Иван Охлобыстин - Иоанн Кронштадтский
Обитавшая в отца Иоанне пасхальная благодать Святого Духа была так сильна, что передавалась окружающим его людям и глубоко проникала в их души. Об этом свидетельствуют многие рассказы современников. Митрополит Антоний Киевский (Храповицкий) в слове, сказанном 20 декабря 1927 году в г. Белграде, вспоминал такой случай: «Однажды я получил от епархиального начальства предложение сказать слово за Литургией на празднике в церкви Петроградской стороны. У меня в то время была масса дел, и я прибыл в церковь внутренне сильно раздосадованный, почему меня заставляют говорить, когда есть местное духовенство. В то время приехал отец Иоанн и через алтарь прошел в ризницу. Я не заметил отца Иоанна, но настроение мое сразу из раздраженного превратилось в самое благодушное».
О том же свидетельствует родственник отца Иоанна полковник И.И. Ветвеницкий: «Отец Иоанн был всегда отзывчивый и бесконечно доброжелательный, благодушный и радостный, сияющий, как бы всегда Пасхальный».
И.К. Сурский, живший рядом с Леушинским подворьем и много раз бывавший на службах отца Иоанна на Леушинском подворье и в Иоанновском монастыре, делился своими переживаниями: «Я лично постоянно испытывал это (пасхальное настроение) множество раз, стоя в алтарях храмов во время служения о. Иоанна, сидя с ним за столом во время обедов и чаепитий и вообще всегда и всюду». Даже от гроба почившего Батюшки исходил таинственный дух невечерней Пасхи, так что само его отпевание в Иоанновском монастыре было более похоже на пасхальную заутреню, о чем замечательно повествует священник Иоанн Альбов, участвовавший в отпевании о. Иоанна Кронштадтского: «Выходим на литию. Преосвященный Михей и до 20-ти священников… Но что это за служба! Песни печальные, настроение же благоговейно-праздничное. Есть что-то напоминающее Светлую Заутреню. И чем дальше идет служба, тем это праздничное настроение все растет и поднимается. Какая-то благодатная сила исходит из гроба и наполняет сердца присутствующих неземной радостью, словно окрыляет их… Из гроба его исходило какое-то духовное благоухание, ощущаемое духом…» Знаменательно, что после кончины отца Иоанна ежегодные торжественные собрания «Общества в память отца Иоанна Кронштадтского» под председательством протопресвитера отца Александра Дернова, настоятеля Петро-Павловского собора, были специально приурочены к Светлой седмице и проходили в 4-й день Пасхи.
Откуда же у Батюшки был этот пасхальный дух?..
Свой главный труд отец Иоанн назвал «Моя жизнь во Христе». Можно сказать, что вся жизнь Великого Пастыря была «жизнью в Воскресшем Христе», пребыванием в пасхальном свете.
ИЗ ДНЕВНИКОВ ОТЦА ИОАННА
О «пасхальном Символе веры»:
«Люблю я взирать на образ воскресшего Жизнодавца с знамением в руке, с этим символом победы над смертью и имущим державу смерти – диаволом. Где ти, смерти, жало? где ти, аде, победа? Какой славный Победитель! Какого лютого, всезлобного врага победил! – врага, который величался своими победами несколько тысяч лет! Тебе, Победителю смерти, вопием: осанна в вышних, благословен гpядый во Имя Господне! Величаем Тя, Жизнодавче Христе, нас ради во ад сшедшаго и с Собою вся воскpесившаго».
– «Пасхальность» отца Иоанна Кронштадтского может быть сравнима только с преподобным Серафимом Саровским, у которого Пасха Христова всегда была в сердце, – убежден протоиерей Геннадий Беловолов, – так что он всех приходивших к нему богомольцев независимо от времени года приветствовал пасхальным целованием: Христос Воскресе! У Иоанна Кронштадтского те же слова были запечатлены во всем его облике и образе его подвига и жизни.
Но большая слава не раз даже угрожала жизни отца Иоанна.
«…Меня начало подмывать проникнуть как-нибудь в заветную решетку, чтобы разглядеть поближе отца Иоанна, – пишет в своих воспоминаниях современник отца Иоанна Иван Щеглов, – когда вдруг вся огромная толпа, переполнявшая церковь, колыхнулась, как один человек, и электрической искрой пробежал по рядам радостный шепот:
– Батюшка!.. Батюшка!..
Действительно, одна из боковых алтарных дверей приотворилась, и на пороге показался отец Иоанн.
Что тут произошло, я отказываюсь воспроизвести!
