Иоанн Златоуст - Творения, том 4, книга 1
5. Видишь ли, как он употребляет различные средства, чтобы убедить путников и завлечь их к себе: и поклоны, и слова, и все способы. Сперва, говорится, он поклонился; потом называет их господами, а себя самого рабом; затем говорит, какое им будет от него угощение, скромно отзываясь о том, и показывая, что не будет ничего важного. Я могу, говорит он, доставить вам простую воду для омовения ног, и хлеб, и, тень под дубом. Не пренебрегите же моей кущей, не презрите моей старости, не отриньте моей просьбы. Я знаю, какой вы понесли труд, представляю себе пламень зноя; поэтому желаю, чтобы вы немного отдохнули. Какой чадолюбивый отец показал бы столько усердия к своим детям, сколько праотец показал людям неизвестным, странникам, дотоле совершенно ему незнакомым? Но так как он обратился к ним с большим усердием и настоянием, то и получил добычу, захватив лов в свои сети. “Они, - сказано, - сказали: сделай так, как говоришь” (ст. 5). Оживился старец; сокровище, говорит он, у меня в руках; я получил богатство; теперь забуду и свою старость. И смотри, с каким восторгом он принимается за дело, как ликует от радости и восхищается, как будто несет в руках бесчисленные сокровища. “И поспешил, - сказано, - Авраам в шатер” (ст. 6). Как в то время, когда устремлялся он на ловитву их, божественное Писание указало на его поспешность и пламенную ревность, сказав: “Побежал навстречу им”, так и теперь, когда он увидел этих мужей, и достиг того, чего желал, и теперь не оставляет своего усердия, но показывает еще более горячую любовь, и не стал беспечнее оттого, что получил желаемое. Между тем с нами часто случается, что в начале мы иногда показываем много заботливости, а когда войдем в самое дело, то уже не столько прилагаем труда, как прежде. Не так поступил праведник, а как? Опять спешит старец, и, торопливо вбежав в кущу к Сарре, говорит ей: “Поскорее замеси три саты лучшей муки” (ст. 6). Смотри, как он и Сарру делает общницею той же ловитвы, и как научает ее ревновать своей добродетели! Он и ее побуждал немедля приступить к делу: “Поскорее”, говорит; мы получили великую прибыль; не потеряем же сокровища, но “поскорее замеси три саты лучшей муки”. Зная важность такого доброго дела, он восхотел принять участницей наград и воздаяний и ту, которая была союзницею его жизни. Иначе, скажи мне, почему он приказал это не рабыне какой-нибудь, а жене своей престарелой? (Ведь ей было уже девяносто лет). И Сарра не отказывается исполнить приказание, но и сама прилагает равное усердие. Да слышат это мужья, да слышат и жены! Мужья - чтобы таким же образом научали своих сожительниц, не через рабов делать, когда в деле представляется какая-либо духовная польза, а все (что нужно) делать самим; жены - чтобы спешили принимать участие в добрых делах своих мужей, чтобы не стыдились страннолюбия, и услужения странникам, а подражали бы Сарре, старице, которая в таких преклонных летах приняла на себя этот труд, и исполняла обязанности рабынь.
Знаю, однако же, что наших слов никто не примет. Ныне у нас все идут совершенно иным путем; в женщинах господствует изнеженность, заботливость о нарядах, о золотых уборах, и вообще о внешнем украшении, а о душе нет никакой заботы. Их не убеждает и Павел, когда возглашает: “Не плетением [волос], не золотом, не жемчугом, не многоценною одеждою” (1Тим.2:9). Смотри, как эта душа, достигавшая неба, не считала для себя стыдом нисходить в своем слове даже до таких предметов, и увещевать касательно плетения волос. И справедливо, потому что у него все попечение было об исправлении душ. Так как он видел, что такая заботливость о внешности делает великий вред душе, то не отказался сказать все, что только нужно для страждущих этим недугом. Если же ты, говорит он, хочешь украшаться, украшайся истинным украшением, которое прилично благочестивым женам: украшайся добрыми делами. Вот украшение души, которое не подлежит никакому осуждению от посторонних людей, и никто не может похитить этого украшения: оно завсегда остается без повреждения. От наружных украшений происходит бесчисленное зло: не говорю уже о вреде душевном, о рождающемся отсюда тщеславии, презрении к ближним, надменности духа, растлении души, увлечении недозволенными удовольствиями; говорю только, что это украшение легко может быть потеряно, и от злобы рабов, и от нападения воров, и от наветов клеветников, и можно указать бесчисленное множество происходящих отсюда зол и беспрерывных скорбей. Не такова была Сарра: она стяжала истинное украшение, и была достойна праотца, и как он спешил и бежал в кущу, так и она со тщанием исполнила его приказание, и растворила три меры чистой муки. Так как пришли к нему три странника, то он и приказал растворить три меры, чтобы скорее готовы были хлебы. И, так распорядившись, он опять сам “побежал …к стаду” (ст. 7). О, старческая юность! О, сила душевная! Бежит “к стаду”, а не позволяет идти туда рабам, во всем показывая пришельцам, каким удовольствием исполняло его посещение их, и как высоко ценит он присутствие их (в своей куще), почитая это сокровищем для себя. “И взял теленка нежного и хорошего” (ст. 7). Он сам выбрал животное, и, взяв самое лучшее из всех бывших у него, отдает рабу, побуждая и его не медлить, но употребить все тщание.
