Иоанн Св. -Полное собрание сочинений Св. Иоанна Златоуста в двенадцати томах. Том первый, книга первая.С предисловием А. П. Лопухина.
69. Если же кто восхищается большою роскошью, например, множеством битаго мяса, избытком выпиваемаго вина, изысканностию печений, искусством трапезников и поваров, толпою сотрапезников и гостей, тот пусть знает, что состояние богачей при этом нисколько не лучше состояния самих поваров. Как последние боятся господ, так господа боятся званных (гостей), чтобы не быть осужденными за что-нибудь из приготовленнаго ими с большим трудом и издержками. В этом они равняются с поварами, а в другом даже превышают их; потому что боятся не только хулителей, но и завистников. Часто у многих от таких пиров зарождалась зависть, которая успокаивалась не прежде, как подвергнув их крайним опасностям. Но (скажут) приятно кушать много и часто. Нет, от этой роскоши происходят головныя боли, разстройство желудка, одышка, затмение в глазах, обмороки, умопомрачение и другия худшия болезни. И о если бы эта неумеренность и вред от нея ограничивались только однодневными неприятностями! Нет, большая часть неизлечимых болезней начинается от этих пиршеств; подагра, чахотка, истощение, паралич и многия другия еще тягчайшия болезни, внедрившись в теле, удручают его до последняго издыхания. Какое же можно найти удовольствие, вознаграждающее за все эти бедствия? Какую суровую жизнь не предпочтет каждый, чтобы избежать всего этого?
70. Не такова умеренность, но она далека от всех этих зол, и способствует здоровью и благополучию. Если даже кто ищет удовольствия, то при ней он получит его больше, чем при роскоши; и во-первых от того, что она доставляет здоровье и избавляет от всех тех болезней, из которых каждая сама по себе способна затмить и даже совершенно уничтожить всякое удовольствие, а во-вторых - от самой пищи. Каким образом? Причиною удовольствия бывает аппетит; а аппетит возбуждается не пресыщением и избытком, но нуждою и недостатком (пищи). Он всегда бывает не на пирах богачей, но у бедных, лучше всякаго трапезника и повара прибавляя к приготовленной пище много меда. Богатые едят, не чувствуя голода, и пьют, не имея жажды, и ложатся спать прежде, нежели придет к ним сильная нужда во сне; бедные же не прежде приступают ко всему этому, как настанет потребность, чем более всего возвышается удовольствие. Почему, скажи мне, Соломон называет сон раба сладким, говоря так: сон сладок работающему, аще мало или много снесть (Екк. V, 11)? Потому ли, что ложе его мягко? Но рабы большею частью спят на земле или на соломе. Или от свободы? Но они не владеют ни малейшею частию времени. Или от досуга? Но они находятся постоянно в трудах и заботах. Что же делает для них сон приятным, как не то, что они прежде почувствуют нужду в нем и потом предаются ему? А богатые, если ночь не застанет их погрузившимися в сон от опьянения, по необходимости постоянно страдают безсонницею, вертятся и томятся, лежа на мягких постелях.
71. Можно было бы еще показать на неприятность, и вред, и срам в тех болезнях, которыя происходят (от роскоши) в душе гораздо более и хуже, чем в теле. Она делает людей изнеженными, женоподобными, дерзкими, тщеславными, невоздержными, надменными, безстыдными, раздражительными, жестокими, подлыми, корыстолюбивыми, низкими, и вообще неспособными ни к чему полезному и необходимому; умеренность же производит все противоположное этому. Но теперь надобно обратить речь на другой пример; прибавив это одно, потом мы опять займемся апостольскими словами. Если кажущееся радостным исполнено таких зол, и навлекает такой поток болезней на душу и тело, то что сказать о печальном, например о страхе пред начальниками, о нападениях народа, о кознях клеветников и завистников, что в особенности окружает богачей, от чего и жены еще больше должны страдать, не имея сил переносить таких превратностей мужественно?
72. Что я говорю о женах? И сами мужья жалким образом страдают от этого. Кто живет умеренно, тот не боится никакой перемены; а кто роскошествует в этой невоздержной и разсеянной жизни, тот, если ему придется по какому-нибудь несчастию или принуждению подвергнуться бедности, скорее умрет, нежели вынесет такую перемену, как не приготовленный и не привыкший к этому. Посему блаженный Павел и говорил: скорбь же плоти имети будут таковые, аз же вы щажду. Затем далее он говорит: время прекращено есть прочее (1 Кор. VII, 28, 29).
