Даниил Сысоев - Кто как Бог? Или сколько длился день творения
Решение третей посылки вытекает из нашего ответа на вторую. Если Церковь имеет Свой Источник информации, и если Он достаточно разумен, чтобы адекватно передать нам ее, то очевидно существуют четкие границы веры в которые невозможно втиснуть все меняющиеся философии и умонастроения падшего человека. Задача Церкви как раз и состоит в том, чтобы охранять веру от постороннего влияния. С самого начала Ее существования главным лозунгом святых Отцов, выступавших против еретиков, были слова Писания: "Не передвигай межи давней, которую провели отцы твои" (Притчи 22, 23). Они прекрасно знали, что сохранение веры однажды преданной святым (Иуд. 3), является обязательным условием спасения и потому предостерегали вслед за апостолом от увлечения "философией и пустыми обольщеньями, по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христу" (Кол. 2, 8). Ведь тот, кто пытается изменить хотя бы йоту изначальную веру анафематствуется от Бога (Гал. 1, 6–9), и над ним исполняется печальное пророчество Соломона: "кто разрушает ограду, того ужалит змей" (Екк. 10, 8).
Это не признак какой-то отсталости или косности, а ярчайшее доказательство того, что Церковь найдена Неизменной Истиной, неподвластной всеразрушающему потоку времени. Как иначе можно объяснить этот удивительный феномен Православия, так точно сохранившего изначальное Откровение, что читатель не найдет отличия при чтении книг святых I, II или XX веков, как не действием одного Непобедимого Духа, Живущего еще и до ныне в Своей Церкви?
Итак, учение Церкви достаточно определенно, чтобы быть подогнанным под изменяющиеся веяния науки и популярной в данное время философии. Его можно или просто отбросить тем самым отрекшись от Самой Церкви и Ее Главы Христа, или наоборот отречься от мудрости мира сего, покаяться в своих прежних заблуждениях и принять жизнь вечную от Спасителя.
Те же, кто хочет совместить несовместимое, вынуждены повиснуть в пустоте, будучи чуждыми и для мира сего, и для Христа. Они противоречат самой сути религии, для которой не может быть и речи о согласовании с духом времени. По верному слову современного немецкого философа Дитриха фон Гильдебранта: "В отношении религии только один вопрос может иметь значение: истинна или нет. Соответствует ли она умонастроению эпохи или нет, не может играть никакой роли при выборе той или иной религии, если мы не хотим изменить ее существу. Даже последовательный атеист признает это. Он не скажет, что сегодня мы больше не можем веровать в Бога, — он скажет, что Бог есть и всегда был чистой выдумкой. От мысли о том, что религию следует приспосабливать к духу времени, всего один шаг до бредовой идеи об изобретении новой религии, что заставляет вспомнить о Бертране Расселе и нацистском идеологе Бергмане".[99]
Четвертая посылка гласит, что сферы религии и науки не должны пересекаться, а если это происходит, то отступать должна религия, а не наука, которая единственно компетентна в своих вопросах.
Итак, возможно ли отделить область науки от сферы действия богословия?
Современные богословы, для которых мнение мира сего важнее голоса Святого Духа,[100] часто отмахиваются от существующей проблемы взаимоотношения науки и Церкви. Они говорят, что наука и религия "могут свободно развиваться, не препятствуя друг другу".. "Наука изучает видимый мир. Объектом ее исследования является материальная Вселенная. Религия же есть духовное устремление к миру сверхчувственному, который не может быть постигнут чисто научными методами".[101] — Эти слова неправомыслящего богослова, к сожалению, стали образцом для подражания для многих православных. Так издатели сборника "Той повеле и создашася", утверждают, что им "приходиться защищать религию от науки, и науку от религии".[102]
Подобные попытки разорвать область применения науки и религии как показывает практика порабощает первую оккультизму, вторую же загоняет на задворки жизни и делает ее "культурным пережитком Святой Руси", которая может быть выброшена на свалку истории.
Однако практические результаты этого страшного разрыва меркнут пред ее богословскими последствиями, ведущими к вечной гибели ее последователей.
Если мы не можем оценивать видимый мир мыслью Церкви; если Невеста Христова не учит Своих чад, как жить на этой Земле, цивилизация которой пропитана наукой, то зачем Она и нужна? Ведь мы не бесплотные ангелы и нуждаемся в руководстве нашей телесною жизнью, а она находится в сфере деятельности науки.
