Поль Гольбах - Система природы, или О законах мира физического и мира духовного
Вот каким образом, не прибегая к учениям о благодати, вдохновении, видениях и сверхъестественных движениях, можно объяснить ту неуверенность и те колебания, которые мы иногда замечаем у весьма просвещенных в других отношениях лиц, когда речь заходит о религии. Часто, несмотря на все доводы рассудка, они под влиянием мимолетного настроения впадают в детские предрассудки, от которых мы считали их совершенно свободными в других случаях. Эти изменения бывают особенно заметны при недомогании, болезни, приближении смерти; умственный барометр тогда часто падает; призраки, которые ты презирал и истинную цену которых знал в состоянии здоровья, приобретают теперь новую силу; начинаешь трепетать, потому что твой организм ослабевает, начинаешь рассуждать нелепо, потому что твой мозг не способен правильно выполнять свои функции. Ясно, что в этом заключается истинная причина тех перемен, которыми жрецы злостно пользуются против неверия и с помощью которых они доказывают свои фантастические учения. Обращения, или перемены во взглядах людей, всегда зависят от какого-нибудь физического расстройства их организма, вызванного горем или какой-нибудь иной естественной причиной.
Наши взгляды, постоянно завися от физических причин, изменяются параллельно изменениям, происходящим в нашем теле; мы рассуждаем правильно, когда наше тело здорово и хорошо устроено; мы рассуждаем неправильно, когда это тело испытывает какое-либо расстройство; в этом случае наши идеи перестают быть связными: мы не способны правильно соединять их друг с другом, не можем вновь обрести свои принципы и извлечь из них верные выводы; наш мозг расстроен, и мы ничего не видим под правильным углом зрения. Есть люди, которые во время морозов не представляют себе своего бога таким же, как в облачную, дождливую погоду; они рисуют его себе по-разному в мрачном настроении и будучи веселы, находясь в обществе и пребывая в одиночестве. Здравый смысл подсказывает нам, что мы способны правильно рассуждать лишь тогда, когда наше тело здорово, а дух ничем не потревожен; только это состояние может обеспечить нам общий критерий, с помощью которого следует рассматривать наши суждения и исправлять наши понятия, когда какие-нибудь непредвиденные причины вносят в них изменения.
Если религиозные взгляды так непостоянны и зыбки у одного и того же индивида, то сколь различными они должны быть у разных существ, из которых складывается человеческий род? Если, быть может, не существует и двух людей, совершенно одинаково видящих какой-нибудь физический предмет, то не должны ли они еще более различно смотреть на вещи, существующие лишь в их воображении? Сколь бесконечным разнообразием должны быть отмечены их представления об идеальном верховном существе, вынужденные меняться каждую минуту? Словом, было бы безрассудно приписывать людям то, что они должны думать о религии и боге: эти представления целиком являются плодом воображения, и у людей, как мы уже неоднократно говорили, никогда не будет общей меры для них. Бороться с религиозными взглядами людей - значит бороться с их воображением, их организацией, их привычками, дающими им возможность усвоить самые нелепые и необоснованные взгляды. Чем энергичнее работает воображение людей, чем пламеннее они относятся к вопросам религии, тем труднее разуму избавить их от призраков: эти призраки становятся необходимой пищей их пылкого воображения. Одним словом, бороться с религиозными взглядами людей - значит бороться с их страстью к чудесному. Люди, одаренные живым воображением, постоянно вопреки увещаниям разума возвращаются к призракам, благодаря привычке ставшим для них дорогими, хотя бы они были вредными или опасными; каждый из них в утешение себе украшает эти призраки на свой лад. Так, человек с мягкой душой нуждается в боге, которого он любил бы; счастливому мечтателю нужен бог, которого он мог бы отблагодарить, несчастному мечтателю нужен бог, принимающий участие в его страданиях; верующему меланхолического склада нужен бог, огорчающий его и поддерживающий в нем расстройство, ставшее необходимым для его болезненной организации. Мало того, неистовствующему аскету нужен жестокий бог, вменяющий ему в обязанность быть бесчеловечным по отношению к самому себе, а вспыльчивый фанатик считал бы себя несчастным, если бы бог не приказывал ему испытывать на других действие своего пылкого темперамента и своих буйных страстей.
