Иоанн Златоуст - Творения, том 6, книга 1
Но разве это только можем мы сказать за Владыку? Достаточно, конечно, и этого оправдания; но бесконечная Его благость и неизреченное человеколюбие представляет нам множество и других оправданий. Не то одно можно сказать, что Он даровал, а ты потерял, хотя даровавший и таким образом освобождается от обвинений, или, лучше сказать, еще достоин величайшего удивления за то, что, и предвидя, как ты потеряешь, не лишил тебя дара; но я могу сказать и другое, гораздо большее. Что же такое? То, что и после того, как ты потерял по собственному легкомыслию, Он снова возвратил тебе потерянное, лучше же сказать – не одно только потерянное, но еще гораздо большее того. Ты потерял рай, а Он дал тебе небо. Видишь ли, как приобретение выше потери, во сколько изобильнее это богатство? Он дал тебе небо, чтобы явить Свое человеколюбие, и уязвить диавола, показывая, что, хотя бы диавол делал тысячи козней человеческому роду, он не достигнет никакого успеха, так как Бог всегда ведет нас к высшей почести. Итак, ты потерял рай, а Бог отверз тебе небо; ты осужден на труд временный, – и удостоен жизни вечной; Он повелел земле произращать терние и волчцы, а душа произрастила тебе плод Духа.
4. И посмотри, до чего снизошло человеколюбие Божие. Потерявшие что-нибудь из своих стяжаний, хотя бы приобрели большее и драгоценнейшее, однако стараются найти и то потерянное, и не прежде удовлетворяются, как возвратив его. Так и тебе, когда ты потерял рай, Бог дал не только небо, но и рай, и небо. Ныне же будешь со Мною в раю, говорит Он (Лк.23:43), чтобы утешить скорбящую душу не только прибавлением большего, но и возвращением потерянного. Впрочем, если угодно, обратимся к самому предмету нашей речи, и посмотрим, как мы потеряли язык. История не мало способствует безопасности; кто знает состояние прежней безопасности, тот будет осторожнее и в остальном. Необходимо сказать вам все, именно, что в древности у всех людей был один язык и что впоследствии он распался на многие. Доколе он был один и когда распался на многие? И исчез ли тот самый язык, когда вошли в употребление другие, или он оставался, когда вошли в употребление прочие? Для чего он был смешан и по какой причине? Потом на каком из этих многих языков написан Ветхий Завет, – из-за которого мы и коснулись всего этого, – на древнем ли и первобытном, или на тех, которые вошли впоследствии? Но не бойтесь; хотя всего этого сегодня мы не можем сообщить, но, конечно, сообщим вам после. Для чего же, не намереваясь сообщить всего сегодня, мы перечислили вам содержание всех долгов своих? Для того, чтобы вы, ожидая уплаты, всегда имели нас в уме своем. Ведь кто дал кому-нибудь в займы денег и имеет должника, еще неуплатившего долг, тот и за трапезою, и дома, и на площади, и на постели, везде думает, и во сне бредит о своем должнике; любовь к деньгам делает то, что и должник вместе с деньгами постоянно присущ душе заимодавца. Поэтому и мы объявили свои долги, чтобы от надежды уплаты нам всегда быть в ваших душах, и дома, и на площади, и где бы вы ни находились; но всех долгов сегодня мы не уплатим, чтобы чрез ожидание остающегося оставить в вас повод к воспоминанию о нас. Подлинно, крепкая опора для нас – постоянно пользоваться вашею любовью, – любовью такого и столь великого народа. Кто пользуется любовью, тот, конечно, будет пользоваться и молитвою; а как велико это благо, видно из следующего. Тот Павел, который был восхищен до третьего неба, слышал неизреченные глаголы, победил все потребности природы, будучи, наконец, в совершенной безопасности, имел еще нужду в молитве учеников и говорил: умоляю вас, братия, Господом нашим Иисусом Христом и любовью Духа, подвизаться со мною в молитвах за меня к Богу (Рим.15:30,31); и еще: всякою молитвою и прошением молитесь во всякое время духом, и старайтесь о сем самом со всяким постоянством и молением о всех святых и о мне, дабы мне дано было слово (Ефес.6:18,19). И везде видите вы, что он то просит молитв у своих учеников, то благодарит их по получении. А чтобы не говорил кто-нибудь, что Павел прибегает к молитвам учеников по смирению, он показывает и силу их, когда говорит так: Который и избавил нас от столь близкой смерти, и избавляет, и на Которого надеемся, что и еще избавит, при содействии и вашей молитвы за нас, дабы за дарованное нам, по ходатайству многих, многие возблагодарили за нас (2Кор.1:10,11).
Если же молитва народа избавляла от опасности Павла, то как же не следует ожидать и нам великих плодов от такого предстательства? Молясь сами по себе, мы бываем слабы, а когда соберемся, становимся более сильными; потому мы и молим Бога всенародно и со взаимною помощью. Так и царь часто, осудив кого-нибудь на смерть, не склоняется на просьбу кого-нибудь одного об осужденном; но если умоляет целый город, то смягчается и по многочисленности умоляющих освобождает ведомого в пропасть от осуждения и возвращает к жизни. Такова сила всенародной молитвы. Для того все мы и собираемся сюда, чтобы успешнее преклонить Бога на милость; молясь сами по себе, мы, как я выше сказал, бываем слабы, а вознося молитву в союзе любви, умоляем Бога даровать нам просимое. Говорю это не напрасно и не для себя только, а для того, чтобы вы всегда спешили в собрания, чтобы вы не говорили: что же, разве я не могу молиться дома? Можешь молиться, но эта молитва имеет не столь великую силу, как та, которая совершается вместе с сочленами, когда все тело Церкви единодушно и единогласно воссылает прошение, в присутствии священников, возносящих молитвы всего народа.
