Джон Буньян - ХРИСТИАНА И ЕЕ ДЕТИ
...Он зяб, но постучать в дверь не решался... За пазухой у него лежало рекомендательное письмо к Толкователю, согласно которому пилигрима следовало принять и всячески успокоить, а потом дать в дорогу ему надежного проводника, с которым такому слабодушному человеку было бы безопасно путешествовать. Он знал про все это и тем не менее не осмеливался стучать в дверь, находя себя недостойным быть принятым в дом и получить обещанное. Но н назад он не хотел возвращаться, зная, что это – верная погибель. Он видел многих, которых впускали, как только они начинали стучать в дверь. Я как-то случайно выглянул в окно и, заметив его, вышел спросить, что ему надобно. У бедняги глаза были полны слез, и я понял, в чем дело. Я вернулся в дом, и мы доложили о нем Господину. Он тотчас послал меня к нему обратно, чтобы убедить его войти, что, могу вас уверить, было делом нелегким. Наконец он решился перешагнуть порог и вступить в дом, и надо было видеть Толкователя – с какой любовью он принял Трусливого! Пилигриму была предложена вкусная еда и питье. Тогда он вынул из – за пазухи письмо. Толкователь, прочитав послание, сказал: «Твое желание будет исполнено». Спустя некоторое время пилигрим как будто успокоился. Как вы могли сами убедиться, Господь имеет чрезвычайно любящее сердце, особенно к тем, кто боязлив, и потому Он с ним обошелся так, как нежный отец обращается с любимым сыном.
Когда бедняга осмотрел все, что было в доме, он был полон решимости отправиться в путь к Небесному Граду. Господин вручил ему в дорогу бутылку вина и пищу. Я сопровождал его.
Когда мы дошли до виселиц, он сказал, что такова будет и его участь. Однако сильно обрадовался, увидев Крест. Тут он даже попросил меня на время остановиться, и мне показалось, что он стал спокойнее. Когда же мы дошли до горы Затруднение, он не обратил на нее никакого внимания, также как и на львов, и на долину Унижения. Надо сказать, что затруднения его не пугали. У него был один-единственный страх – будет ли он в самом деле принят, в числе ли он званых, смеет ли он надеяться, что обещание принять грешников касается и его, и, наконец, может ли он рассчитывать, что искупительная кровь омыла и его от грехов, ибо он не может представить Господу ни единого дела, не запятнанного грехом.
Я привел его в Чертог Украшенный, кажется, быстрее, чем он хотел, и познакомил его с обитательницами дома. Но он и там застеснялся, находя себя недостойным. Он все время старался уединиться, но очень любил духовные беседы и часто прятался за ширму, чтобы оттуда прислушиваться к таким разговорам. Он охотно рассматривал старые вещи и любил над ними помечтать. Позже он признался мне, что ему было отрадно жить в этих двух домах – у Тесных врат и у Толкователя, но он не находил в себе достаточно мужества, чтобы испросить позволения остаться в них подольше.
Когда мы вышли с ним из Чертога и спустились в долину Унижения, он шел по ней легче, чем все известные мне странники. Его не смущало унижение, он хотел лишь иметь уверенность, что достигнет в конце пути обещанного блаженства. Меж ним и этой долиной точно существовала какая-то незримая связь, и ему в ней было привольнее, чем где-либо. Бывало, он ляжет на землю и начинает покрывать поцелуями растущие на ней цветы. Утром встанет рано и с наслаждением гуляет по долине.
Зато, когда мы вступили с ним в долину Смертной Тени, я стал бояться, что он совсем пропадет. Он, как и прежде, назад возвращаться не хотел, эта мысль была ему ненавистна, но страху претерпел много. «Ох, утащат меня злые духи! Ах, вот сейчас заберут к себе!» – восклицал он, и я никак не мог его успокоить. Он так причитал и вскрикивал, что если б духи его услышали, это бы внушило им достаточно отваги, чтобы напасть на нас. Но я заметил, что эта долина во все время, пока он по ней шел, была спокойнее, чем когда-либо. Я заключил из этого, что Господь запретил врагам мешать Трусливому проходить через долину и пугать его.
Долго пересказывать его путешествие. Поэтому ограничусь еще двумя случаями. Когда мы с ним дошли до ярмарки Суеты, я подумал, что он собирается воевать со всеми обывателями ярмарки. Я так и думал, что все накинутся на нас с остервенением и изобьют до смерти: до того он был вне себя от негодования, что здесь продается такой товар. В Очарованной стране ко сну его не клонило.
