Александр Мень - История религии. Том 1
собранные им свидетельства принадлежат людям разных эпох, стран и народов.
Они красноречиво говорят о том, что специфику религиозного переживания
нельзя свести ни к какой другой сфере человеческого духа: ни к
нравственности, ни к эстетике, ни к каким-либо чувствам, взятым в
отдельности (например, страху, надежде и т. д.). Точнее всего его можно
определить как чувство благоговения. По словам С. Булгакова, оно
"удостоверяет человека в реальности иного, божественного мира не тем, что
доказывает его существование или разными доводами убеждает в необходимости
последнего, но тем, что приводит его в живую непосредственную связь с
религиозной действительностью, ему ее показывает. На подлинно религиозный
путь вступил лишь тот человек, кто реально на своей жизненной дороге
встретился с Божеством, кого настигло Оно, на кого излилось превозмогающей
Своей силой" /3/.
Выразить в словах любое глубокое переживание, особенно религиозное,
трудно, почти невозможно, однако "психологические документы" все же могут
пролить некоторый свет на природу мистического сознания /4/. Вот характерный
пример одного такого свидетельства, приведенного в работе У. Джеймса.
"Я помню ночь и то место на холме, где душа моя открылась Бесконечному.
Это была бурная встреча двух миров - внешнего и внутреннего. От моей
внутренней борьбы словно бездна открылась в моей душе и раскрыла другую
неисследимую бездну по ту сторону звезд. Я был один с Тем, Кто сотворил меня
и все прекрасное в мире, и любовь, и страдание, и само искушение. Я уже не
искал Его, я чувствовал совершенную гармонию между Его духом и моим. Обычное
ощущение внешнего мира ушло от меня. Остался один экстаз ничем не
ограниченной радости. Как описать мое переживание? Это похоже на то, когда
все звуки в большом оркестре сливаются в широкую гармонию, в которой тонет
все, кроме чувства, переполняющего нашу душу. В нерушимом ночном молчании
трепетною жизнью жила тишина, еще более торжественная. И я ощущал в ночной
темноте некое Присутствие, тем более для меня ясное, что оно оставалось
невидимым. И я не мог больше сомневаться в присутствии Его, раз я чувствовал
Его так же ясно, как самого себя. И если была разница в степенях, то лишь
потому, что реальность Его я ощущал сильнее, чем мою собственную. Моя высшая
вера, моя истинная идея Бога зародилась во мне в тот миг. С тех пор, как я
стоял на Горе Видений, я чувствовал, что сила Вечного объяла меня. Никогда с
тех пор я не испытывал такого сердечного трепета. И если я когда-нибудь был
лицом к лицу с Богом, это лишь в ту ночь, когда я почувствовал, что родился
вновь, родился в духе... С этой минуты никакая критика доказательности бытия
Божия не могла поколебать моей веры. С этой ночи, когда я ощутил присутствие
Его Духа, я никогда не оставался надолго без этого чувства. Твердая
уверенность в существовании Бога, какая есть у меня, основана на этом
видении, на воспоминании об этом чудесном опыте".
"Я чувствовал себя много раз в тесном общении с Божеством, - пишет
другой человек. - Я наслаждался встречами с Ним, никогда о них не прося и
никогда их не ожидая. Они, казалось, состояли только в забвении всех моих
мыслей и всех усилий моей обыденной жизни... То, что я испытывал в эту
минуту, было временным исчезновением моей личности наряду со светозарным
откровением смысла жизни, более глубокого, чем тот, который был мне
привычен... Без Бога мир был бы хаосом" /5/.
Яркими свидетельствами, отражающими религиозные переживания, являются
бесчисленные произведения литературы и искусства. Гимны Ригведы и библейские
псалмы, Марцелловская месса Палестрины и оратория Листа "Христос",
"Божественная комедия" Данте и православные иконы, "Исповедь" Августина и
песни Тагора - все они подтверждают мысль, высказанную Максом Шелером, что
"путь веры - это внутреннее самораскрытие по отношению к являющемуся в
откровении Богу".
