Иван Киреевский - Полное собраніе сочиненій въ двухъ томахъ.
Изъ этого положенія, что каждое убѣжденіе имѣетъ нравственную обязанность откровенно выражаться въ словахъ и дѣйствіяхъ, Vinet выводитъ нравственную обязанность для каждаго государства не стѣснять никакое убѣжденіе въ возможности выразить себя и проповѣдывать себя словами, дѣлами и жизнію. Такъ какъ онъ говорить о государствѣ вообще и объ убѣжденіи вообще, то естественно, что въ его разсужденіяхъ является такая неопредѣлительность, такая преувеличенность, такая несоотвѣтственность одной мысли съ другою, что первыя сто страницъ второй части показались мнѣ войною Донкихота съ вѣтряными мельницами, или упражненіями талантливаго студента на курсѣ какого-нибудь швейцарскаго Шевырева. Противъ кого рыцарствуетъ онъ? — противъ Роте, о которомъ и протестанты даже сомнѣваются, христіанинъ ли онъ или нѣтъ. Его понятіе о государствѣ, что оно должно быть само вполнѣ человѣкомъ, есть одна изъ системъ, которыхъ тысячи возникаютъ ежедневно въ Германіи. Принять эту систему за представительницу общаго мнѣнія и думать, что все сдѣлалъ, когда одолѣлъ ее, — довольно смѣшно и ребячливо. Еслибы еще Vinet сражался съ отцомъ Роте — самимъ Гегелемъ, разбирая его взглядъ на государство въ его первообразномъ видѣ, то возраженія его имѣли бы какой-нибудь всеобщій интересъ; но возражать одному изъ полугегельянцевъ — хорошо только тому, кому очень писать хочется. Къ тому же, никакое философское понятіе о государствѣ не стоитъ само собою, но выводится изъ общихъ началъ системы, какъ необходимое послѣдствіе. Какъ же опровергать выводъ, не касаясь началъ? Вообще выводы философскіе не опровергаются, они просто отвергаются, когда построится противорѣчащая имъ система. Но Vinet взялся разсуждать о государствѣ на правахъ философа, а между тѣмъ никакой философской истины не поставилъ. Поэтому, что бы онъ ни говорилъ, истину или ложь, все будетъ безъ основанія, одна фраза, больше или меньше благовидное мечтаніе. Другое дѣло, когда онъ захочетъ говорить какъ христіанинъ. Здѣсь онъ имѣетъ основаніемъ убѣжденія того исповѣданія, къ которому онъ принадлежитъ. Здѣсь, слѣдовательно, его слово имѣетъ голосъ.
Мало-по-малу ворочая свою мысль съ боку на бокъ и пережевывая одно и то же, Vinet, наконецъ, дошелъ до этого сознанія и чувствуетъ, что сказанное имъ вообще не такъ общепримѣнительно, какъ казалось ему съ перваго взгляда. Вслѣдствіе этого пробуждающагося въ немъ сознанія, Vinet сначала ограничиваетъ свои возгласы объ убѣжденіяхъ вообще тѣмъ, что сказанное имъ не можетъ относиться къ магометанству, ни къ древнему язычеству, ни къ іудейству, а только къ различнымъ видамъ христіанства. Потомъ еще страницъ черезъ сто онъ говоритъ, что сказанное имъ не можетъ относиться къ римскому католичеству, которое перестало бы быть совсѣмъ католичествомъ и Римскою церковью, еслибъ отказалось отъ соединенія власти духовной и свѣтской. А потому его требованіе о раздѣленіи двухъ властей можетъ относиться только къ однимъ протестантскимъ исповѣданіямъ.
Книга была бы гораздо яснѣе, еслибъ авторъ съ самаго начала опредѣлилъ границы своей мысли.
Однакожь и между протестантскими исповѣданіями надобно также различить. Если, наприм., анілійскую церковь считать въ числѣ протестантскихъ, то очевидно, что къ ней не можетъ относиться требуемая авторомъ неприкосновенность свѣтской и духовной власти. Ибо, какъ прямое произведеніе власти свѣтской, церковь англійская при разъединеніи властей должна сама распасться на свои составныя части и, слѣдовательно, уничтожиться.
Реформаты тоже не могли бы (по крайней мѣрѣ при началѣ своемъ) слѣдовать увѣщанію Vinet, ибо, по ученію Кальвина, самое государство должно происходить изъ церкви и ею устраиваться. Но историческая мельница оттерла эту часть догмата отъ реформатства, и потому для этой секты вопросъ объ отношеніи къ свѣтской власти еще можетъ почитаться нерѣшеннымъ.
