Митрополит Макарий - История русской церкви (Том 6)
Другое учительное послание написано к какому-то иноку, который все искушал себя, думал удалиться в пустыню из общежительного монастыря и все недоумевал: где удобнее спастися, в пустыне ли или в общежитии. Митрополит строго начинает речь свою к этому иноку: "Я узнаю в тебе более мятежалюбца и суемудренного, нежели пустыннолюбца и любителя молчания. Дьявол ловит тебя после многих его злых коварств изветом доброго, или ты сам ввергаешь себя в ров по неразумию. Ты говорил: "Хочу поискуситися, и еще поискуситися", - и твоим искусам я уже и числа не знаю, ибо искус искусного, т. е. внимающего, научает. Если так ты решился провождать жизнь свою, то ты со мною, грешным и худым иноком Даниилом, совета о сем не имей..." Вскоре, однако ж, речь митрополита смягчается, и он продолжает: "Ты писал к моей худости о разных иноческих житиях, общем, особном и пустынном, и спрашиваешь, которое из них удобнее ко спасению. Но ты, любимиче, сам знаешь, что удобнее ко спасению то, чтобы жить по воле Бога и творить Его заповеди, и повсюду, везде и на всяком месте иного пути, кроме этого, нет. Ибо сказал Христос: Не всяк глаголяй ми: "Господи, Господи", внидет в Царствие Небесное, но творяй волю Отца Моего, Иже на небесех". Обращаясь затем собственно к иноческому житию, митрополит сначала излагает общее учение о трех видах этого жития: житии особном, отшельническом - в совершенном уединении, или пустыне, житии с двумя или тремя братиями - в ските и житии общежительном со многими братиями в общих монастырях - и кратко показывает удобства и неудобства того, и другого, и третьего жития. Потом, в частности, говорит а) о житии особном, пустынном, о его высоких требованиях и трудностях и порицает некоторых "неразумных пустынников" своего времени, которые служили соблазном для всех, носили только имя пустынников, а не могли провести в уединении и безмолвии и одного дня, беспрестанно вели споры с иноками общежительных монастырей, навязывая им свои законы и переманивая их к себе, считали одних себя великими, святыми, угодившими Богу, а всех других худейшими, всех учили, всех наставляли; б) о житии с двумя или тремя братиями, которое называет средним, или царским, путем, и о житии общежительном, объясняет требования того и другого и также порицает некоторых общежительных иноков за их своеволие и бесчинную жизнь. Наконец, выводит то общее заключение, что можно спастись во всех видах иноческого жития, если только исполнять их требования: "Можно спастись и в общем житии и в пустыне, но только если будем жить по воле Божией и по свидетельству Священных Писаний, а не по нашим страстным хотениям; везде найдешь угодивших Богу, если поищешь: многие спаслись и во градах, многие спаслись и в общих монастырях, многие спаслись и в пустынях, равно как и погибших там обретаем". При раскрытии этих своих мыслей митрополит пользовался свидетельствами Иоанна Лествичника, Василия Великого, Иоанна Златоустого, Симеона Нового Богослова, Никиты Стифата, Сираха Иерусалимского, Ефрема Сирина и Кирилла Александрийского. Послание оканчивается советами иноку жить духовно, исполнять заповеди Господни и предания святых отцов вместе с живущими с ним братиями, любить во всем иноческое житие, нестяжательность, убожество, удаление от мирского, чтение Божественных Писаний, рукоделие и пр., а затем - следующими словами: "Живет ли кто среди града, или в пустыне, или в общем житии, научимся прежде всего жить по воле Божией, и мы сподобимся вечных благ благодатию Господа нашего Иисуса Христа..."
