...Начальник ли, начальствуй с усердием”. Но в наши дни тот, кто начальствует — как в духовной сфере, так и в миру — делает это в роскоши, праздности, богатстве, удовольствиях, в славе и почестях, в силе и устрашении. В Книге Иез.(34:2 и далее) сказано относительно этого: “... Горе пастырям Израилевым, которые пасли себя самих! не стадо ли должны были пасти пастыри? Вы ели тук и волною одевались, откормленных овец закалали, а стада не пасли. Слабых не укрепляли, и больной овцы не врачевали и пораненой не перевязывали, и угнанной не возвращали и потерянной не искали, а правили ими с насилием и жестокостью”. Кого не потрясают эти слова, и чьи волосы не встают от них дыбом? Есть люди, совершающие нападки на эту заповедь. Ибо они восходят не для того, чтобы низойти, как Ангелы на лестнице Иакова[43]. Ибо восходить — значит править, но нисходить — значит проявить заботу. Они правят не для того, чтобы служить, хотя каждый, кто превознесен — превознесен не для того, чтобы искать чего-то для себя, и не для того, чтобы жить для себя, но для того, чтобы признать, что он пославлен слугой своих слуг.
Таким образом, первый критерий оценки любого господина — его усердие, как Апостол здесь описывает это. Более того, человек не может быть усерден в делах других людей, пока он не начнет пренебрегать собственными интересами. Ибо усердие производит пренебрежение, извращенное усердие порождает порочное пренебрежение, но надлежащее усердие — надлежащее пренебрежение. И поэтому тот, кто правит, должен делать это с усердием, то есть пренебрегая собственными интересами.
“Благотворитель ли, благотвори с радушием”. Во 2Кор.(9:7) сказано: “...Не с огорчением и не с принуждением; ибо доброхотно дающего любит Бог”. Это отличается от того, что он говорил выше: “раздавай в простоте”. Ибо в предыдущем случае это даяние тем, от кого есть надежда получить награду, здесь же он указывает на даяние бедным и нуждающимся.
Мне кажется, что любой человек может, по существу, проигнорировать вопрос, над которым бьется Лирский, а именно — вопрос о порядке пунктов в перечне добрых дел, дабы мы не утратили истинного понимания, будучи уносимы прочь к воображаемому построению [истолкованию] его составных частей. Это происходит с Лирским, всякий раз, когда он, в своем весьма научном обращении с ним и в своем убеждении, что он проливает на него существенный свет, находит удовольствие в разделении Писания на части.
Но тот, кого вынудили оказать помощь нуждающемуся, тот, кто помог, устыдившись или желая получить какое-то удовольствие для себя, не благотворит с радушием. Поэтому существует много людей в наши дни, которые подают немалую милостыню, но не имеют при этом никаких заслуг, ибо они дают недоброхотно и с печалью. Подобным же образом, существуют такие люди, которые подают милостыню для того, чтобы их не считали жадными, бессердечными или немилосердными.
9. “Любовь да будет непритворна”. Необходимая и весьма важная связка. Ибо, как ничто не должно быть более свободным от обмана и притворства, чем любовь, так ничто не может быть более осквернено притворством, чем любовь. Ничто так не “усыхает” от притворства, как любовь, и ничто так не страдает от неискренности, как любовь. Поэтому у всех на устах поговорка: “Неверный — прах, и неверный — превознесен”[44], а также: “... Правдивого человека кто находит?” (Прит.20:6)[45]. Все приукрашено и скрыто под маской дружелюбия. Но притворная любовь двойственна. Первая разновидность [притворной любви] внешне выглядит как любовь, но внутри — истинная ненависть. Это “любовь” подчиненных по отношению к стоящим над ними, а также разновидность любви между равными. И это, опять же, разделяется на два класса. Есть такие, кто проявляют эту любовь, как Иоав по отношению к Авениру (в 2Цар.3:27), то есть сознательно. К таким людям относятся клеветники, обманщики, сплетники, лжецы. Однако, подобное притворство столь грубо, что едва ли Апостол говорит здесь о нем, хотя этот порок во всей своей непристойности весьма широко распространен в наши дни.
Но есть также и люди, не осознающие, что их любовь на самом деле лжива, до тех пор, покуда суровые испытания и бедствия не выпадут на долю того человека, кого они “любят”. Овидий говорит: “Когда вы счастливы и удачливы, вас окружает много друзей, однако в трудные времена вы останетесь одиноки”[46].
