Иеромонах Дамаскин (Христенсен) - Не от мира сего
Жи Минь–шень, будучи человеком смиренным, не прославил своего имени. По меркам мира сего, этот учитель не преуспел, в отличие от Уоттса, циника и лицемера, снискавшего колоссальный успех. Евгений избрал первого, а мир — последнего.
Сколько рек на пути
Людям поверхностным и порочным милее мелководье человеческой мудрости, нежели пугающая пучина мудрости Христовой.
Свят. Николай Велимирович.
. ОДИН из студентов Академии, изучавший святоотеческие творения Православия, познакомил Евгения с Добротолюбием, вобравшим мудрость отцов и подвижников раннего христианства, с книгой «Откровенные рассказы странника своему духовному отцу», содержащей рассказ о русском паломнике XIX века, творившем непрестанно Иисусову молитву. Евгению сразу бросилось в глаза внешнее сходство Иисусовой молитвы, описанной в Добротолюбии, и буддистской к буде Амида, которая называется «Повторение божественного имени». Да, поначалу он воспринимал Православие очень поверхностно. Это, однако, не помешало убедиться, что и его исконная религия — христианство — имеет некоторые сходства с другими учениями, к которым он обращался в поисках истины.
ЗНАКОМЕЦ, некогда открывший для Евгения Добротолюбие, позвал его однажды на службу в православную церковь: «Раз уж ты интересуешься Востоком, недурно приглядеться и к восточному христианству». Евгений согласился, памятуя о приверженности Генона всем истинно духовным традициям.
Русский православный собор с красивыми витражами по фасаду и стенам стоит в центре Сан- Франциско (собор назван в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радосте» и находится на улице Фултон. Теперь же, когда возведен новый одноименный храм, прежний называется просто «старым собором»). Прежде там располагалась епископальная церковь. Деревянный арочный потолок собран из досок со старых морских судов, и попадаешь словно в огромный ковчег.
Евгений оказался там вечером в Великую пятницу. Пред золотым иконостасом светились рубиновые лампады, выделяя лики Христа и Богоматери. Сверху, с хоров доносилось чудесное пение — стихиры исполнялись на незнакомом Евгению языке. На возвышении посреди храма он увидел маленького согбенного старичка с белоснежной бородой, в лиловом облачении. То был архиепископ Тихон. Он стоял отрешенно, закрыв глаза, погрузившись в молитву. Но вот открыл их, и взгляд, ясный и строгий, воззвал ко вниманию и сосредоточенности тех, кто сослужил ему.
Немощный телом архиеп. Тихон произвел неизгладимое впечатление на Евгения. Он увидел, что служба — не просто отработанная череда ритуалов, а глубокое молитвенное состояние. Тогда он, конечно, не знал, что молитва для архиеп. Тихона — средоточие жизни. Еще в России он получил духовное окормление старца Гавриила Казанского, и сейчас в своей маленькой келье при соборе Владыка Тихон проводил в молитвенном бдении большую часть суток, ночи напролет предстоя пред Господом.
Хотя оказался в соборе Евгений почти случайно, в душу глубоко запало всё увиденное и услышанное на службе. Не только красота древнего церковного пения и старинных икон, но нечто большее: он увидел исполненность своего давнего желания умереть для мира, ибо всё открывшееся перед ним было не от мира сего. Из суетного, шумного Сан–Франциско он вдруг разом приобщился Божественного света и покоя — о таком переходе души в вечность и писал Бах в кантате «Имел довольно я».
Двадцать лет спустя Евгений описал свою первую встречу с Православием: «Пока я учился, мне доставало лишь уважения к древним традициям, сам же я предпочитал быть вне их. И в православную церковь я заглянул только для того, чтобы познакомиться еще с одним учением, памятуя, что Генон (или кто‑то из его учеников, подразумевается Фритьоф Шуон) говорил о Православии как о самом подлинном христианском направлении.
Однако стоило мне перешагнуть порог русской церкви в Сан–Франциско, как со мной произошло что‑то неизведанное доселе ни буддистских, ни в иных восточных храмах. Сердце подсказало: вот твой дом. Я наконец обрел, что искал. Объяснить себе я ничего не мог, службы я не понимал, равно и русского языка. С той поры я приохотился к православным богослужениям, принялся понемногу изучать обычаи и язык, не забывая слов Генона об истинных духовных традициях».