Квакеры прямо и чисто не признаютъ государства внѣ себя и надъ собою и по догмату своему не могутъ составлять часть аудиторіи Vinet.
Гернгутеры хотя и не во враждебномъ отношеніи къ государству находятся, однако же внутри другаго политическаго общества составляютъ не только общество церковное, но и гражданское, съ особыми устройствами взаимныхъ отношеній. Слѣдовательно и они, еслибы составляли народъ отдѣльно существующій, непремѣнно образовали бы государство, прямо изъ церкви исходящее и съ церковнымъ устройствомъ одно составляющее. Потому и къ нимъ слово Vinet относиться не можетъ.
Остаются лютеране, которые признали въ Аугсбургскомъ исповѣданіи, что устройство свѣтскаго государства не должно зависѣть отъ церкви, что власти духовная и свѣтская различны и не должны подчиняться одна другой, но обѣ должны съ одинакимъ благоговѣніемъ почитаться и сохраняться, какъ двѣ высшія благодати Бога на землѣ (als
zwei höchste Gaben auf Erden).
Но, поставивъ церковь въ одинакихъ правахъ съ государствомъ въ догматѣ, они въ дѣйствительности тотчасъ же подчинили устройство духовное покровительству и надзору, и распоряженію и даже управленію свѣтской власти.
Но такъ какъ это ученіе церкви для лютеранъ не догматъ, а закоренѣвшій историческій фактъ, то требованіе Vinet можетъ собственно къ нимъ относиться; ибо Vinet не хочетъ, вѣроятно, измѣнять вѣроисповѣданій, онъ хочетъ только исправить понятія нѣкоторыхъ объ одномъ постороннемъ предметѣ сомнительнаго свойства. Къ этимъ же сектамъ протестантскаго исповѣданія, къ которымъ относится вопросъ Vinet, — т.-е. для которыхъ онъ не догматъ, а еще вопросъ, — можно причислить христіанъ всѣхъ исповѣданій, колеблющихся въ своихъ убѣжденіяхъ, и, потомъ, невѣрующихъ и философски-христіанствующихъ. Но эти послѣдніе, хотя бы они и имѣли въ рукахъ власть политическую, могутъ ли почитаться законными судьями въ дѣлѣ церковныхъ отношеній? А между тѣмъ авторъ имѣетъ въ виду ихъ болѣе, чѣмъ другихъ, ибо преимущественно опирается на требованіяхъ современной образованности. По его мнѣнію, христіанская церковь, скоро послѣ своего явленія въ міръ, испортилась и начала заблуждаться. Одно изъ послѣдствій этого заблужденія было сближеніе государства и церкви при Константинѣ. Потомъ всѣ бѣды христіанъ и христіанства были необходимымъ слѣдствіемъ этого сближенія, и только въ наше новѣйшее время становится возможнымъ для церкви открыть глаза и видѣть свою ошибку (стр. 350 и мног. др. мѣста). Другими словами: Духъ Святый, скоро послѣ временъ апостольскихъ, оставилъ церковь и возвращается къ ней только чрезъ проповѣдь Vinet. Или, можетъ-быть, Духъ Святый не оставлялъ церковь, а живя въ ней, заблуждался, покуда Vinet вразумилъ его. Бѣдный западный человѣкъ, которому такая галиматья можетъ лѣзть въ голову!... Или можетъ-быть галиматья эта не въ головѣ (которая не дошла до сознанія своихъ преобразовательныхъ требованій), а только въ сердцѣ, которое внушаетъ желаніе преобразовывать и исправлять церковь. Это чувство послѣ отступленія латинства сдѣлалось господствующимъ въ европейской образованности.
