Григорий Дьяченко - Полный годичный круг кратких поучений. Том III (июль – сентябрь)
И душа твоя тогда не плакала о тебе. Чья душа лучше твоей могла радовать сердце твоих родителей, кровных и друзей твоих? Сколько прекрасных надежд подавали счастливые способности твои! Как быстро и правильно развивались они! Смотря на то, как равномерно и согласно раскрываются и действуют духовные силы твои, я думал и говорил о тебе:
«душа его стройна, как псалтирь Давидова». Помнит ли душа твоя тот священный восторг, с которым ты внимал наставлениям друзей твоих? Помнит ли то неизъяснимое наслаждение, которое находил ты в святой вере отцев твоих? Помнишь ли ты те блаженные минуты, который посвящал на прилежное чтение умных и благочестивых книг? И куда все это делось…
Поистине, мой друг, пришел диавол, сам диавол пришел и похитил тебя у нас, унес тебя из рая твоей невинности и блаженства.
б) Что такое ты теперь? Не стану изображать той бездны, в которую низринулся ты, как дух отверженный; но ты не запретишь мне сетовать о тебе вместе с твоим телом и душою. Тело твое тужит, и душа твоя плачет о тебе. Тело твое тужит: ты предал его тлению похотей прелестных, несмотря на мнимое здоровье твое, тонкое обоняние благочестивого человека уже слышит, уже чувствует запах греховного гниения от плоти твоей. Надменно, но вместе и мрачно чело твое. Тоскливы очи твои, несмотря на буйный смех твой… С каким ужасом смотрю я теперь на эти, когда-то добрые, кроткие очи, и вижу в них старый цвет, мутное движение, тусклый пламень страстей… Когда ты идешь, твои шаги подобны бегству отчаянного, который скорее спешит броситься в пропасть. Когда говоришь, твой голос, прежде такой мягкий, льющийся, похож теперь на хриплый голос узника, едва слышный из-за стен темницы. Когда спишь ты, упоенный пьянством буйных страстей своих, твое дыхание, неведомо для тебя самого, превращается в болезненный стон страждущего. Что все это значит, как не стоны тела твоего в тебе? Да, это оно тужит, оно жалуется, хотя ты и не слышишь, не чувствуешь этих стонов, этих жалоб его. А что мне сказать о том плаче, которым душа твоя плачет о тебе? Отнята от сей возлюбленной дщери возлюбленного Сиона вся красота ее (Пл. Иер. 1, 6). Потемнел чернее сажи боголепный вид ее так, что и не узнаешь ее (4, 8). Уморил ты жизнь ее в рове страстей твоих (3, 53). Разорил ты все, чем она украшалась (2, 2). Плачем плачется она в нощи и слезы на ланитах ее (1, 10). О, зачем ты внес чужой огонь в это святилище Божие? Зачем поставил мерзость запустения на святом месте? Зачем превратил храм Господень в капище идольское и наполнил его истуканами разврата и пьянства? Доселе – какую отраду нашел ты в страшном мятеже неистовых похотений своих, который добровольно воздвиг ты в душе и сердце своем? О, не обманывай себя, не старайся утаить от себя те мучения, которыми, среди буйных твоих радостей, мучится дух твой! Ты глубоко чувствуешь, и душа твоя ведает, что твое мрачное настоящее так же не походит на твое блаженное прошедшее, как жизнь падшего духа не походит на жизнь ангела Божия…
в) Каково будет твое будущее? Ты не хочешь теперь устремить взора своего в мрачную даль грядущих дней: но, поверь мне, тело твое тужить будет, и душа твоя будет плакать о тебе. Не стану угрожать тебе праведным судом Божиим; тебя осудит и уже осуждает собственная совесть твоя. Не буду говорить об ужасах ада, которые ожидают всех нераскаянных грешников: он скоро откроется в душе и теле твоем. Вот что я тебе скажу, послушай меня. Ты уже испытал гибельные наслаждения нетрезвой и распутной жизни, ты предал им на посмеяние душу и тело свое: но ты еще не знаешь тех грозных сил, которые таятся в душе и теле твоем, и которыми душа и тело твое будут, в день оный темный и страшный, мстить тебе за свое посрамление; ты не ведаешь еще страшной тайны беззакония, которая уже деется в костях тела твоего и в помыслах души твоей. Тело твое, по-видимому, здорово и тучнеет, но крепость его истощается, самый разврат и пьянство утончит его, дабы ты, сквозь тонкость его, яснее видел и ощущал все ужасы беззакония внутри себя. Ужели ты не замечаешь, что грехи твои обращаются в привычку, входят в плоть и в кровь твою, заражают душу и тело твое так, что в тебе как бы живет другое какое-то злое существо, которое настойчиво, неотвязно требует себе обычной пищи – привычных греховных наслаждений? Ужели не чувствуешь, как это злое существо насильственно влечет тебя к этим наслаждениям, хотя бы ты и не хотел их? Но, поверь мне, друг мой: если ты вовремя не остановишься, не вступишь в борьбу с этим злым навыком, то скоро наступит время, когда ты уже не сможешь с ним справиться: и плакать будешь, а все будешь грешить!.. Тайные пороки, которыми теперь наполняются кости твои, прирастут к сим самым костям, и с ними лягут в землю (Иов. 20, 11). Никакая сила не в состоянии будет разорвать страшную связь между пороком и костями твоими. Зло, которое теперь сладко в устах твоих, как мед, превратится в желчь аспидов во чреве твоем, и твои нервы будут сосать в себя яд аспидов (12, 16). Ты увидишь, и ты ни на одну минуту не будешь в состоянии не видеть, как беззакония твои ходят вслед за тобою, идут впереди тебя, издеваются над тобою днем, устрашают тебя ночью. Тогда, о, тогда, мой друг, небеса откроют нечестие твое, и земля востанет на тебя! (Иов. 20, 27).
