Иоанн Златоуст - Толкование на Евангелие от Матфея. В двух книгах. Книга I
4. Когда ты будешь производить такое испытание совести, в это время не допускай к себе никого, пусть никто не тревожит тебя; но как судьи обыкновенно сидят за завесами, когда судят о делах, так и ты, вместо завес, огради себя безмолвием и избери благоприятное тому время и место. Займись этим судом, когда поужинавши встанешь из-за стола и пойдешь спать: вот время для тебя самое удобное; а местом твоим будут – постель и спальня. Так повелевает и пророк, говоря: яже глаголете в сердцах ваших, на ложах вашихумилитеся (Пс. 4, 5). Требуй от себя и за малые погрешности строгого отчета, чтобы когда-либо не приблизиться к великим грехам. Если ты будешь каждодневно это делать, то с дерзновением предстанешь пред Страшное судилище. Таким способом и Павел сделался чистым, потому и сказал: аще бо быхом себе разсуждали, не быхом осуждени были (1 Кор. 11, 31). Так и праведный Иов очищал детей своих: если он приносил жертвы за тайные грехи, то тем более требовал отчета в явных. А мы не так поступаем, но совершенно напротив. Как скоро ляжем на постель, тотчас начинаем размышлять о всякого рода житейских делах: одни вводят в душу свою нечистые помыслы, другие думают о деньгах, отданных под залог, о торговых условиях и о различных временных заботах. Имея на руках девицу-дочь, мы бережем ее со всею бдительностью; а душе своей, которая гораздо дороже дочери, позволяем любодействовать и оскверняться, впуская в нее тысячи нечистых мыслей. Хочет ли к ней войти любостяжание, или сластолюбие, или пристрастие к пригожим телам, или расположение к гневу, или иной какой недобрый гость, мы тотчас же отворяем двери, зовем и тащим его, и позволяем ей без всякого стыда и страха любодействовать с ним. Что может быть грубее этого и бесчеловечнее – смотреть с пренебрежением, как столь многие прелюбодеи надругаются над душою, которая для нас всего дороже, и давать ей сообщаться с ними до тех пор, пока они насытятся? Но этого никогда не дождешься. Разве тогда только отступят они, когда она предастся сну. Но нет! И в это время они не отходят от нее, потому что и в сонных мечтаниях и видениях носятся перед нею те же образы. А от того часто случается, что и с наступлением дня душа, упоенная такими мечтами, тотчас устремляется к действиям, с ними сообразным. Ты не даешь малейшей пылинке войти в зеницу ока твоего; а душу свою оставляешь в небрежении и попускаешь ей влачить за собою такую грязную кучу столь многих зол. Когда же мы успеем выбросить из себя этот помет, который с каждым днем накопляем в себе? Когда успеем вырвать терние? Когда успеем посеять семена? Не знаешь ли, что уже наступает время жатвы? А мы еще и не начинали вспахивать свое поле.
Что же скажем, когда придет Хозяин поля и будет требовать должного? Что станем отвечать Ему? То ли, что нам никто не дал семян? Но они посылаются свыше каждый день. То ли, что никто не срезал терния? Но мы (служители Слова) каждый день острим для вас серп. Или что житейские нужды отвлекают вас? Зачем же ты не распялся миру? Если тот, кто отдал вверенный ему талант, назван рабом лукавым за то, что не приобрел другого таланта, то что ж услышит тот, кто погубил и вверенное ему? Если он был связан и брошен туда, где скрежет зубов, то каким страданиям подвергнемся мы, – мы, которые, имея бесчисленное множество побуждений, влекущих нас к добродетели, отвращаемся от нее и предаемся лености? Еще ли мало убеждений, достаточных к тому, чтоб возбудить тебя? Не видишь ли, как малоценна жизнь эта, как неизвестно ее продолжение? Сколько потребно труда и пота в делах здешнего мира? Разве одна добродетель приобретается с трудом, а порок достается без трудов? Если же и там и здесь труд, то почему не изберешь ты добродетели, приносящей с собою великую пользу? Да еще и такие есть добродетели, которые и труда никакого не требуют. В самом деле, что за труд – не злословить, не лгать, не клясться, простить ближнего, подавшего повод к гневу? Вот труд и большая забота – поступать противно этому. Итак, какого ждать нам оправдания, какого прощения, когда мы и этих легких добродетелей не соблюдаем? Отсюда ясно видно, что и другие, труднейшие добродетели недоступны нам, по причине нашей беспечности и лености. Размыслив обо всем этом, будем убегать порока и возлюбим добродетель, чтобы сподобиться нам и настоящих и грядущих благ, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.
Беседа XLIII
Тогда отвещаша (Ему) нецыи от книжник и фарисей, глаголюще: Учителю, хощем от Тебе знамение видети. Он же отвещав рече им: род лукав и прелюбодей знамения ищет, и знамение не дастся ему, токмо знамение Ионы пророка (Мф. 12, 38–39)Изъяснение 12, 38–45. Для чего фарисеи просили знамения. – Знамением силы Христовой служат бедствия, постигшие иудеев. – Действительность смерти Христовой. – Справедливость наказаний, понесенных иудеями после смерти Христа. – Освободившийся от зол, но не сделавшийся благоразумнее, подвергается более тяжкому наказанию. – Сильные страдания не облегчаются видом страданий других. – Польза напоминания о геенне. – Увещание к исправлению жизни. Условия общественной и семейной жизни не служат препятствием для добродетели.
