Иоанн Мейендорф - Статьи
Заглавие нашего очерка — «Брак и Евхаристия» — объясняется тем, что Евхаристия, или Божественная Литургия, является тем пунктом нашей христианской жизни, когда Царство Божие становится непосредственно доступным нашему опыту (Литургия начинается возгласом «Благословенно Царство…»), когда земная Церковь является действительно Церковью Божьей, когда во главе человеческого собрания становится Сам Христос, а собрание превращается в Его Тело, когда разрушается преграда между историческим процессом и вечностью. Поэтому, если Церковь признает за браком значение Таинства, это значение не может быть отделено от Евхаристии.
Внутренне необходимая связь брака и Евхаристии является, по–нашему мнению, тем «ключом», без которого невозможно понять ни новозаветные тексты о браке, ни тысячелетнюю практику Православной Церкви как в отношении самого брака, так и в отношении браков, заключенных вне Церкви — в язычестве, в римском государстве, в других христианских исповеданиях. Многие недоразумения, возникшие в сравнительно недавнее время, происходят от утери этой связи в церковном сознании.
Восстановление правильного ключа в понимании таинства брака совершенно необходимо в наше время, когда Церковь принуждена жить в государственно враждебной или безразлично секулярной среде.
С другой стороны, евхаристическое понимание брака ясно показывает, в чем и почему христианство являет подлинную и окончательную правду о человеке, тогда как различные психологические, общественные — а тем более материалистические — теории являются, в лучших случаях, односторонними или частичными.
В небогатой русской литературе о браке существуют фундаментальные исторические исследования, дающие основные факты церковного законодательства и практики. Наиболее значительное из этих исследований — книга А.С. Павлова «Пятидесятая глава Кормчей Книги, как исторический и практический источник русского брачного права» (Москва, 1877).
Другие авторы особенно настаивают на нравственном значении брака (например: Н. Страхов. Христианское учение о браке. Харьков, 1895). Русская религиозная философия, в лице В.В. Розанова, Н.А. Бердяева и других, хорошо почувствовала недостаточность подходов историко–канонического и исключительно морального к вопросу о браке.
В начале века представители интеллигенции только начинали прикасаться к подлинной традиции православного богослужения, скрытого от них формально–схоластическими рамками послепетровской духовной школы. Настоящим шагом в сторону подлинно богословского, и тем самым всеобъемлющего и положительного, понимания брака явилась книга С.В. Троицкого «Христианская философия брака» (Париж, 1932; также — M., Путь, 1995).
Наш очерк пытается сделать еще один шаг и тем самым приблизить наше сознание к той вечной норме христианской жизни, которая с апостольских времен выражалась по–разному, но без внутренних противоречий, в богослужебном и каноническом предании Церкви.
I. Новый Завет и иудейство
Продолжение рода является основным смыслом брака в иудействе: многочадие, а затем и размножение потомства «как песок морской» рассматриваются как основные знаки Божия благоволения к праведнику, и наоборот, отсутствие детей есть проклятие, особенно для женщины. Этот взгляд Ветхого Завета внутренне связан с неясным и первоначально прямо отсутствующим учением о загробной жизни. Ветхозаветный еврей часто вообще не верил в жизнь личности после смерти, или, во всяком случае, эта жизнь представлялась ему неполной, теневой жизнью в аду («шеоле»). «Разве над мертвым Ты совершишь чудо? Разве мертвые встанут и будут славить Тебя?» (Пс 87: 11). Бог был «Богом живых», а не мертвых, а жизнь могла продолжаться именно в потомстве. Для этого существовал брак, допускались многоженство и конкубинат [72]: последний даже рекомендовался как средство для продолжения рода (Быт 16:1—3). Закон левирата (Быт 38) требовал, чтобы брат «восстанавливал семя» брату, умершему бездетным, через брак с его вдовой. Единобрачие, брак, основанный на вечной любви мужа и жены, существовал в Ветхом Завете, скорее, как идеальный образ — в истории сотворения первых людей, в Песни Песней, в образах любви единого Бога к своему народу, — но не как конкретное религиозное предписание.
