Иоанн Златоуст - Творения, том 10, книга 1
3. Кто же мудрее нас, имеющих не Платонову мудрость, но – самого Христа, по воле на то Божией? Что значит: от Бога? Сказав нечто великое о Единородном, апостол упоминает и об Отце, чтобы кто не подумал, что Сын не рожден. Он сказал о столь великих делах и все приписал Сыну, изъяснив, что Сын сделался для нас премудростью, правдою, освящением и избавлением; теперь чрез Сына возводит все к Отцу, прибавляя: от Бога. Но почему он не сказал: умудрил нас, а: бысть нам премудрость? Этим он показывает обилие дара, как бы так говоря: дал нам самого Себя. И смотри, какую он соблюдает постепенность. Сначала (говорит) Бог сделал нас мудрыми, освободив от заблуждения, потом праведными и святыми, даровав Духа, и таким образом избавил нас от всех зол, так что мы стали Его (достоянием), разумеется не по существу, а по вере.
В другом месте он говорит, что мы сделались правдою в Нем: "ибо не знавшего греха Он сделал для нас [жертвою за] грех, чтобы мы в Нем сделались праведными пред Богом" (2Кор.5:21); а теперь говорит, что Он сделался для нас правдою, так что всякий желающий может приобщаться Ее обильно. Не такой-то или такой-то сделал нас мудрыми, но Христос. Поэтому кто хочет хвалиться, тот пусть хвалится Им, а не таким-то или таким-то: все ведь совершено Христом. Потому, сказав: "Который сделался для нас премудростью, праведностью и освящением и искуплением", апостол присовокупляет: "чтобы было, как написано: хвалящийся хвались Господом" (ст.31). Для того он сильно и восстал против языческой мудрости, чтобы этим убедить людей хвалиться Богом, как и следует. Когда мы ищем сами собою того, что выше нас, тогда нет ничего глупее, нет ничего бессильнее нас. Изощрить свой язык мы можем, но измыслить твердые догматы не можем: наши рассуждения сами по себе подобны ткани паутинной. Некоторые дошли до такого безумия, что говорят, будто из всего существующего нет ничего истинного, но все противно тому, что нам представляется. Потому не приписывай ничего себе, но во всем хвались Богом. Не приписывай никогда ничего никакому человеку; если не следует ничего приписывать Павлу, то тем более другим: "я", говорит он, "насадил, Аполлос поливал, но возрастил Бог" (1Кор.3:6). Кто научился хвалиться Господом, тот никогда не будет превозноситься, но всегда будет смиряться и за все благодарить Его. Не так поступают язычники, но они все приписывают себе. Потому они и делают из людей богов: так гордость овладела ими! Впрочем, уже время выступить на борьбу с ними. На чем же мы остановились в прежней беседе? Мы говорили, что, по человеческому соображению, невозможно было рыбарям победить философов; однако это сделано, и следовательно сделано силой благодати. Мы говорили, что невозможно было им и решиться на такие дела, и показали, что они не только решились, но и окончили с великой легкостью.
Сегодня опять будем беседовать главным образом о том же: могли ли бы они надеяться победить вселенную, если бы не видели Христа воскресшим? Неужели они потеряли рассудок, так что решились на такое дело просто и необдуманно? Подлинно было бы выше всякого безумия ожидать успеха в столь великом деле, без содействия благодати Божией. И как они могли бы совершить это, если бы были безумными и исступленными? Если же они были в здравом уме, а это показали самые дела их, то как могли бы они, двенадцать человек, препоясаться и выступить на такую брань, на земле и на море, восстать против обычаев всей вселенной, укоренившихся в течение столь долгого времени, и восстать так мужественно, если бы они не имели верных залогов с неба и не получили помощи свыше? И, что еще важнее, как они надеялись убедить слушателей, призывая их к небу и горним обителям? Если бы они были образованы и воспитаны в славе, богатстве п почестях, то хотя и тогда они едва бы решились на столь великое дело, но по крайней мере могли бы иметь более надежды; а здесь – одни из рыбарей, другие – из кожевников, иные – из мытарей. Такие занятия всего менее могли располагать к любомудрию и способствовать высоким помыслам, особенно если не было подобного примера. И не только у них не было примеров успеха в подобных предприятиях; напротив были примеры неуспеха, и притом самые недавние. Многие, покушавшиеся на нововведения, – говорю не об язычниках, у которых этого не было, а о самих иудеях, в то же самое время, – погибли, приступнв к делу не с двенадцатью человеками, но с великим множеством. Так Февда и Иуда, собрав множество сообщников, погибли вместе с учениками своими (Деян.5:36-37). Страх от подобных примеров достаточно мог бы вразумить их, если бы они не были уверены, что одержать победу возможно не иначе, как силой божественной. И при надежде на успех, как они решились бы на такие опасности, если бы не имели в виду будущего? Положим, что они имели надежду на успех; но какой они могли ожидать пользы от того, что обращали всех к не Воскресшему, как вы говорите?