1. Может ли быть что-нибудь, – не говорю, нечестивее, а безумнее этого? После стольких знамений, фарисеи говорят так, как будто бы ни одного из них не бывало: хощем от Тебе знамение видети! Для чего же так они говорят? Для того, чтобы опять уловить Иисуса. Так как Он уже много раз словами Своими заграждал им уста и обуздывал бесстыдный их язык, то вот они снова обращаются к делам. Дивясь этому, евангелист опять повторяет слово: тогда. Тогда отвещаша Ему нецыи от книжник, знамения просяше. Тогда: когда же это? Когда следовало бы преклонить голову, когда надлежало исполниться удивлением, когда не оставалось ничего более, как прийти в изумление и уступить. А они и тогда не отстают от своего лукавства. И смотри, как слова их исполнены ласкательства и притворства. Они надеялись этим заманить Его в свои сети. Только что пред тем они поносили Его, а теперь льстят; только что называли Его беснующимся, а теперь величают Учителем, – но и то и другое говорят с злым намерением, хотя слова их совершенно несходны одни с другими. Вот почему и Спаситель обличает их теперь весьма строго. Когда они грубо предлагали Ему вопросы и поносили Его, Он отвечал им кротко; а когда стали льстить Ему, Он обращается к ним со всею строгостью и изрекает против них слова поносные, показывая тем, что Он выше и той, и другой страсти и что как тогда не могли они рассердить Его, так теперь своею лестью не могут смягчить Его. После этого вникни в свойство Его поношений: в них ты увидишь не ругательство, а обнаружение злонравия фарисеев. Что говорит Он? Род лукав и прелюбодей знамения ищет. Смысл этих слов таков: чему дивиться, что вы так поступаете со Мною, Которого доселе еще не знаете, когда вы так же точно поступали и с Отцом Моим, Которого могущество видели из столь многих опытов? Сколько раз вы оставляли Его и отбегали к демонам, привлекая к себе этих злых друзей, в чем многократно упрекал вас и пророк Иезекииль! Спаситель, говоря это, давал разуметь, что Он единомыслен со Отцем и что они действуют также, как и прежде; а вместе с тем обнаруживал сокровенные их мысли и уличал их, что они лицемерно и как враги просят от Него знамения.
Он потому и называет их родом лукавым, что они всегда были неблагодарны к своим благодетелям и, принимая благодеяния, делались еще худшими, – что служит признаком крайнего злонравия. А прелюбодейным родом назвал Он их, указывая и на их прежнее, и на настоящее неверие, и в этом предложил новое подтверждение того, что Он равен Отцу, – поскольку именно и неверие в Него делает человека прелюбодейцем. Потом, укорив их, что говорит далее? И знамение не дастся ему, токмо знамение Ионы пророка. Здесь уже предначинает Он слово о Своем Воскресении и, в подтверждение его, указывает на преобразование. Что же, скажешь ты, разве не дано фарисеям другого знамения? Не дано, когда они того просили. Спаситель знал их ослепление и потому творил чудеса не для их убеждения, а для того, чтобы других людей исправить. Можно и в этом смысле понимать данные слова; или можно видеть в них тот смысл, что фарисеи не получат уже знамения, подобного упомянутому. Знамение дано было им, когда именно в собственном наказании они познали силу Господа. Итак, здесь Он указывает прикровенно на это будущее наказание и, угрожая им, как бы так говорит: Я оказал вам тысячу благодеяний; но ни одно из них не привлекло вас ко Мне, и вы не захотели почтить с благоговением Мое могущество. Итак, вы узнаете Мою силу из дел противных, когда увидите ваш город разоренным до основания, когда увидите разрушенными стены и храм обращенным в развалины, когда лишитесь прежней свободы и гражданского устройства и вновь будете скитаться повсюду, как беглецы и бездомные. Все это исполнилось после крестных страданий. Так вот что будет послано вам вместо великих знамений! И в самом деле, не величайшее ли это знамение, что бедствия, претерпеваемые иудеями, доселе одинаковы и неизменны и при всех попытках никто не мог облегчить наказания, однажды на них наложенного? Впрочем, здесь не говорит еще Спаситель об этом прямо, предоставляя яснейшее раскрытие последующему времени. А теперь открывает слово о Своем Воскресении, в истине которого они удостоверятся теми самыми бедствиями, которые впоследствии времени должны будут претерпевать. Якоже бо, говорит, бе Иона во чреве китове три дни и три нощи, тако будет и Сын Человеческий в сердце земли три дни и три нощи (Мф. 12, 40). Не сказал ясно, что Он воскреснет, потому что они стали бы смеяться над тем; а предвозвестил это прикровенно, впрочем, так, чтобы они могли поверить, что он знал это еще прежде. И они точно поняли смысл Его предречения, как это видно из их слов к Пилату: льстец Онрече еще сый жив, по триех днех востану (Мф. 27, 63): между тем ученики Христовы, будучи менее их сведущи, не разумели этого; потому-то фарисеи сами на себя и навлекли осуждение.