Но когда он дошел до реки Смерти и увидел, что нет моста, он опять совершенно растерялся. «Теперь уж я уверен, что здесь погибну и потому никогда не войду в блаженство, для которого я совершил такой длинный путь».
И здесь я снова заметил нечто необыкновенное – река была в этот день мельче, чем обычно, и он свободно перешел ее, так как вода доходила ему лишь до колен.
Когда я его увидел на другом берегу уже входящим в Небесный Град, я с ним простился. Больше я с ним не встречался.
– В конце концов он все-таки получил то, о чем мечтал! – сказал Честный.
– О да, конечно! Я никогда не сомневался, что так и будет. Он был в числе избранных, хотя так боялся, что часто утомлял себя самого и других. Он был особенно чувствителен ко греху и так боялся обидеть других, что без всякой нужды давал обижать себя и часто отказывался от вполне дозволенных радостей – из одного страха поступить дурно.
– Но почему такой хороший человек всю жизнь свою мучается от страха?
– Причина заключается в том, что Премудрый Бог определил одним веселье, а другим страданье. Господь настраивает нашу душу в соответствии со Своими желаниями.
– Он был очень ревностен, судя по вашему описанию. Сатану, львов и ярмарку Суеты он вовсе не боялся; но грех, смерть и ад страшили его, потому что он не был уверен, что принят Господом в число избранных.
– Это правда, – согласился Дух Мужества. – Достоин ли он усыновления Христова? Это ему не давало покоя и причиной тому была слабость его веры, но отнюдь не слабость духа. Я уверен, что он не испугался бы пойти в огонь и воду, но его тяготило чувство страха, от которого человек избавляется с трудом.
– Этот рассказ о Трусливом очень полезен, – сказала Христиана.
– Я думала, что я одна трусиха, а теперь вижу, что между мной и им много общего. Разница заключается в том, что страх имел такую власть над Трусливым, что он не решался постучаться в дверь, я же, напротив, стучала как можно громче.
– Разрешите и мне высказать свое мнение, – попросила Любовь.
– Я тоже нахожу в себе много сходства с ним. Я намного больше боялась не попасть в рай. нежели потерять что-либо в мире. Ах, думала я, только бы мне иметь уверенность, что буду в раю, если даже для этого мне пришлось бы расстаться с целым миром.
– Страх заставлял меня думать, что мне еще далеко до тех, кто получил спасение, – признался Матфей. – Но если этот добрый человек испытывал те же чувства, то почему бы и мне не заслужить того же, что и он?
– Без страха не получишь благодати, – сказал Иаков. – Не может быть благодати там, где нет страха Божия.
– Ты хорошо объяснил, Иаков, и понял суть дела, – похвалил его Дух Мужества. – Ибо страх Божий есть начало премудрости, а без такого начала нельзя рассчитывать на благоприятный исход. На этом мы и закончим наш рассказ о нашем друге Трусливом.
Разговор, однако, был продолжен, и Честный стал им рассказывать приключения некоего Своеволия.
– Он выдавал себя за пилигрима, – начал рассказ о нем Честный,
– но я уверен, что он не прошел через Тесные врата, которые стоят в самом начале пути.
– Ты не интересовался, почему он это не сделал? – спросил Дух Мужества.
– О, и не раз! Его не интересовало чужое мнение, он к нему не прислушивался. Что ему приходило в голову, то он и делал, и переубедить его было нельзя.
– Но каких же принципов он, по-твоему, придерживался? – поинтересовался Дух Мужества.
– Он утверждал, например, что человек, стремящийся к праведности, но не избавившийся от всех пороков, будет в конце концов спасен.
– Неужели? Вот если б он сказал, что и наилучший из пилигримов может согрешить, несмотря на всю свою добродетель, и его за это нельзя строго порицать, ибо, в сущности, мы не беспорочны и обязаны следить за собой! Но, насколько я понял, он думает иначе, полагая, что пороки пилигриму дозволены.
– Весь его образ жизни соответствовал этому убеждению.
– Однако на чем он его основывал?
– Он уверял, что так сказано в Писании. Он, например, утверждал, что поскольку один из возлюбленных Господом сожительствовал с женой другого, то это дозволено и ему. У Соломона, мол, было много жен, так почему же надо себе в этом отказывать? Сарра и другие женщины из Библии нередко говорили неправду, поэтому ложь дозволена и ему. Ученики Христовы по указанию своего Учителя взяли для Него чужую ослицу, поэтому взять чужое дозволено и ему. Иаков получил благословение от своего отца путем обмана и хитрости, так отчего же и ему не получить таким же образом земные блага?
– Экая низость! – воскликнул Дух Мужества. – Впрочем, такие воззрения сегодня широко распространены в мире.
