Неизвестен Автор - Апокрифы древних христиан
По словам Евсевия, эбиониты называли апостола Павла отступником; пользовались они Евангелием евреев. Характеристика Евсевия восходит к тому, что писал об эбионитах Ириней, однако не совпадает полностью: кроме произведений Иринея в распоряжении Евсевия были и другие источники, в частности
Гегесипп (III в.). Евсевий пишет, что он (Гегесипп) цитирует Евангелие евреев (НЕ. IV. 22,8).
Совокупность данных - Иринея, Тертуллиана, Евсевия показывает, что основная масса эбионитов отрицала божественную природу Иисуса. Поэтому трудно предположить, что они пользовались Евангелием от Матфея в том виде, в котором оно вошло в Новый завет: в евангелии, почитаемом эбионитами, должно было отсутствовать описание чудесного рождения Иисуса. Епифаний, цитируя отрывок из евангелия, которым пользовались эбиониты, говорит, что оно начинается с описания появления Иоанна Крестителя. Возможно, у Иринея речь идет об арамейской версии Евангелия от Матфея, о которой писал Иероним и которую, по его словам, он видел в библиотеке в Кесарии. Однако слишком мало данных, чтобы с уверенностью отождествить арамейское Евангелие от Матфея с евангелием эбионитов.
Иероним указывает, что евангелием, почитаемым эбионитами, пользовались также и назореи. В Комментариях к книге пророка Исайи он говорит, что евангелием, написанным по-еврейски, пользуются назореи. Епифаний в своем произведении "Панарион" пишет, что назореи отличаются от христиан тем, что соблюдают субботу, но из-за веры в Христа они отличаются и от иудеев. Они пользуются Евангелием от Матфея, написанным по-еврейски (имея в виду арамейский язык.- Haeres. I. 29.7, 9). Из этих свидетельств не вытекает существование каких-либо вероучительных отличий между назореями и эбионитами. Назореи, по словам Епифания, жили в Палестине до Христа и пользовались священными книгами "оссеев" (искаженное - "ессеев"). Ортодоксальные иудеи называли назореями всех христиан, а их учение назорейской ересью (Деян. апост. 24.5); апостола Павла обвиняли в) и употребление в начале фраз частицы "же" () - типа "Он же сказал". Повторение это создавало своеобразную ритмичность, выделяя новые предложения, что особенно было заметно при чтении вслух.
Наиболее близким к новозаветным евангелиям было Евангелие евреев, которое еще во времена Евсевия и Иеронима почиталось "некоторыми" подлинным. Между этим евангелием и Евангелием от Матфея встречаются дословные совпадения, например в разговоре Иисуса с богачом, в описании крещения. В иудео-христианских писаниях были те же самые эпизоды, что и в каноне (например, эпизод с грешницей, подробности которого, к сожалению, неизвестны). Следует отметить, что одни и те же речения в разных евангелиях трактовались различно, как об этом можно судить по словам Епифания о восприятии эбионитами слов Иисуса о матери и братьях. Это позволяет думать, что создатели и канонических и апокрифических евангелий пользовались изустно передаваемыми (или уже записанными) речениями Иисуса, составлявшими отдельный "блок" в христианской традиции.
Как и в Новом завете, в иудео-христианских апокрифах большую роль, по-видимому, играли притчи - форма, восходящая к иудейской назидательной литературе. Как правило, притча сочетала в себе аллегорию и поучение. В большинстве христианских притч за реальной жизненной ситуацией скрывался религиозно-духовный смысл, проникновение в который было сакральным актом, приобщением к истинной духовной реальности, в то время как обыденная реальность становилась иллюзорной. В притчах рабы людей символизировали рабов божиих, сокровища мирские - сокровища веры. Сюжеты притч в разных евангелиях совпадали, но детали варьировались, придавая притче разную смысловую направленность, как было в случае с притчей о талантах. То же самое можно увидеть и при сопоставлении притчи о человеке, позвавшем гостей на пир, из Евангелия от Луки (14.16-24) с аналогичной притчей из хенобоскионского Евангелия Фомы, которая содержит больше конкретных живых деталей и кончается грозным предостережением: "Покупатели и торговцы не войдут в дом моего Отца!", отсутствующим в каноническом тексте. Притчи, как и речения, передавались из уст в уста и включались в разный религиозно-этический контекст в зависимости от вероучительной позиции проповедника, затем - создателя письменного текста евангелий.