Не питай, возлюбленный мой брат, в сердце своем злого помысла, будто я говорю тебе только для того, чтобы устрашить тебя мнимыми грядущими бедствиями. Для чего мне устрашать тебя тем, что бывает действительно, и что будет с тобою неизбежно, если ты не отстанешь от путей нечестия твоего? Горе тебе, сын нетрезвый, сын распутный, легкомысленно старающийся превратить истину во лжу, горе тебе, если ты слышал слова мои теперь и не хочешь послушать их! Они увеличат осуждение твое и умножат муки твои, потому что ты знал их и не хотел послушать. Я знаю, как глубоко пал ты; не слова, а только бедствия, только муки души и тела твоего могут спасти тебя от конечной погибели!..
III. Господи! Прежде даже не погибнем, спаси нас, спаси всех, обуреваемых нечистыми страстями! Удержи нас от нетрезвой и нецеломудренной жизни! Спаси нас Твоею всесильною благодатью! (Составлено прот. Гр. Дьяченко с дополнениями по «Воскресным чтениям» за 1840 г.).
Двенадцатый день
Св. священномученик Автоном
(О том, что между сном и смертью существует великое сходство)
I. Св. епископ Автоном, память коего совершается ныне, удалясь в Вифинию во время гонения при Диоклетиане, ревностно проповедовал веру Христову и за это был умерщвлен язычниками (в 313 г.) в то время, как он совершал божественную службу. Через 200 лет мощи его были обретены нетленными. Писатель жизни св. Автонома, живший в VI в., говорит: «Приникая иногда очами в гроб мученика, я сам видел мощи его нетленными, я видел святые мощи его, остававшиеся непобежденными силою смерти, которая, хвалясь в 3 дня разрушить весь состав живого существа, вот уже в продолжение 200 лет не могла уничтожить и волос сего славного мужа». В стишном прологе, писанном еще 6 веков спустя, говорится о неповрежденном состоянии мощей св. Автонома и доселе…
II. При изображении нетления св. мощей священномученика Автонома невольно приходит на мысль сравнение смерти со сном. Проходят века, тысячелетия, а святые угодники Божии в своих нетленных мощах как бы живые спят до времени своего пробуждения в день всеобщего суда Божия.
Впрочем, смерть каждого человека может назваться сном, хотя бы тело его и предалось истлению. Это не наша только мысль, это внушал Сам Господь Иисус Христос, когда говорил, что Лазарь и дщерь Иаирова не умерли, а только уснули (Ин. 11, 14. Мк. 5, 35–39); этому верует наша Церковь, называя умерших усопшими.
Но почему смерть называется сном? Потому что между сном и смертью действительно находится великое сходство.
а) Сон для всех людей естествен и неизбежен. Так точно и смерть для всех неизбежна. Как ни сохраняйте свою жизнь, как ни остерегайтесь всего вредного для здоровья, чрез это вы можете продлить свою жизнь, но никак не избегнете смерти, потому что над каждым потомком перстного Адама должно исполниться определение Божие: земля еси и в землю отыдеши (Быт. 3, 19).
б) Сон, смежая наши очи, закрывая слух наш и приводя все тело в бесчувственность и некое разобщение с душою, не прекращает в нас дыхания, не лишает нас жизни. Мы во сне живем, как в бодрственном состоянии: ибо и тогда душа наша мыслит, чувствует и даже приемлет впечатления от внешнего мира. Это доказывают наши сновидения и те откровения, которые многократно давал Бог людям во время их сна (Быт. 20, 3, 28, 12–13. Мф. 2, 13, 27, 19). – Так точно и смерть, прекращая действие телесных наших органов, разрушая союз тела с душою и разлагая первое на составные его части, не лишает нас дыхания жизни (Быт. 2, 7), – не уничтожает души нашей, которая и по смерти нашей продолжает жить, только в другом – духовном мире. Находясь в теле, она заключена в нем, как в темнице; а поэтому, как узник, освобождаясь из темницы, не умирает, но как бы оживляется и радостно спешит к своим родным и знакомым: так и душа, отрешившись от тела, устремляется в сродный ей мир, парит в царство духов, для новой жизни в лике бессмертных.