Учение о браке в Новом Завете резко отличается от ветхозаветного именно в том, что основной его смысл — в любви и вечном единстве мужа и жены. Ни в одном из новозаветных текстов о браке не упоминается деторождение как цель или оправдание брака. Особенно ясно противоположение выступает в трех случаях:
1. В рассказе синоптиков (Мф 22: 23—32; Мк 12: 18—27; Лк 20: 27—37) об отношении Христа к закону левирата: интересно, что это отношение определяется в связи с Его учением о личном бессмертии, отменяющем беспокойство о бессмертии через потомство… На вопрос саддукеев, чьей женой будет женщина, вышедшая последовательно за семь братьев, — Христос отвечает, что в Царстве Божьем «ни женятся, ни выходят замуж», а живут «как ангелы». Очевидно, что в этом рассказе речь идет о невозможности в будущей жизни тех отношений между мужчиной и женщиной, к которым сводился в иудействе институт брака: половое сочетание и деторождение. Часто (например, в католичестве) эти слова также приводятся как доказательство чисто временного характера брака, даже христианского, и безоговорочного поощрения брака после вдовства. Если бы это было так, то отношение Христа к левирату прямо противоречило бы учению апостола Павла о вдовстве и вообще о всем учении Церкви о браке как Таинстве, о чем будет речь ниже. В действительности, пользуясь случаем вопроса о левирате, Христос просто утверждает, что, в свете истины бессмертия, брак не может оставаться в Царстве Божьем утилитарным институтом для деторождения; положительного учения о браке как о новой христианской реальности Он в своем ответе не дает.
2. В словах Христа о невозможности развода совершенно новая природа христианского брака выступает яснее и уже прямо противополагается иудейскому Второзаконию (Мф 5: 32; 19: 9; Мк 10: 11; Лк 16: 18). Нерасторжимость брака сама по себе исключает всякую утилитарность и предполагает закон любви — вечной связи между двумя неповторимыми и вечно живущими личностями. Единственное исключение, допускаемое только в Евангелии от Матфея, — «вина прелюбодеяния » — не есть, в сущности, то, что на современном юридическом языке мы называем «поводом для развода ». Прелюбодеяние упоминается просто как доказательство, что брака больше не существует, что Закон Царства Божьего оказался невыполнимым, что данная чета не смогла его принять. Вообще, весь подход Евангелия к тайне человеческой свободы исключает юридические предписания, формальное следование которым давало бы «право на билет» в Царство Божие. «Будьте совершенны, как Отец ваш совершенен» есть призыв к «невозможному». Призыв Христа к абсолютному единобрачию тоже казался «невозможным» Его слушателям (Мф 19: 10), потому что закон любви — вне категорий возможного и невозможного. Любовь есть данность, познаваемая самим опытом; она несовместима с прелюбодеянием: в случае прелюбодеяния Церковь не «расторгает» брак; собственно, ей нечего «расторгать»: брака как союза любви больше не существует.
3. В отношении апостола Павла к вдовству явно предполагается, что христианский брак не прекращается со смертью, ибо «любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится » (1 Кор 13: 8). Вообще, взгляд апостола Павла на брак резко отличается от иудейского раввинистического учения тем, что в Первом послании к Коринфянам апостол так сильно превозносит безбрачие над браком; правда, это снисходительное отношение Павла к браку исправляется, в Послании к Ефесянам и во всем Предании Церкви, положительным учением о браке в образе Христа и Церкви. Но в отношении вторых (и последующих) браков взгляд апостола, выраженный в Послании к Коринфянам, подтверждается всем последующим преданием: «Если не могут воздержаться, пусть вступают в брак; ибо лучше вступить в брак, нежели разжигаться» (1 Кор 7: 9). Супружеская верность после смерти мужа или жены является для христиан не только идеалом, но и нормой. Второй брак (безразлично, вдовцов или разведенных) не благословлялся в Церкви до Х века и является по сей день каноническим препятствием для вступления в церковный клир. Из нашего современного чина о «второбрачных» явствует, что Церковь допускает второй брак только как послабление «плоти». Из последующего будет ясно, что и тут следует видеть не формальное юридическое или дисциплинарное правило, а защиту идеала абсолютной единственности и таинственности христианского брака.
II. Древняя Церковь и Римское право