Несмотря однако же на то, что книга Vinet не имѣетъ ни основанія, ни возможной примѣнительности, — въ ней есть много прекраснаго, много мыслей свѣтлыхъ, много замѣчаній вѣрныхъ, много сердечныхъ, драгоцѣнныхъ словъ, и ея чтеніе очень пріятно и, можетъбыть, не безполезно возбуждаетъ потребность яснаго сознанія объ этомъ вопросѣ въ читателѣ православномъ. Ибо вопросъ этотъ въ православной церкви не имѣетъ того логическаго опредѣлительнаго отвѣта, какой онъ получилъ на Западѣ отъ соединенія власти духовной и свѣтской въ одномъ лицѣ. Тамъ изъ этого обстоятельства произошла цѣлая система политическихъ отношеній государствъ, которая взошла въ богословскую догматику, какъ часть ея. Тамъ церковь была видимымъ основаніемъ и постоянно видимою поддержкою мірской власти и во всѣ отрасли мірскаго управленія взошла какъ одинъ изъ его видимыхъ элементовъ. Точно такое же вещественное господство обнаружила Латинская церковь и въ области науки. Вмѣсто того, чтобы духовно проникнуть самое мышленіе человѣческое, самый корень его мышленія, она выводила изъ своего ученія видимыя, буквальныя положенія и навязывала ихъ наукѣ. Галилей, отрекающійся отъ своей системы, и Генрихъ IV, исполняющій эпитимію, выражаютъ одинъ смыслъ церковнаго преобладанія. Оттого реформація, отдѣливъ церковь отъ римства, одинаково разорвала связь какъ между правительствомъ и церковью, такъ и между наукою свѣтскою и богословіемъ. И въ обѣихъ сферахъ послѣдствія были одинаковы. Какъ скоро духовное начало перестало господствовать надъ свѣтскимъ, такъ свѣтское стало господствовать надъ духовнымъ. Церкви протестантскія очутились подъ распоряженіемъ свѣтскихъ правительствъ, и богословія протестантскія сдѣлались выводомъ изъ философскихъ системъ. Ибо государство совершенно безотносительное къ церкви такъ же невозможно, какъ и философія совершенно безотносительная — къ ученію вѣры. Если вещество не повинуется духу, то не можетъ оставаться въ равныхъ правахъ, но неизбѣжно должно взять верхъ. Примѣръ Американскихъ Штатовъ, который приводитъ Vinet, ничего не доказываетъ. Это не государство, а случайное совокупленіе нѣсколькихъ разнородныхъ массъ, безпрестанно готовыхъ распасться. Они держатся только тѣмъ что не пришли къ самосознанію. Какъ скоро самосознаніе проникнетъ ихъ отъ сердца въ части и отъ частей въ сердце, такъ они разлетятся на множество кусковъ. Между тѣмъ теперь правительство въ нихъ не можетъ захватить власть надъ религіей потому, что у нихъ нѣтъ одной религіи. Взаимное противорѣчіе многихъ религій составляетъ условіе ихъ независимости. Но еслибы народъ, въ какомъ бы то ни было государствѣ, имѣлъ какую-нибудь одну вѣру, то невозможно предположить, чтобъ эта вѣра не опредѣлила — посредственно или непосредственно — своихъ отношеній къ государству и не требовала бы отъ него извѣстныхъ отношеній къ себѣ. Единство въ образѣ мыслей не можетъ не требовать единства въ образѣ дѣйствій. Одинаковая вѣра требуетъ одинаковыхъ нравовъ, одинаковой системы всѣхъ отношеній — семейныхъ и общественныхъ. Правильно ли будетъ то устройство государственное, которое не будетъ прямымъ слѣдствіемъ этой системы междугражданской? Или правительство, которое будетъ стѣснять выраженіе всенародныхъ убѣжденій, подъ предлогомъ, что это выраженіе можетъ быть оскорбительно для какихъ-нибудь убѣжденій иностранныхъ? Или которое само будетъ оскорблять убѣжденія народныя своими устройствами, составляемыми въ духѣ иноземныхъ убѣжденій, наприм. правительство магометанскаго народа, которое будетъ требовать отъ войска употребленія вина для куражу? Или когда оно позволитъ безнаказанно другимъ сектамъ оскорблять нравы своего народа явнымъ исполненіемъ обычаевъ противорѣчащихъ всеобщимъ убѣжденіямъ, наприм. въ государствѣ христіанскомъ публичныя вакханаліи язычества, или публичныя насмѣшки надъ вѣрою и нравами народа? Или распространеніе соблазнительныхъ книгъ? Или должно ли правительство, говоря вообще, обращать какое-нибудь вниманіе на нравственныя понятія своего народа? Должны ли законы отстранять то, что мѣшаетъ свободному выраженію нравственныхъ понятій или удалять то, что стремится ихъ оскорбить или разрушить? Соединенные Штаты, говоритъ авторъ, не имѣютъ законовъ, которые бы охраняли общественную нравственность или общественныя убѣжденія. Но за то тамъ общественныя убѣжденія, въ каждомъ особенномъ штатѣ, охраняются беззаконно, особеннымъ общественнымъ своеволіемъ, которое, кажется, не лучше закона, котораго боится авторъ. Противъ оскорбителей ихъ убѣжденій толпа дѣйствуетъ самоуправно и безнаказанно. Если такой безпорядокъ входитъ въ общій порядокъ вещей, то легче ли онъ отъ того, что производится не по закону, а безъ закона?