Лишь только он показался, вся толпа неудержимой волной, тесня и давя друг друга, хлынула в его сторону, а стоявшие за решеткой вмиг очутились на самом амвоне и чуть не сбили его с ног. При содействии псаломщика и двух сторожей отец Иоанн быстро перебрался к левому приделу и сделал шаг вперед, чтобы пройти с этой стороны. Не тут-то было… В одно мгновение та же толпа, точно подтолкнутая какой-то стихийной силой, стремительно шарахнулась влево и, простирая вперед руки, перебивая друг друга, крича и плача, скучилась у церковной решетки, преграждая путь батюшке. О чем кричали, о чем молили – ничего нельзя было разобрать, мольбы и крики сливались в неясный, оглушительный и растерянный вопль. Отец Иоанн, затиснутый в угол, стоял, покорно прижавшись к стенке, и на утомленном лице его отпечатлевалась – не то мучительная тоска, не то бесконечная горечь при виде этой исступленно мятущейся у его ног толпы.
Двое городовых, находившиеся возле сторожа, и несколько человек из купцов стали по обе стороны пути и, протянув по всей линии толстую веревку, образовали нечто вроде живой шпалеры, с виду очень стойкой и внушительной. Но лишь только отец Иоанн двинулся вперед, веревка с треском лопнула, купцы и городовые в один миг были отброшены в противоположный конец храма, и толпа, смешавшись и сшибая друг друга с ног, окружила отца Иоанна плотной непроницаемой стеной. Теперь отец Иоанн вдруг как бы исчез, и некоторое время его вовсе не было видно. Потом вдруг вся эта волнующаяся и вопящая стена колыхнулась в сторону, и я увидел отца Иоанна – смертельно-бледного, сосредоточенно-печального, медленно, шаг за шагом, как в безжалостных тисках, подвигающегося вперед, с видимым трудом высвобождающего свою руку для благословения. И чем ближе он подвигался к выходу, тем толпа становилась настойчивее, беспощаднее и крикливее… У меня просто захватило дух от этого зрелища, и я невольно полузакрыл глаза.
Когда я их открыл, отца Иоанна уже не было в храме, и самый храм теперь совсем обезлюдел. Только в углу перед “кануном” молилась на коленях какая-то богобоязненная старушка, да старик сторож сумрачно подметал пол, на котором валялись обрывки веревок, дамские нитяные перчатки, клочок вязаной косынки и другие следы недавнего урагана.
Мои глаза встретились с сочувственным взглядом старика.
– Господи, что же это такое?! Неужто же это у вас так всегда?
Сторож сокрушенно вздохнул:
– Эх, милый барин, ежели бы так всегда… А то вот ономеднясь, под Успенье, нашло народу – так как есть сшибли с ног батюшку.
– То есть как это “сшибли”?
– А так, сронили вовсе наземь и пошли по ем, как по мураве.
– Ну а он что?
– Известно, агнец Божий, – встал, перекрестился и хоть бы словечко.
Старик только рукой махнул и стал подметать. Признаюсь, я вышел совершенно подавленный всем случившимся…»
ИЗ ДНЕВНИКОВ ОТЦА ИОАННА
Удивительная вещь: сколько мы ни хлопочем о своем здоровье, как ни бережем себя, каких самых здоровых и приятных кушаний ни едим, каких здоровых напитков ни пьем., сколько ни отгуливаемся на свежем воздухе, а все в конце концов выходит то, что подвергаемся болезням и тлению. Святые же, презиравшие плоть, умерщвлявшие ее беспрестанным воздержанием и постом., лежанием на голой земле, бдением., трудами, молитвою непрестанною, обессмертили и душу, и плоть свою: наши тела, много питаемые и сластопитаемые, издают смрад по смерти, а иногда и при жизни, а их тела благоухают и цветут как при жизни, так и по смерти. Удивительное дело: мы, созидая, разрушаем свое тело, а они, разрушая, созидали; мы, обливая его благоуханиями, не избегаем смрада его, а они, заботясь не о благоухании тела, а о том, чтобы душа была благоуханием для Бога, – облагоухали свои тела. Братия мои! Поймите задачу, цель своей жизни. Мы должны умерщвлять многострастное тело или страсти плотские чрез воздержание, труд, молитву, а не оживлять его и страсти его чрез лакомство, пресыщение, леность.
Борьба святого
Говорят, что тайна Иоанна Кронштадтского была разгадана перед его смертью. И сделал это другой гений, на имя которого церковь с этого момента наложит вето. У преподобного отца Иоанна в жизни была одна несостоявшаяся встреча с великим человеком. Встреча с сатаной в человеческом теле. Так он говорил сам. Однажды Александр Третий спросил у одной из придворных дам, кто кроме меня самый известный человек в России. Она ответила: Лев Толстой и Иоанн Кронштадтский.