5. Хочешь ли знать, какова сила молитвы, совершаемой в Церкви? Некогда Петр был заключен в темницу и связан многими цепями. Церковь прилежно молилась о нем Богу (Деян.12:5), и тотчас освободила его из темницы. Что же может быть сильнее этой молитвы, которая приносила пользу столпам и твердыням Церкви? Павел и Петр – твердыни и столпы Церкви: и на одном из них она расторгла узы, другому отверзла уста. Но, чтобы показать сугубую ее силу не только из тогдашних событий, но из совершающихся ежедневно, мы напомним вам о самой молитве, совершаемой народом. Если бы кто-нибудь из простых людей велел вам, каждому по себе, молиться о спасении епископа, то каждый, конечно, отказался бы, как от бремени, превышающего его силу. Когда же вы все вместе слышите диакона, повелевающего это в словах: помолимся о епископе, и о старости, и о заступлении, да право правит слово истины, и о сущих здесь и повсюду, – тогда не отказываетесь исполнить повеление, но, сознавая силу вашего собрания, усердно возносите молитву. Посвященные в тайны знают, о чем я говорю; молитве оглашенных это еще не предоставлено, так как они не достигли до такого дерзновения, а вам служащий при молитвах повелевает приносить их и о вселенной, и о Церкви, простирающейся до концов земли, и о всех, управляющих ею епископах, – и вы повинуетесь с готовностью, свидетельствуя самым делом, что велика сила молитвы, согласно возносимой в церкви народом. Впрочем, возвратимся к своему предмету, к тому, что в древности был один язык. Итак, откуда известно, что был один язык? На всей земле, говорится, был один язык и одно наречие (Быт.11:1). Неясны эти слова. Разве земля имеет уста? Нет; что же и о чем здесь говорится? Не об этой бесчувственной и неподвижной земле говорится здесь, но так назвало Писание весь вообще род людей, напоминая им о собственной их природе, напоминая о матери, из которой они произошли. Это живое существо, т.е. человек, двойственно, состоит из двух естеств, чувственного и духовного, т.е., из души и тела, и имеет сродство как с небом, так и с землею. Духовным естеством своим он имеет общение с высшими силами, а чувственным соприкасается с земными предметами, составляя собою некоторую тесную связь между тем и другим творением. Поэтому, когда он делает что-нибудь угодное Богу, то называется духовным, получая это название не от души, а от другого высшего достоинства, – от действия Духа, – так как для совершения добрых дел нам недостаточно души, если не будем получать той помощи. А чтобы вы убедились, что для совершения добрых дел нам недостаточно и души, – но что я говорю: для совершения добрых дел? даже и для возможности разуметь глаголы (Божии), – апостол говорит: душевный человек не принимает того, что от Духа Божия (1Кор.2:14). Как плотским он называет того, кто раболепствует плоти, так и душевным называет того, кто вверяет дела умствованиям человеческим и не принимает действия Духа. Но мы называемся, как я ска-зал, духовными, когда совершаем добрые дела; а когда согрешим, падем и сделаем что-нибудь недостойное нашего благородства, тогда Писание называет нас по низшему нашему естеству – именует нас землею. Так и здесь, намереваясь осудить некоторых, именно тех, которые строили башню, превозносились гордостью, стали думать о себе выше своего достоинства, – намереваясь осудить их гордость, оно назвало их по низшему их естеству, сказав: на всей земле был один язык. А чтоб вы убедились, что так называет оно нас, когда мы согрешим, Бог называл так Адама после греха, сказав: ибо прах ты и в прах возвратишься (Быт.3:19), хотя Адам не землею только был, но имел и бессмертную душу. Почему же он назван землею? Потому, что согрешил. А когда Бог творил его, то не назвал его так, но как? Сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему: и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над зверями, и да страшатся и да трепещут вас все звери земные на всей земле (Быт.1:26;9:2). Видишь ли, каковы преимущества природы (человеческой), каковы почести, каковы похвалы? Но это до греха; а после греха уже: прах ты и в прах возвратишься. Послушай же, как и Малахия предвещает тоже, или – лучше – Бог чрез пророка: вот, Я пошлю к вам, говорит Он, Илию пророка. Для чего пошлет? И он обратит сердца отцов к детям и сердца детей к отцам их (Мал.4:5,6). Так как имеет быть тот суд страшный и ужасный, то, чтобы Судия не осудил некоторых безответных на наказания, и чтобы Илия, пришедши и предсказав, что близко – при дверях наступление суда, сделал людей благоразумными, – ведь сказанное за много лет обыкновенно пренебрегается, – то названный пророк и придет возобновить это в нашей памяти. Впрочем, теперь надобно доказать, что землею называются согрешающие.
