Абрам Ранович - Как создавались жития святых
В благодарность за исцеление христиане приносили своим богам разного рода дары по обету, как и язычники своим богам. В католических храмах можно видеть бесчисленные изображения глаз, рук, ног и других органов из воска и драгоценных металлов. Лукиан рассказывает, что некий Евкрат в благодарность за излечение от лихорадки позолотил грудь статуи генерала Пелиха. В монастыре Мегескилион, в Греции, находится статуя богородицы с позолоченной по такому же поводу рукой; она так и называется — «богородица-златоручица».
Статуи и иконы святых-целителей являются во сне болящим, как и статуи языческих героев. Козьма и Демьян явились больной женщине «в том виде, как они изображены». Вообще дух героя магически связан с его изображением, хотя его основная резиденция — при могиле или в храме, где хранятся его реликвии.
В 1497 году в Неаполе вспыхнула чума. В былое время неаполитанцы призвали бы на помощь специалиста по чуме — бога Аполлона. Но Аполлон был изгнан из мира христианских богов; папа Александр VI распорядился поэтому доставить в Неаполь из монастыря Монте Верджино статую святого Януария; монахи, однако, не захотели расстаться со своей святыней и заперли ворота перед посланцами Неаполя. Пришлось вызвать солдат, которые осадили монастырь, с боем взяли божественную «аптеку» и повезли в Неаполь.
При таком полном тождестве отношений к языческим и христианским героям-целителям очевидно, что достаточно было изменить имя героя, чтобы создать культ христианского святого. Знаменитое святилище Асклепия в Эгах стало родиной святых Козьмы и Демьяна, а там, где репутацию лучших целителей имели Диоскуры — Кастор и Поллукс, христианские святые «бессеребреники» заняли их место. При этом Козьма и Демьян переняли не только основную профессию Диоскуров — медицинскую практику, но их отхожий промысел — спасение на море.
Процесс превращения языческих богов и героев-целителей в христианских святых особенно ясно заметен в истории культа святых Кира и Иоанна. Житие этих святых написано в начале VII века патриархом константинопольским Софронием в благодарность за полученное от них исцеление глазной болезни. Житие это — обычный мифологический роман, преисполненный рассказов о необычайных чудесах, и не содержит ни зерна истины. Но к нему приложено краткое жизнеописание, по которому можно проследить все фазы возникновения культа Кира и Иоанна. Мы узнаем отсюда, что в Менуфисе, в Египте, на берегу моря возвышался храм богини Изиды, пользовавшийся необыкновенной славой. Сюда стекались тысячи больных, получавших исцеление от великой матери-богини. Не только язычники, но и христиане чтили этот храм. Его популярность была такова, что даже епископ Феофил, беспощадно уничтожавший языческие капища, в том числе знаменитый храм Сераписа, не рискнул тронуть храм Изиды. Для борьбы с почитанием чудотворного святилища Изиды Феофил построил рядом с ним церковь во имя святых апостолов. Но эта мера не дала нужных епископу результатов: апостолы хоть и творили чудеса, но не были специалистами-целителями; к тому же они не были материально связаны с Менуфисом, и верующие христиане и не христиане сомневались, должно быть, в заинтересованности апостолов в благополучии и здравии жителей Менуфиса. Дело приняло другой оборот, когда епископ Кирилл распорядился перенести в церковь апостолов реликвии Кира и Иоанна. Правда, эти мученики никому не были известны; их кости были взяты из безвестной братской могилы, и ничего путного об их житии и деяниях никто сказать не мог (предполагалось лишь, что один из них был аскетом, другой — солдатом), но здесь налицо были реликвии, нечто реальное, и пропаганда попов, подкрепленная силой власти церкви, возымела действие. Пациенты Изиды постепенно стали переходить к новым, модным целителям; были состряпаны многочисленные сказки о чудесных исцелениях в храме Кира и Иоанна, для большего эффекта была создана версия, что Кир при жизни был врачом; святилище Изиды постепенно утратило свою популярность, а Кир и Иоанн унаследовали ее медицинскую практику и стали великими чудотворцами-целителями.
Весьма поучительна с точки зрения возникновения легенд о святых история культа святой Пелагии. Некий агиограф, именующий себя дьяконом Яковом, составил в первой половине V века житие этой святой под названием «Раскаяние Пелагии Антиохийской». Здесь рассказывается, что балетная танцовщица Пелагия, которую население Антиохии называло Маргаритой («жемчужиной») за ее жемчужное ожерелье и невиданную красоту, случайно встретилась с аскетом Нонном. Под влиянием его проповеди прекрасная блудница принимает крещение, отрекается от богатства и, переодевшись мужчиной, поступает в мужской монастырь на Масличной горе под именем Пелагия и умирает после нескольких лет затворничества и умерщвления плоти. Эта версия сказания о Пелагии была использована еще до Якова — Иоанном Златоустом.
