Иоанн Златоуст - Толкование на Евангелие от Иоанна

2. Смотри, как не умовением только Христос показывает Свое смирение, но и другими действиями. Не прежде возлежания Он встал, а тогда, когда уже все возлегли. Затем не просто умывает, но сначала сложил с Себя одежду. Но и на этом не остановился, а еще опоясался полотенцем; да и этим не удовольствовался, но Сам же влил воду, а не другому велел наполнить ее. Так все это Он делает Сам, чтобы показать тем, что когда мы делаем добро, то должны делать его не с небрежностью, но со всем усердием. И мне кажется, что Своему предателю Он умыл ноги первому, – так как (евангелист), сказав: и начат умывати ноги учеником (ст. 5), затем продолжает: прииде же к Симону Петру, и глагола ему той: Ты ли мои умыеши нозе? (ст. 6). То есть теми ли самыми руками, которыми Ты отверзал очи, очищал прокаженных и воскрешал мертвых? Подлинно, уже и это выражает собою весьма много, – почему Петру и не было надобности сказать что-нибудь больше, чем: Ты ли? В этом одном уже высказывалось все. Но справедливо может кто-нибудь спросить: почему никто другой не воспрепятствовал Ему (умыть ноги), а только один Петр, что служит свидетельством немалой любви и уважения? Какая же этому причина? Мне кажется, что Христос прежде умыл ноги предателю, а потом приступил к Петру, и что другие были уже вразумлены примером Петра. А что действительно Он умыл кого-то другого прежде Петра, это видно из слов: когда же пришел к Петру. Впрочем, евангелист не говорит прямо, но словом: начат намекает на это. И хотя первым был Петр, но, вероятно, предатель, по своей наглости, возлежал даже выше верховного (апостола). Его наглость выказывается и в других случаях: например когда он погружает вместе с Учителем (руку в солило) и когда, несмотря на обличения, не чувствует угрызения совести. Петр, однажды подвергшись упреку еще прежде, и упреку за слова, которые он сказал от любви, так смирился, что даже и тогда, как был в томлении и трепете, обратился к другому, чтобы тот вопросил; а этот (Иуда), несмотря на частые обличения, не приходил в чувство. Итак, когда подошел к Петру, глагола ему той: Господи, Ты ли мои умыеши нозе? – (Христос) говорит ему: еже Аз творю, ты не веси ныне, уразумееши же по сих (ст. 6–7), то есть (после узнаешь), какая от этого выгода, как полезен этот урок, как это может расположить нас ко всякому смиренномудрию. Что же Петр? Продолжает противиться и говорит: не умыеши ногу мою во веки (ст. 8). Что ты делаешь, Петр? Разве не помнишь прежних слов? Не ты ли сказал: милосерд Ты, и услышал: иди за Мною, сатано (Мф. 16, 22, 23)? Ужели и это не вразумило тебя, и ты все еще горячишься? Да, говорит; но теперь совершается дело необыкновенное и поразительное. Поелику же Петр поступал так по великой любви, то и Христос опять уловляет его тою любовию. Как тогда Он сильно укорил его, сказав: соблазн Ми еси (Мф. 16, 23), так и теперь говорит: аще неумыю тебе, не имаши части со Мною (ст. 8). Что же этот пылкий и пламенный? Господи, говорит, не нозе мои токмо, но и руце и главу (ст. 9). Горяч в сопротивлении, но еще горячее в изъявлении согласия; а то и другое – от любви. Но почему (Христос) не сказал, для чего Он это делал, а употребил угрозу? Потому, что Петр не послушал бы. Если бы сказал: оставь, чрез это Я хочу научить вас смирению, – то Петр тысячу раз обещал бы быть смиренным, лишь бы только Владыка не делал этого. А теперь что говорит? То, чего Петр всего более боялся и страшился, – именно, чтобы не быть отлученным от Него. Ведь это он часто спрашивал: камо идеши? – и по этому-то поводу говорил: душу мою за Тя положу (ст. 36, 37). Если он не уступил и тогда, как услышал: ты не знаешь теперь, что Я делаю, а узнаешь после, – то тем более, если бы узнал. Поэтому-то и сказал: уразумееши же по сих, – зная, что, если бы он уразумел это теперь, то продолжал бы противиться. Да Петр и не сказал: объясни мне, и я не буду противиться; но – что было знаком еще большей горячности – он даже не хотел знать этого, а опять настаивает на своем, говоря: не умыеши ногу мою. Когда же (Христос) употребил угрозу, – он тотчас утих. Но что значит: уразумееши по сих? Когда именно по сих? Тогда, говорит, когда именем Моим будешь изгонять бесов, когда увидишь Мое вознесение на Небо, когда узнаешь от Духа, что Я восседаю одесную Отца, – тогда поймешь то, что теперь совершается. Что же Христос? Когда Петр сказал: Господи, не нозе мои токмо, но и руце и главу, – (Христос) говорит: измовенный не требует, токмо нозе умыти, есть бо весь чист. И вы чисти есте, но не еси. Ведяше бо предающаго Его (ст. 10–11). Но если они чисты, – для чего умываешь им ноги? Для того, чтобы мы научились скромности. Поэтому-то Он обратился не к другой какой-нибудь части тела, а именно к той, которая менее всех других ценится. Что значит: измовенный? То же, что чистый. А разве они были чисты? Ведь они еще не были освобождены от грехов и не удостоились получить Святого Духа, так как грех еще владычествовал, клятвенное рукописание еще существовало и жертва еще не была принесена. Почему же Он называет их чистыми? Чтобы ты не подумал, будто они в том отношении чисты, что уже освобождены от грехов, Он присовокупил: вы чисти есте за слово, еже рех вам (см.: 15, 3), – то есть вы пока чисты только с этой стороны; вы уже приняли свет; вы уже освободились от иудейских заблуждений. Так и Пророк говорит: измыйтеся, и чисти будите, отъимите лукавства от душ ваших (Ис. 1, 16). Значит, такой уже омылся и чист. Атак как апостолы отвергли от души своей всякое лукавство и обращались со Христом с чистою совестию, то Он и говорит, сообразно со словами Пророка, что измовенный уже чист. Под измовением Он разумеет здесь не иудейское омовение водою, но очищение совести.