6. Смотри, как все делается со скоростью, с пламенным усердием, с радушием, с радостью и с большим удовольствием. “И дал отроку, и тот поспешил, - сказано, - приготовить его” (ст. 7). Но и после этого не успокоивается старец, но опять становится в ряд слуг. “И взял масла и молока и теленка приготовленного, и поставил перед ними” (ст. 8). Сам все делает и предлагает. Он даже не признал себя достойным сесть вместе с ними, но, когда они ели, он стоял пред ними под древом. Какое величие страннолюбия! Какая глубина смиренномудрия! Какая возвышенность боголюбивой души! Когда они ели, этот столетний человек стоял пред ними. Мне кажется, что от великой радости и радушия он стал тогда выше своей немощи и как бы получил новые силы. Действительно, часто бывает так, что пламенная ревность души, когда усиливается, побеждает немощь тела. Итак, праотец стоял, как раб, считая для себя величайшею честью, что удостоился послужить посетителям и успокоить их после трудного пути. Видишь ли, как велико было страннолюбие праведника? Не на то только смотри, что он предложил хлебы и тельца, но размысли о том, с каким почтением, с каким смирением исполнял он обязанность гостеприимства, не так как многие другие, которые, хотя и сделают иногда что-нибудь подобное, но тщеславятся пред своими посетителями, а часто и презирают их из-за оказанной им услуги. Это подобно тому, как если бы кто собрал богатство, и имел его уже в руках, а потом вдруг все собранное выбросил из рук. Тот, кто делает что-нибудь с надменностью, и поступает так как будто он более дает, чем принимает - тот не знает, что делает, а потому и теряет награду за такое дело. Но этот праведник знал, что делал, а потому во всем, что делал, показывал духовную ревность. И так как он сеял дела страннолюбия в обилии и с большим радушием, то вскоре обильною рукою собрал и снопы. Когда он исполнил все, что от него зависело, не пропустив ничего, когда дело страннолюбия окончилось, и обнаружилась вполне добродетель праведника, тогда, чтобы праведник узнал, кого он принял к себе, и какие великие блага приобрел себе своим страннолюбием, пришедший (странник) наконец открывает себя, и мало-помалу показывает праведнику величие своего могущества. Увидев, что он (Авраам) стоит у дуба, и стоянием оказывает (странникам) особенную честь и готовность к услугам, странник говорит ему: “Где Сарра, жена твоя” (ст. 9)? И такой вопрос тотчас дал ему разуметь, что пришедший не был какой-нибудь обыкновенный человек, когда знал имя его жены. А он отвечает: “Здесь, в шатре” (ст. 9). И так как пришедший, как Бог, хотел обетовать ему нечто вышеестественное, то, самим названием Сарры по имени, Он показывал, что вошедший в кущу его выше человека. “Я опять буду у тебя, - сказал Он, - в это же время, и будет сын у Сарры, жены твоей” (ст. 10). Вот плоды страннолюбия, вот награда усиленной ревности, вот воздаяние трудов Сарры! “Сарра, - сказано, - слушала у входа в шатер, сзади его”. И услышав это, “внутренно рассмеялась, сказав: мне ли, когда я состарилась, иметь сие утешение? и господин мой стар” (ст. 12). Чтоб оправдать Сарру, божественное Писание предварительно заметило, что Авраам и Сарра “были стары и в летах преклонных” (ст. 11); и еще не остановившись на этом, Писание говорит далее: “И обыкновенное у женщин у Сарры прекратилось” (там же). Изсох, говорит оно, источник, потемнело око, самый организм поврежден. Обращая на это свое внимание, Сарра размышляла сама в себе и о своих преклонных летах, и о старости праотца. Но в то время, как она размышляла так в куще, Ведущий сокровенные помышления, желая показать и величие силы Своей, и то, что ничто сокровенное не утаится от Него, говорит Аврааму: “Отчего это рассмеялась Сарра, сказав: "неужели я действительно могу родить, когда я состарилась"” (ст. 13). Действительно она так в себе помышляла. “Ибо, - говорит, - у Бога не останется бессильным никакое слово” (“Есть ли что трудное для Господа?” ст. 14)? Таким образом, вот Он явно открыл себя. Или вы не знаете, говорит Он, что я, как Господь естества, могу все, что восхощу, и омертвелые ложесна могу оживотворить и сделать их способными (к деторождению)? Ужели, говорит, есть что-нибудь невозможное для Бога? Не Я ли все творю и преобразую? Не Я ли имею власть жизни и смерти? “Ибо у Бога не останется бессильным никакое слово” (Лк.1:37)? Не прежде ли еще Я обещал это, и может ли слово Мое не исполниться? Слушай же: “Я опять буду у тебя в это же время, и будет сын у Сарры”. Когда, говорит, я возвращусь в это же самое время, тогда Сарра на самом деле узнает, что ни старость, ни неплодство ее не будут препятствием (к рождению сына); но слово Мое будет непреложно и действительно; рождение сына покажет ей силу Моего слова. Сарра, услышав, что не скрылись от Посетителя и мысли ее, “Не призналась, а сказала: я не смеялась” (ст. 15). Страх смутил ее ум. Писание, все приписывая ее немощи, говорит: “Ибо она испугалась” (там же). Но патриарх говорит ей: “Нет, ты рассмеялась” (там же). Хотя ты, говорит, помыслила об этом только в своем уме, и тайно посмеялась, не думай однако же, что можешь скрыться от всемогущества Пришедшего; не отрицайся от того, что было, и не прилагай греха ко греху; мы получим ныне великие блага; а всему этому причиной - наше странноприимство.