Наряду с этим Амвросий приводит другую версию легенды о мученице Пелагее. Пятнадцатилетняя прекрасная девушка Пелагея осаждается отрядом солдат. Чтобы выиграть время, она говорит, что хочет надеть брачный наряд. Она действительно наряжается в лучшее платье, но, вместо того чтобы выйти к ожидающим ее солдатам, она бросается с крыши и умирает. Взбешенные солдаты бросаются на мать и сестер Пелагеи. Те, смело взявшись за руки, входят в заграждающий им дорогу бурный поток и умирают, предпочитая смерть бесчестью.
Третья версия — о Пелагее из Тарса сообщает, что она была дочерью знатных родителей. Сын цезаря пленился ее красотой, но она предпочла благочестивые речи епископа Клинона. При свидании с ним она принимает христианство, снимает с себя свои драгоценности и объявляет себя невестой небесного жениха. Разгневанный цезарь бросает ее в пасть раскаленного медного быка. Весьма сходно с этим житие другой святой, Анфусы («цветущей»), в Селевкии.
В Антиохии праздновали 17 июля память мученицы Марины (Марина — латинский перевод греческого имени Пелагия — «морская»). Прекрасная дочь языческого жреца приняла христианство. Ее красота пленила царского сына, который требует ее возвращения в язычество. Марина упорствует и стойко переносит всевозможные пытки. В критические моменты голубь ее утешает и ободряет. В конце концов Марину казнят. Та же история, в которой фигурируют те же действующие лица и те же географические названия, рассказывается в латинском житии святой Маргариты, пользующейся большой популярностью в качестве помощницы при родах.
Легенда о блуднице по имени Пелагия, обращенной з христианство некиим монахом, существовала в Тире. Здесь вводится новый мотив: Пелагию подозревают, что она согрешила и родила ребенка, но много лет спустя выясняется, что то была клевета. Точно так же святая Маргарита, бежав в мужском платье из-под венца, чтобы поступить в монастырь под именем монаха Пелагия, подвергается обвинению в совращении привратницы. Мнимого монаха, успевшего стать настоятелем монастыря, изгоняют из общины, и лишь после его смерти выясняется, что то была женщина.
Если собрать все эти сходные легенды о Пелагее («морской»), Марине («морской»), Маргарите («жемчужине»), Анфусе («цветущей»), то ясно станет, что в них речь идет об одной и той же богине — юной, прекрасной, девственной и развратной, рожденной из пены морской, невесте-блуднице — Афродите; Афродита-Пелагия, называли ее греки, Венус-Марина — римляне; цветущая — ее эпитет, жемчуг — ее украшение, голубь — ее птица. До сих пор голубей содержат при храме богородицы на горе Эрике, в Сицилии, где раньше стоял храм Афродиты. Статуя святой Маргариты в часовне святого Георгия в Вестминстере — точное подобие статуи Астарты, финикийской ипостаси Афродиты.
Так единый образ богини любви Афродиты распался на отдельные христианские бледные копии, сохранившие лишь отдельные беглые черты, эпитеты, одеяние дочери Зевса. Впрочем, на о. Кипре Афродита сохранилась и под настоящим своим именем — как богородица Афродитеса.
Тот же процесс смешения христианских и нехристианских культов происходил много веков спустя в Киевской Руси, которой князья и купцы навязали вместе с византийскими товарами византийских богов. «В христианских святых, — пишет в своей «Истории русской церкви» H. М. Никольский, — и священных реликвиях, которым церковь присвоила чудотворную силу, приднепровец вновь находил утраченных было специальных богов-покровителей и фетишей; в непонятном для него культе он находил замену прежних волхвований, а на монахов и на священников смотрел как на волхвов… Этот процесс синкретизма облегчался еще тем, что по существу все указанные элементы христианских верований и культа вели свое происхождение от тех же анимистических предков… Наконец действовало и еще одно условие, именно — педагогические приемы византийских проповедников. Не будучи в силах достигнуть действительного превращения дикарей в христиан, видя тщетность убеждений, что языческие боги не существуют в действительности… они пошли на такие же уступки, какие в свое время вынуждена была сделать и греческая церковь: они признали реальность существования всех бесчисленных славянских богов, приравняв их к бесам, и признали святость традиционных мест и сроков культа, выстраивая храмы на месте прежних кумиров и капищ и назначая христианские праздники приблизительно на те же дни, к которым приурочивались ранее языческие».