3. Итак, будем и мы чисты; научимся делать добро. Но что такое добро? Судите сиру и оправдите вдовицу, и приидите, и истяжимся, глаголет Господь (Ис. 1, 17–18). В Писании часто говорится таким образом о вдовах и сиротах; а мы о том и не думаем. Между тем, представь, какая награда! Аще будут греси ваши, сказано, яко багряное, яко снег убелю: аще же будут яко червленое, яко волну убелю (Ис. 1, 18). Вдовицы беззащитны, а потому (Господь) много о них и заботится. Они, конечно, могли бы вступить и во второй брак, но из страха Божия они переносят скорби вдовства. Подадим же им руку помощи все мы, и мужи и жены, чтобы и нам самим когда-нибудь не подвергнуться тяжкой участи вдовства или, если подвергнемся ей, иметь полное право ожидать и себе человеколюбия. Не малую имеют силу слезы вдовицы: они могут отверзть самое небо. Не будем же обижать их, не станем увеличивать их несчастия, но будем оказывать им всевозможную помощь. Если будем поступать таким образом, то доставим себе совершенную безопасность и в настоящей жизни, и в будущем веке. Не только здесь, но и там они послужат для нас защитою; за оказанные им благодеяния они избавят нас от большей части наших грехов и дадут нам возможность с дерзновением предстать пред судилищем Христовым, чего да сподобимся все мы, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава во веки веков. Аминь.

Беседа LXXI

Изъяснение 13, 12 и далее. Ожесточение Иуды. – Отношение Иисуса Христа к своим ученикам как назидательный пример для господ, жестоких к своим слугам. – К объяснению урока смирения, преподанного Господом. – Не тот несчастен, кто терпит обиды, а тот, кто причиняет их. – Примеры древних. – Иосиф и Моисей как образцы кротости и терпения. – История Иосифа. – Нужно прощать, чтобы получить прощение от Бога.

1. Опасно, возлюбленные, опасно впасть в глубину зол. Тогда уже трудно бывает душе исправиться. Поэтому нужно всячески стараться не быть уловленным в начале, потому что легче не вдаться (в зло), чем, вдавшись, исправиться. Посмотри на Иуду: когда он вверг себя (в зло), то сколько ни получает помощи, – все не восстает. Сказал (Христос), обращаясь к нему: един от вас диавол есть (Ин. 6, 70); сказал: не все веруют (6, 64); сказал: не о всех вас глаголю; и: Аз вем, ихже избрах (13, 18), – но он ничего этого не чувствует. Егда же умы ноги их, прият ризы Своя, возлег паки, рече им: весте ли, что сотворих вам? Это говорит, обращаясь уже не к одному Петру, но и ко всем. Вы глашаете Мя: Господь и Учитель, и добре глаголете: есмь бо (ст. 13). Вы глашаете Мя, – ссылается на их суждение. Потом, чтобы не показалось, что это слова их приязни, присовокупляет: есмь бо. Таким образом, приведя их собственные слова, Он тем самым делает их не тягостными; а подтвердив приведенные слова Своим (словом), отстраняет от них всякое подозрение. Есмь бо, говорит. Видишь ли, как, беседуя с учениками, Он гораздо открытее говорит о Самом Себе? Как сказал Он: не называйте учителя на земле, един бо есть ваш Учитель, так же сказал: и отца не зовите на земли (см.: Мф. 23, 8, 9). А выражение: един сказано не об Отце только, но и о Нем. Если бы Он говорил, не разумея здесь и Себя, то как мог бы сказать: да сынове света будете (Ин. 12, 36)? И опять: если бы называл учителем одного Отца, то как же говорит: есмь бо, и еще: един есть наставник ваш, Христос (Мф. 23, 10)?