Тот, кто довольствуется приятными иллюзиями, несомненно, менее опасен, чем мечтатель, душу которого тревожат отвратительные призраки. Если мягкий и добродетельный человек не причиняет вреда обществу, то человек с сильными страстями рано или поздно окажется вредным для своих ближних. Бог таких людей, как Сократ или Фенелон, подходит для людей столь же мягких, как они сами; но он не может, не принося вреда, быть богом целого народа, где редко можно найти людей такого закала. Божество, как мы уже не раз указывали, навсегда останется для большинства смертных каким-то страшилищем, способным расстроить их воображение, разнуздать их страсти, сделать их вредными для окружающих. Если добродетельные люди рисуют себе своего бога в виде благого существа, то порочные, непреклонные, неспокойные, дурные люди аналогичным образом приписывают своему богу собственный характер и пользуются его примером, чтобы дать полный простор собственным страстям. Каждый человек созерцает призраки по-своему, а те, кто представляет божество в виде отвратительного, злого и жестокого существа, всегда будут значительно многочисленнее и опаснее, чем те, кто рисует его себе в привлекательных красках. На одного осчастливленного этим призраком придутся тысячи несчастных; рано или поздно бог станет неиссякаемым источником всякого рода расколов и безумств; он станет смущать невежд, на которых всегда имеют влияние обманщики и фанатики; он будет пугать трусов и малодушных, склонных из-за своей слабости к вероломству и жестокости; он заставит трепетать самых добродетельных людей, которые при всей своей добродетели будут бояться немилости своенравного и капризного бога; он не удержит от злодеяний дурных людей, которые, не думая о нем, станут совершать преступления или даже используют его, чтобы оправдать свои злодеяния. Одним словом, в руках тиранов этот тиранический бог послужит орудием подавления свободы народов и безнаказанного нарушения справедливости. В руках жрецов этот бог окажется талисманом, при помощи которого можно обмануть, ослепить и подчинить себе как государей, так и подданных; наконец, в руках народов этот идол всегда будет обоюдоострым оружием, которым они сами нанесут себе смертельнейшие раны.
С другой стороны, так как этот бог теологов представляет собой груду противоречий; так как, несмотря на его неизменность, его рисуют нам то как воплощенную доброту, то как самого жестокого и несправедливого из тиранов; так как, наконец, организм людей испытывает непрерывные изменения, то ясно, что божество не может всегда казаться одинаковым тем, кто им занимается. Лица, составившие себе самые благоприятные представления о боге, часто вынуждены признавать, что нарисованный ими портрет не во всем сходен с оригиналом. Горячо верующий человек и в высшей степени предубежденный фанатик не могут не видеть, как меняются их представления о божестве; будучи способны рассуждать, они поняли бы непоследовательность своего поведения по отношению к последнему. Действительно, они должны были бы заметить, что их поведение постоянно служит опровержением чудесных свойств и совершенств, приписываемых ими их богу. Молиться божеству - не значит ли это сомневаться в его мудрости, благости, провидении, всеведении, неизменности? Не значит ли это обвинять его в том, что он забывает свои создания, и требовать от него, чтобы он нарушил вечные веления своей справедливости и изменил установленные им самим неизменные законы? Молиться богу - не значит ли это сказать ему: "О мой боже! Я признаю твою мудрость, твое бесконечное всеведение и благость, однако ты забываешь меня; ты не думаешь о своем создании; ты не знаешь или притворяешься, будто не знаешь, чего ему недостает; разве ты не видишь, что я страдаю от чудесного порядка, внесенного твоими мудрыми законами в природу! Природа вопреки твоим повелениям в настоящее время делает мое существование невыносимым, и я умоляю тебя изменить сущность, сообщенную твоей волей всем вещам. Заставь стихии в данный момент потерять ради меня свои отличительные свойства: устрой так, чтобы тяжелые тела не падали, огонь не обжигал, а полученная мной от тебя хрупкая организация не страдала от ежеминутно испытываемых ею толчков. Ради моего благополучия исправь план, начертанный от века твоей бесконечной мудростью". Таковы приблизительно мольбы, возносимые всеми людьми; таковы их ежеминутные смехотворные просьбы к божеству, мудрость, разум и справедливость которого они прославляют, будучи, однако, почти всегда недовольны результатами этих божественных совершенств.