Таковыми были Апостолы во время страданий Христовых, и то же самое относится ко многим другим святым. Это притворство столь глубоко, что редкий человек признает его в себе. В самом деле, я осмелюсь сказать, что ни один человек не свободен от такого притворства, и даже те, кто, возможно, полагают, что им это не свойственно. Кто более совершен, чем Апостолы, укрепленные тем, что они жили во времена земного служения Христа, и Он Сам присутствовал среди них?
Вторая разновидность [притворной любви] не скрывает в себе порочной любви, равно как не проявляет собой ненависти. Она имеет место у начальствующих по отношению к своим подчиненным, а также существует среди равных.
И это явление также можно разделить на два класса. Есть люди, которые ясно понимают, когда ближний их совершает ошибку или грешит, то есть, когда он приносит себе величайший вред, и, несмотря на то, что они обладают властью, они не укоряют, не предупреждают и не исправляют его. Скорее, они потешаются и глумятся над ним, поступая так, словно они являются его лучшими друзьями и не хотят его оскорбить. Однако такая притворная любовь груба и примитивна, и трудно поверить, что Апостол подразумевает здесь именно ее, хотя многие люди склонны к такому притворству, даже поступая при этом против своей совести. Некоторые делают так по невежеству своему. Они восторгаются пороками так, будто это добродетели, и восхваляют их, проявляя высочайшее смирение. Они проворно истолковывают явления, кажущиеся порочными, как благие, они прытки на прославление и не торопятся критиковать даже величайшие из пороков, покуда они прикрыты и хотя бы поверхностно замаскированы под благие деяния — до такой степени, что даже если вы и не можете увидеть их во тьме, вы все же можете почувствовать их. В этом случае они не придерживаются заповеди: “Все испытывайте, хорошего держитесь” (1Фессал.5:21), но удовлетворяются лишь видимостью, они говорят только хорошее и всякого человека называют другом. Таким образом, первый класс людей не совершает благого, а второй — не совершает “зла[47]”, чего, несмотря ни на что, все же требует любовь. В любом случае, оба эти класса действуют вопреки любви, хотя первые творят зло, а последние - добро.
Между этими двумя группами существуют люди, занимающие промежуточную позицию, например, такие, как Авессалом, не говорящие “ни худого, ни хорошего”[48] (2Цар.13:22). Таковы наши теологи, которые самодовольно остаются в своих “вымученных” деяниях[49] и никогда не двигаются вперед, к деяниям фактическим, полагая, будто достаточно для них и того, что они лишь надеются, желают и хотят добра ближнему своему, и отвергают, ненавидят и сожалеют о порочных деяниях ближних своих — и все это по необходимости [по принуждению]. В противном случае, они не делают ничего фактически, или же они делают то же, что делают вышеупомянутые притворщики. И почему я должен стесняться говорить об этом? Это притворная любовь, когда человек говорит, что любить — значит желать кому-то благополучия по принуждению. Таким образом, как бы для того, чтобы раскрыть притворство [в любви], Апостол продолжает:
“Отвращайтесь зла, прилепляйтесь к добру”. Нет ни одного человека, который сказал бы, что он любит зло и ненавидит добро, и все же эту заповедь Апостол дает здесь не напрасно, потому что человек склонен ко злу и не испытывает наклонности к добру. Таким образом, оправдание [протекция, покровительство] притворства заключается в неведении добра и зла, посредством чего каждый человек называет то, что нравится ему — благом, а то, что ему не нравится — злом. Ведь зачем же еще он дает эту заповедь: “Все испытывайте, хорошего держитесь” (1Фессал.5:21), если не для того, чтобы мы не хватались немедленно за то, что хорошо только по внешнему виду? Таким образом, в этом фрагменте Апостол имеет в виду, добро — как добро нового человека, и зло — как зло нового человека также. Ибо добро нового человека двойственно так же, как и зло. Первое [добро] — невидимо, и человек имеет его только верой, потому что это — Бог. Второе же [добро] видимо, и это все, что порочно с позиции чувственности [похотливости] и враждебно[50]по отношению к ветхому человеку, например, наказание ветхого человека и побуждение [подталкивание] его к добрым делам. Подобным же образом, с другой стороны, видимое зло — это все, что является благом с позиции ветхого человека, и дружественно по отношению к нему — например, похоть плоти и пренебрежение Духом.