73. Как это, - может быть, скажет кто-нибудь, - относится к браку? Даже очень относится к нему. Если он ограничивается настоящею жизнию, а в будущей ни женятся, ни посягают (Марк. XII, 25); настоящий же век приходит к концу и воскресение уже при дверях, то теперь время не браков и не приобретений, но скудости и всякаго любомудрия, которое будет нам полезно там. Как дева, пока остается дома с матерью, много заботится о детских вещах и о лежащем в ящичке, поставленном ею в кладовой, и ключ сама держит при себе и всем распоряжается, и столько заботится о сохранении малых и пустых вещей, сколько управляющие великими делами; а когда нужно выходить замуж, и время брака заставляет ее оставить родительский дом, тогда она, отрешившись от малага и ничтожнаго, по необходимости начинает заботиться об управлении домом и множеством имущества и рабов, об угождении мужу и о другом важном более прежняго: так и вам, достигающим совершеннаго и мужескаго возраста, должно оставить все земное, эти поистине детския игрушки, и помышлять о небе, блеске и всей славе тамошней жизни. Ибо и мы обручены Жениху, Который желает от нас такой любви, чтобы мы для Него отказались, если нужно, не только от малозначительных и ничтожных земных благ, но и от самой души. Итак если нам должно отправляться туда, отрешимся от этих ничтожных забот; и переходя из беднаго дома в царский чертог, мы не стали бы заботиться о глиняных сосудах, дровах, рухляди и других бедных домашних вещах. Перестанем же теперь заботиться о земном; время уже призывает нас к небу, как и говорил блаженный Павел в послании к римлянам: ныне бо ближайшее нам спасение, нежели егда веровахом. Нощь прейде, а день приближися (Римл. XIII, 11, 12). И еще: время прекращено есть прочее, да имущии жены, якоже не имущии будут (1 Кор. VII, 29). К чему же брак для тех, которые не будут наслаждаться браком, но будут наравне с безбрачными? К чему деньги? К чему имущества? К чему все житейское, когда пользование им уже не благовременно и несвоевременно? Если те, которые должны явиться в ваше судилище и подвергнуться ответственности за свои преступления, при приближении назначеннаго дня отказываются не только от жены, но и от пищи, и питья, и всякой заботы, а думают об одном только оправдании; то тем более нам, имеющим предстать не пред каким-нибудь земным судилищем, но пред небесным престолом, чтобы отдать отчет в словах, делах и помышлениях, должно отрешиться от всего, и от радости, и от печали по настоящим благам, и заботиться только о том страшном дне. Аще кто, говорит (Господь), грядет ко Мне и не возненавидит отца своего, и матерь, и жену, и чад, и братию, и сестер, еще же и душу свою, не может Мой быти ученик. И иже не носит креста своего, и в след Мене грядет, не может Мой быти ученик (Лук. XIV, 26, 27); а ты безпечно предаешься привязанности к жене, смеху, наслаждению и роскоши? Господь близ: ни о чемже пецытеся (Филип. IV, 6); а ты безпокоишься и печешься о деньгах? Наступило небесное царство; а ты занимаешься домом, пиршествами и другими удовольствиями? Преходит образ мира сего (1 Кор. VII, 31); для чего же ты мучишься мирскими делами, не постоянными, но скоропреходящими, не заботясь о постоянном и неизменном? Не будет ни брака, ни мук рождения, ни удовольствия и совокупления, ни изобилия денег, ни заботы о приобретении, ни пищи, ни одежды, ни земледелия и мореплавания, ни искусств и домостроительства, ни городов и домов, но - некоторое иное состояние и иная жизнь. Все это немного спустя погибнет. Это означают слова: преходит образ мира сего. Зачем же мы, как бы намереваясь оставаться здесь на все веки, с таким усердием заботимся о делах, которыя мы часто должны оставлять раньше наступления вечера? Зачем мы избираем тягостную жизнь, когда Христос призывает нас к спокойной? Хощу же вас, говорит (апостол), безпечалных быти. Не оженивыйся печется о Господних (1 Кор. VII, 32).
74. Почему же ты, желая, чтобы мы были без забот, сам налагаешь на нас новую заботу? Это - не забота, равно как и скорбь о Христе не есть скорбь, не потому, чтобы здесь изменялась природа вещей, но потому, что добровольность переносящих все это с удовольствием побеждает самую природу. Кто заботится о том, чем он не может наслаждаться долгое, а часто и короткое время, тот справедливо может назваться заботящимся; а тот, кто может собирать плодов больше своих забот, совершенно справедливо может считаться в числе не заботящихся. Кроме того, между тою и другою заботами такое различие, что последняя в сравнении с первой даже не может считаться заботою: столько она легче и удобнее той. Все это мы выразили предыдущими словами: не оженивыйся печется о Господних, а оженивыйся печется о мирских (1 Кор. VII, 32, 33); но последний проходит, а первый остается. Разве это одно не достаточно показывает превосходство девства? Насколько Бог выше мира, на столько забота о Нем лучше мирской. Почему же (апостол) дозволяет брак, который связывает нас заботами и отвлекает от духовнаго? Потому, говорит он, я и сказал: да имущии жены якоже неимущии будут, чтобы уже связанные или имеющие быть связанными, каким-либо другим образом ослабили свои узы. Если нельзя разорвать уже надетыя узы, то сделай их более сносными; ибо возможно, если мы захотим, освободиться от всего излишняго и не навлекать на себя по собственной безпечности забот еще больше, чем сколько их приносит самое дело.