Точно определить время и место создания разбираемых апокрифов достаточно сложно. Сложность эта связана и с незначительным числом дошедших отрывков, и с тем, что цитируют их писатели, жившие значительно позже того периода, когда были созданы эти евангелия; они пользовались рукописями, уже, возможно, переработанными, или пересказывали содержание апокрифов по памяти, или брали цитаты из вторых рук. Климент Александрийский, например, цитирует логий, который вошел в гностическое Евангелие Фомы; в одном месте Климент указывает, что этот логий содержится в Евангелии евреев; в другом, где он дает развернутый его вариант, он вообще не указывает источника. Ошибся ли Климент, или в Евангелие Фомы было включено то же самое речение, какое содержалось в Евангелии евреев, с уверенностью сказать трудно (как и то, было ли заимствовано речение в Евангелии от Фомы из Евангелия евреев или взято из независимого источника).
Источниковедческие трудности приводят к тому, что можно говорить лишь о примерном времени возникновения иудео-христианских писаний: они складывались одновременно или даже несколько раньше канонических евангелий (в частности, арамейский текст Евангелия евреев был, по-видимому, оригиналом Евангелия от Матфея) и оказали влияние на произведения Нового завета. Так, возможно, отражением дуалистической концепции эбионитов явилось словоупотребление во Втором послании к Коринфянам, где говорится о неверующих, у которых "бог века сего" ослепил умы, "чтобы для них не воссиял свет благовествования о славе Христа", который есть "образ Бога невидимого" (4.4). В данном отрывке "бог века сего" и есть злая сила, борющаяся с "Богом невидимым", открывающим свет. В обоих случаях употреблено одно и то же греческое слово брькснцптдйбJЮкзьмплпгпэменбрбйтфьлпткбхбфьткбйде - бог; в других местах канона олицетворение злой силы названо "духом" (1 Кор. 2.12), "архонтом мира сего" (Ин. 12.31).
Евангелие эбионитов было создано в Палестине и продолжало почитаться на протяжении последующих веков остававшимися там христианами {22}, а также христианами, бежавшими после подавления I иудейского восстания против римлян в Сирию и Египет. Возможно, там же (в Палестине или Сирии) в конце I в. было написано и Евангелие евреев, во всяком случае первоначальный его текст {23}. Оно было распространено у сирийских христиан из иудеев: его использовал Татиан при составлении Диатессарона (вероятно, он воспринимал это евангелие как арамейскую версию Евангелия от Матфея).
Христианские апологеты начали активно выступать против иудео-христиан, прежде всего против эбионитов, с конца II в., после того, как сложилось учение о непорочном зачатии и произошел разрыв с иудаизмом. Однако эти группы продолжали существовать и оказывать влияние на различные течения внутри христианства. Малоазийские христиане, например, следуя иудео-христианской традиции, еще в конце II в. продолжали праздновать пасху по иудейскому лунному календарю 14 нисана (в то время как в Риме пасха праздновалась в первое воскресение после первого полнолуния после весеннего равноденствия). Попытки осудить их за этот обычай, предпринятые римским епископом Виктором, не увенчались успехом. Вплоть до начала V в. писания эбионитов почитались христианами Сирии. Эбиониты не могли принять ортодоксального догмата о троице; их учение оказало влияние на проповедь сирийского епископа Павла из Самосаты, чьи взгляды на человеческую природу Иисуса существенно отличались от принятых церковью. Последователем Павла был Арий (конец III - начало IV в.), выступивший против догмата о триединстве бога. Он утверждал, что Христос не извечен, а сотворен (ср. слова Евсевия об эбионитах, отрицавших предвечное существование Христа).
Известия об иудео-христианах на Востоке сохранились и в средневековых текстах. Интересные свидетельства о длительном существовании иудео-христиан в Сирии обнаружены в средневековом мусульманском трактате, направленном против христиан {24}. Анализ этой рукописи показал, что автор трактата пользовался иудео-христианскими источниками, стремясь доказать, что Иисус не был сыном божиим и даже что был распят не он, а человек, выданный Иудой вместо него. В трактате содержится много цитат и пересказов отдельных эпизодов из канона и апокрифов, включая переведенные с сирийского; из него явствует, что первое евангелие было написано на еврейском языке; затем "истинное" христианство было заменено греческим. В трактате содержится осуждение отказа христиан от еврейского (арамейского?) языка, что явно отражает позицию эбионитов и назореев (вряд ли арабский автор стал защищать еврейский язык). Возможно, к одному из иудео-христианских евангелий восходит арабский текст евангелия, переведенный затем на итальянский. Этому евангелию посвятил специальное исследование английский философ конца XVII - начала XVIII в. Д. Толанд {25}. Толанд считал, что это Евангелие Варнавы. С. Пинес не исключает того, что в основе этого текста лежало какое-то евангелие, так или иначе связанное с эбионитами {26}.