4. Если теперь люди, верующие учению о царствии небесном и неисчислимых благах, едва решаются на опасности, то как апостолы решились подвергаться им напрасно, или, лучше, ко вреду своему? Если бы не было того, что было, если бы Христос не восшел на небо, то, решившись выдумать это и преподавать другим, они оскорбили бы Бога и должны были бы ожидать себе грозных наказаний свыше. С другой стороны, хотя бы при жизни Христа они имели такую решимость, все же оставили бы ее по смерти Его, так как, если бы Он не воскрес, то они почли бы Его обманщиком и обольстителем. Разве не знаете, что при жизни полководца и царя даже слабые войска держатся, а по смерти даже и сильные расстраиваются? Какими же, скажи мне, соображениями побуждались они, когда решались начать проповедь и идти во всю вселенную? И какие препятствия не встретили бы их? Если бы они были исступленные, – не перестану повторять это, – то решительно ничего не сделали бы, потому что исступленных никто не слушает; а если они совершили свое дело так, как совершили, то и конец показывает, что они были мудрее всех. Если же они были мудрее всех, то очевидно, что они пошли на проповедь не просто. Если бы они не видели Христа воскресшим, то что могло бы вывести их на такую брань? Что напротив не отклонило бы их от нее? Он говорил им, что чрез три дня воскреснет, обещал царствие небесное, предрекал, что они, получив Святого Духа, победят вселенную, и многое возвещал другое, превышающее все законы природы. После этого, если бы ничего такого не исполнилось, то они, хотя бы и верили Ему при жизни, по смерти Его перестали бы верить, если бы не видели Его воскресшим. Они сказали бы: Он говорил, что чрез три дня воскреснет, и не воскрес; обещал послать Духа, и не послал: как же мы можем верить Ему в дальнейшем, если оказалось ложным ближайшее? Почему же они стали бы проповедовать, что Христос воскрес, если бы Он не воскрес? Потому, скажешь, что любили Его. Но тогда они конечно возненавидели бы Его, как обольстителя и предателя, который, воспламенив их бесчисленными надеждами, отлучив от домов, и от родных, и от всего, вооружив против них весь народ иудейский, потом оставил их. Если бы это происходило только от слабости, то они могли бы простить Ему; но тогда они почли бы это великим злоумышлением. Ему надлежало бы говорить истину и не обещать неба, если бы Он был человек смертный, как вы говорите. Тогда и они конечно стали бы делать противное, стали бы открывать обман и называть Его обольстителем и злоумышленником: таким образом они и избавились бы опасностей, и окончили бы брань. Если иудеи дали деньги воинам для того, чтобы они сказали, что тело Его украдено (Мф.28:12-13), то чего не получили бы ученики, если бы пришли и сказали: мы украли Его, Он не воскрес? Тогда, вероятно, наградили бы их и почестями и венцами. Почему же они предпочли всему этому поношения и бедствия, если не было божественной силы, действовавшей в них могущественнее всего этого? Если ты еще не убеждаешься, то обрати внимание на следующее: если бы не было (воскресения Христова), то апостолы, хотя бы были весьма готовы, не стали бы проповедовать о Нем, но оказали бы к Нему отвращение. Вы знаете, что мы не хотим даже слышать об именах тех, которые жестоко обманули нас. Почему же они проповедовали имя Его? Разве они надеялись победить этим именем? Напротив, им надлежало бы ожидать, что и в случае победы они погибнут, потому что возвещали имя обольстителя. А если бы они захотели утаить прошедшее, то не следовало бы и проповедовать, потому что усилия их еще более возбуждали бы только брань и смех. И как они могли бы выдумать все это? Напротив они забывали бы и то, что слышали. Если тогда, когда им нечего было страшиться, они многое забывали, а иного не разумели, как замечает евангелист (Ин.12:16), то, при угрожающей опасности, не вышло ли бы все из их памяти? И что говорить о словах? Самая любовь их к Учителю несколько охладевала от страха будущих опасностей, за что Он и укорял их. Прежде они, следуя за Ним, часто спрашивали: "куда идешь?" (Ин.13:36), а потом, когда Он в продолжительной беседе представил им бедствия, каким они подвергнутся во время Его крестного страдания, то они, пораженные страхом, пребыли безмолвными, о чем, послушай, как Он сам говорит: "никто из вас не спрашивает Меня: куда идешь? Но от того, что Я сказал вам это, печалью исполнилось сердце ваше" (Ин.16:5-6). Если же они так скорбели, когда еще ожидали Его смерти и воскресения, то, не увидев Его воскресшим, не пали ли бы духом совершенно, не пожелали бы сами быть погребенными в земле, как от скорби при виде обмана, так и от страха будущего?