Известный историк религии Рудольф Отто (1869-1937) показал, что
религиозное чувство рождается в переживании реальности Высшего, которое
вызывает у человека благоговейный ужас твари перед безмерностью Божества. В
основе культов и вероучений, пишет он, "есть некий элемент, который может
при случае, вне зависимости от них, глубоко затронуть нас и завладеть нашим
сознанием с потрясающей силой. Попробуем же со всей симпатией и
проницательностью интуиции и воображения проследить за ним всюду, где можно
его обнаружить: в окружающей нас жизни и людях, во внешних порывах
благочестия и в проявлениях сознания, вызванных этими порывами, в
установленной и размеренной торжественности обрядов и литургий, а также в
атмосфере, порождаемой старыми религиозными памятниками, зданиями, храмами и
церквами. Сделав так, мы увидим, что столкнулись с неким явлением,
единственно подходящее название которому "mysterium tremendum" - тайна,
вызывающая трепет" /6/.
Нередко чувство Бога пробуждается в связи с созерцанием природы.
Искусственный мир городской цивилизации часто притупляет духовную чуткость
человека, ставит множество помех в приближении к Запредельному. Кроме того,
немалым препятствием служит балласт поверхностных знаний, почерпнутых из
популярной литературы. Эта литература приучает человека к мысли, что все в
мире устроено просто и поддается проверке здравым смыслом, а к области тайны
относится лишь то, что еще не успело попасть под скальпель человеческого
рассудка. А между тем прав был Эйнштейн, говоря, что "самое прекрасное
чувство связано с переживанием Таинственного... Человек, которому это
ощущение чуждо, который потерял способность удивляться и благоговеть, -
мертв. Знание о том, что есть сокрытая Реальность, которая открывается нам
как высшая Мудрость и блистающая Красота, - это знание и это ощущение есть
ядро истинной религиозности" /7/.
"Мы ищем Бога, - говорил, предвосхищая мысль Эйнштейна, Джордано Бруно,
- в неизменном, непреклонном законе природы, в благоговейном настроении
души, руководимой этим законом, мы ищем Его в блеске солнца, в красоте
вещей, исходящих из лона нашей матери-земли, в истинном блеске Его сущности
- бесчисленных созвездиях, светящихся на неизмеримом пространстве единого
неба, живущих, чувствующих, мыслящих и воспевающих хвалу Всеблагому,
Всеединому, Всевышнему" /8/.
Ощущение одухотворенности Вселенной очень близко к этому мистическому
переживанию. Приведу описание пробуждения этого "космического чувства" у
русского писателя Даниила Андреева. Внутреннее событие, о котором
рассказывает автор, произошло в его душе в летнюю ночь на берегу реки
Неруссы.
"Темнело. Из-за дубов выплыла низкая июльская луна, совершенно полная.
Мало-помалу умолкли разговоры и рассказы, товарищи один за другим уснули
вокруг потрескивающего костра, а я остался бодрствовать у огня, тихонько
помахивая, для защиты от комаров, широкой веткой.
И когда луна вступила в круг моего зрения, бесшумно передвигаясь за
узорно-узкой листвой развесистых ветвей ракиты, начались те часы, которые
остаются едва ли не прекраснейшими в моей жизни. Тихо дыша, откинувшись на
охапку сена, я слышал, как Нерусса струится позади, в нескольких шагах за
мной, но как бы сквозь мою собственную душу. Это было первым необычайным.
Торжественно и бесшумно в поток, струившийся сквозь меня, влилось все, что
было на земле, и все, что могло быть на небе. В блаженстве, едва переносимом
для человеческого сердца, я чувствовал так, будто стройные сферы, медленно
вращаясь, плыли во всемирном хороводе, но сквозь меня, и все, что я мог
помыслить или вообразить, охватывалось ликующим единством. Эти древние леса
и прозрачные реки, люди, спящие у костров, и другие люди, народы близких и
дальних стран, утренние города и шумные улицы, храмы со священными
изображениями, моря, неустанно покачивающиеся, и степи с колышущейся травой
- действительно все это было во мне той ночью, и я был во всем. Я лежал с
закрытыми глазами. И прекрасные, совсем не такие, какие мы видим всегда,
белые звезды, большие и цветущие, тоже плыли со всей мировой рекой, как
белые водяные лилии. Хотя солнца не было видно, было так, словно и оно тоже
где-то вблизи моего кругозора. Но не его сиянием, а светом иным, никогда
мною не виданным, пронизано было все это - все, плывшее сквозь меня и в то
же время баюкавшее меня, как дитя в колыбели, со всеутоляющей любовью.