Перечислим ереси с необходимостью вырастающие из этого мировоззрения (или его порождающие, — что здесь первично, вопрос нуждающийся в дальнейших исследованиях):
Манихейство — Ибо если Церковь отворачивается от видимого мира, то очевидно потому, что он зол по своей природе и значит — творение злого бога. Практическим следствием этого является богоборчество и стремление уничтожить свое тело как сосуд греха. (Не поэтому ли подобные тенденции сейчас получили распространение среди неофитов, и именно эти идеи питают секты, типа "Богородичного центра"?)
Докетизм — Если мир сей не достоин познания его Церковью, то не могло состояться и Воплощение, ибо именно Христос является главной тайной христиан, если же верно современное мнение разделяющее сферы науки и веры, то Иисус был призраком. Тогда спасение наше — галлюцинация! Крест и Воскресение — миф и сказка!
Если же мы попробуем применить этот подход к Священному Писанию, то у нас не останется целым и одного стиха. (В этом уже имели возможность убедиться радикальные протестанты и та же участь ожидает "православных богословов" — наукозащитников. Приметы приближения этой капитуляции уже пред нашими глазами. Посмотрим например, как толкует Писание о. Александр Мень, о. А. Князев, о. Г. Кочетков или А. Карташев, которые договорились до того, что отвергли большинство библейских чудес как мифы и легенды).
Церковь говорит нам не об непостижимой Сущности Божией и не об взаимоотношениях между бесплотными чинами, а о нашем спасении от смерти (которая ждет нас на Земле, а не в духовных мирах) и о воскресении во плоти, дарованное нам Вочеловечившимся Богом.
Очевидно, что подобное разделение есть плод сатанинского гуманизма живущего в сознании даже некоторых православных, для которых Церковь заканчивается за порогом храма. Они часто говорят, что Церковь не имеет права вмешиваться в среду наук, ибо Библия учит якобы лишь о духовном, а все относящееся к материальному в ней не богодухновенно. Представим себе на минуту что это так. Тогда какой у нас будет повод верить Священному Писанию в тех вещах, которые непостижимы, если в доступных постижению фактах оно лжет? "Если Я сказал вам о земном, а вы не верите, — как поверите, если буду говорить вам о небесном? " (Ин.3,12) — Сказал Сам Христос.
Очевидно, желая отвергнуть часть Писания, мы отвергаем ВСЕ! Отказываясь от Творца мы отлучаем себя от Троицы! Безусловно куда правее была русская цензура, запрещая публикацию бредней Дарвина, нежели А. Толстой пытавшийся в известном стихотворение выдать эволюцию за способ сотворения мира.
Конечно, Писание не учебник по астрономии и геологии, но без него все науки становятся ложью, разрушающей душу. Более того, если мы верим в его богодухновенность, то все данные его посвященные видимому миру абсолютно точны и могут вполне быть проверенны. Поэтому мы и утверждаем, что православное христианство полностью логично и, если угодно, «опровержимо» — т. е. его можно проверить и убедиться в его истинности. Мы не боимся проверок и даем доказательства для своей веры, которая вовсе не слепа, но имеет достаточно свидетельств своей разумности (ср. Ис.41, 21–29; 44, 8). По верному замечанию Г. Честертона, Церковь висит достаточно низко для того, чтобы желающий попытался добросить до нее камнем, пусть он будет последним кирпичом его дома. И вот уже 2000 лет Ее пытаются закидать и аргументами, и бомбами. Но Она все еще стоит и не зачем бояться того, что это удастся в наше время. Поэтому незачем пытаться сделать учение Ее неопровержимым и тем самым и неподтверждаемым, как делают это лживые идеологии, «объясняющие» все, а значит ничего (например, эволюционизм).
Но как должно согласовывать науку и веру? Ответ прост. Откровение должно не подменять исследования ученых (в той области исследования, которая для них доступна — т. е. в исследовании и практическом применении случайных и поверхностных свойств творения), а служить для них мировоззренческим фундаментом. Насколько лучше развивалась бы медицина, не верь ученые в эволюционную байку о рудиментальных органах! Насколько было бы меньше страданий в мире не поверь в эволюцию фашисты и коммунисты!
Наука должна вернуться к своей Госпоже, от Которой она бежала во время Ренессанса, если человечество хочет выжить на этой падшей планете. Верно слово Премудрого, что земля трясется, когда "служанка занимает место госпожи своей" (Притчи 30,21.23). Наука — эта "служанка богословия", возомнила себя богом, и не дело нам преклонять колени пред этим "голым королем". По верному слову святителя Феофана, "мы все одинаково знаем, что необузданная свобода науки есть плен истины. Свяжем науку, да свободной навсегда пребудет едина истина Божия".[103]