Впечатление от службы в русском соборе не сразу переменило мировоззрение Евгения. Но, главное, заронило семя, которое со временем даст всходы, принесет плоды, и Евгений, сбросив покровы ветхого человека, облечется в нового. Но пройдет еще два года, прежде чем он познает Того, Кто, казалось, глядел прямо в его душу с иконы в соборе.
В РЕФЕРАТЕ «Псевдорелигии и современность» в 1957 году Евгений попытался разумом охватить то, что подсказывало сердце. Вначале он дает очерк современных течений: теософии, озападненной веданты и «новой мысли». Он заключает, что это — псевдорелигии, ибо они враждебны традиционным учениям, все обожествляют (хотя и неявно) человеческое «я», искажают путь восточных религий, прокладывают путь ниспровергателю древней христианской веры — антихристу. Особенно полно отражала духовное развитие Евгения в ту пору глава под названием «Подрыв исконного христианства». В ней Евгений указывал, что Римская Католическая Церковь во многом утратила внутреннюю суть и что за фасадом, за внешней формой — пустота. «Но и сегодня, — писал Евгений, — Церковь эта, хотя и в полном упадке, существует, не до конца растеряв приверженность традициям. Однако на нее готовится новая, еще более мощная атака. цель которой — полностью превратить христианство в очередную псевдорелигию, обобщить и пополнить его другими идеями. не позволить христианству жить «на особинку», ибо дух современности — обобщать и «синтезировать», или, как модно сейчас говорить, «обновленное сознание человечества требует широты взглядов»».
В противовес этому Евгений ставит «узкое» христианство, как пример идеального для Запада учения: христианство, которое отсекает всё лишнее, не ведущее непосредственно ко спасению. «Более того, — пишет он, — христианство и появилось, чтобы узкому и ограниченному западному мышлению указать приемлемый путь ко спасению. Отвергая христианство, современный Запад отказывает себе и в спасении, открывая свою лукавую сущность».
Сам Евгений не отвергал христианство, но и не держался его основополагающих канонов, в частности, о единственной человеческой ипостаси Бога, о единственном пути ко спасению и т. д. он считал эти положения полезными и применимыми для западного человека, однако ставил себя выше и вне этих законов.
В КОНЦЕ РЕФЕРАТА Евгений указал, что современные течения философской и религиозной мысли ведут к воцарению антихриста. Он писал: «Уравняв «сверхъестественное» и «духовное» (не поняв ни того, ни другого), современный человек поставил знак равенства между наукой и новой «духовностью», и духовно познаваемые истины превратились в «научные открытия». Наука, вооруженная «высокими» знаниями духовного мира, возымеет над человеком невиданную власть, сделается абсолютным правителем в мире, наглухо отгороженном от истинно Сущего. И воевать с такой силой будет бессмысленно, ибо в ее распоряжении самое могущественное оружие — «Бог». Конечно, такое жизнеустройство — дело рук сатаны, «врага», «антипода Бога», кто в лице антихриста и будет править в своем «преображенном» царстве «благости» и «добра», перед чем будет трудно устоять. Сам антихрист — воплощение богопротивных сил — предстанет великим мудрецом, он разрешит все задачи, даст ответы на самые важные и мучительные вопросы, до сего времени безответные. Человечество угодит в этот капкан, уверует в сверхразумную и сильную личность и, как всегда в поисках «света истины», покорным стадом устремится за тем, кто предлагает «единственно верный путь»».
Алисон говорит, что «Евгений распознал зло и обман раньше, чем добро и истину». Ницше дохнул на него адским пламенем антихриста, и Евгений почуял его силу. Генон показал, что сила эта в современном мире мешает человеку приобщиться высокой духовности, подрывая древние учения; крепко держит его в узде материализма, подсовывает ему «мистическое» и сверхъестественное под маской духовного. Человек, мучимый политической борьбой, духовным голодом будет только рад избавителю–антихристу. Для Евгения антихрист не был ни вымыслом, ни аллегорией. «Убедившись, что антихрист сущ, — заключил он, — я понял, что должна быть и иная, противостоящая ему сила. И убедился, что сущ и Христос».
Однако, сколько бы хорошо Евгений ни знал, ни понимал это, он еще не приобщился Христа. Осталось ждать совсем недолго — за плечами лежал большой путь.
В тупике
Город — средоточие беглецов от Бога. Улицы, точно трубы–насосы, втягивающие людей; попадаются и случайные деревца, они боязливо ютятся на обочине и не выбраться им на вольные просторы. Оттого и врастают они мало–помалу в землю, стараются пробить асфальт и спрятаться поглубже, исчезнуть…