Оба учительные послания, нами рассмотренные, довольно обширны. Не таковы три послания, содержащие в себе общенравственные наставления и уроки. Одно из них даже очень кратко. Здесь митрополит пишет к какому-то мирянину: "Хотя и многих зол исполнилась душа моя и я имею помраченную мысль внутреннего человека и связан, окаянный, узами бесчисленных грехов, но тебе, возлюбленному и духовному моему, и прежде многократно говорил и ныне вновь то же говорю: отринь от себя лукавство и нечеловеколюбие и восприими без ухищрения блаженную простоту и кротостную премудрость и смирение ко всем и страх Божий... а всего прежде любовь к Богу и ближним..." Заметив далее, что кротости и смирению учит нас не кто другой, как Сам Христос Своим словом и примером, писатель останавливается на страхе Божием, приводит о нем тексты Священного Писания, изречение Златоуста, церковные песни Иоанна Дамаскина и Феодора Студита и убеждает руководиться этим страхом всегда и везде, говоря, что он есть начало нашего спасения, источник живота, учит нас удаляться от грехов, побуждает к подвигам добродетели. Другое такое же послание несколько обширнее первого и по началу своему имеет с ним очевидное сходство. "Я, окаянный, - пишет митрополит, - есмь пучина безмерных прегрешений, и много безумен, и ни на что не потребен. Потому трепещу и ужасаюсь, как бы по небрежению моему церковные вещи не пришли в крайнее расстройство к соблазну всех людей... Много нужно трезвения моему окаянству... Но, хотя я непотребен и окаянен, тебе, возлюбленное и духовное мое чадо, я говорил и вновь говорю: люби Господа Бога Иисуса Христа всею душою твоею и ближнего твоего, яко сам себе. Вот тебе от меня, грешного и худого инока Даниила, великий дар!.." Затем советует этому духовному своему чаду, которое не раз называет благородием, иметь в себе непрестанно страх Божий и поучаться в заповедях Господних день и ночь, быть кротким и смиренным, напоминая, что кротости и смирению учит нас не кто другой, как Сам Христос, хранить целомудрие и чистоту, памятовать о Царстве Небесном и геенне огненной, удаляться от худых обществ и бесед, испытывать свою совесть и помыслы, пещися о вечном житии, а не о временном. "Ибо что есть житие наше, о любезне, - продолжает святитель, - не то же ли, что сонное видение, цвет травный, пара восходящая и исчезающая, быстрина реки мимотекущей или роса утренняя? Приблизимся, о любимиче, ко гробам и посмотрим: где многое имение и бесчисленное богатство того или другого, где их крепость телесная, где их мужество и храбрость... где одры слоновые и златопряденные постели... где боярство и честь, где красота и слава, где множество рабов и отроки, где многоразличные трапезы, и сладкие снеди, и искусство поваров, где ристание коней? Все пепел, все персть, все прах, все тень. Что ж напрасно мятемся?.. Твори, о возлюбленне, угодное Богу, да наследуешь живот вечный. Какая тебе польза снедать себя печалями суетными и скоропреходящими?.. Зачем день от дня отлагаешь свое исправление? Ты - человек смертный... Примись за благое житие..." Третье такого же рода послание несколько обширнее и второго. Здесь митрополит наставляет кого-то, дошедшего до крайнего нечестия, и, чтобы сильнее подействовать на грешника, подробно изображает пред ним картину Страшного суда. "Возлюбленному, - так начинает святитель, - и духовному моему брату мир о Христе. Ты, возлюбленный, советовал со мною, окаянным иноком Даниилом, совет духовный, чтобы отстать тебе от твоего злого и нерадивого жития, и обратиться к Господу Богу покаянием, и исправить себя, и жить богоугодно... Но ныне я слышу от тебя, о любезне, что ты нисшел до последних беззаконий и бесстрашно совершаешь пагубные дела. Многократно я писал тебе, чтобы ты перестал от такого зла; но ты снова пребываешь в бесстрашии пред Богом и жируешь, как скот, и валяешься в кале, как свинья..." Сказав затем, что если он не покается и не исправится, то его ожидает только мука вечная, а еще прежде страшный день Суда Господня, и что этого лютого дня боялся сам царепророк Давид (Пс. 48. 6), митрополит убеждает: "Убоимся и мы, о любимиче мой, и возвратимся от беззакония нашего, оставим нечестие наше... Доколе спать нам тяжким сном? Уже довольно для нас многого беззакония, довольно для нас многого нечестия нашего, довольно для нас скверных слов, довольно для нас гнусных дел... Уже насытились мы злыми и скверными делами и напитались безбожными словами... Убоимся, пока есть время, и покаемся, пока не пришла смерть". Представив далее, как изображали Страшный суд и последствия его пророки - Исаия, Михей, Моисей, Софония, Сам Христос во Евангелии и апостолы Петр и Павел в своих посланиях, снова убеждает: "Обратимся и восстанем, утрезвимся и восплачем пред Господом, сотворившим нас, обратимся от беззакония нашего, оставим злобу". Не довольствуясь и этим, приводит еще мысли о Страшном суде святых отцов - Афанасия Великого и Иоанна Златоустого и восклицает: "Увы мне, грешному! Что сотворим тогда мы, о любезный, повинные многим грехам? Как убежим лютой муки?.. Нет там покаяния, ни исповедания; нет предстателя, ни помощника... О возлюбленный брате! Слыша все это, обратимся к Господу Богу покаянием и исповеданием... потрудимся и восплачем в маловременной сей жизни, чтобы тогда вечно нам не плакать..." Вообще, послание это одно из самых назидательных.
Из четырех посланий Даниила, касающихся наиболее частных предметов христианской нравственности, три весьма кратки. В одном он излагает несколько советов относительно иноческой жизни: заповедует какому-то своему возлюбленному духовному брату любить благоговение, воздержание и лощение, не увлекаться тщеславием и печалями житейскими, любить бледность лица и сухоту тела, иметь очи и выю долу преклоненными, взор тихий, поступь кроткую, беседу душеполезную, любить беспрестанную молитву, неленостное чтение Божественных Писаний, рукоделие, бдение, беспостелие, иметь память смертную и худость ризную, а особенно отсекать начатки скверных и лукавых помыслов, потому что с отсечением их легче уже удерживаться от самого видения лиц женских и отрочат юных и смешения с ними. Во втором послании наставляет, как сохранять целомудрие и чистоту. Послание начинается словами: "Ты просил меня, грешного и худого инока Даниила, написать тебе о целомудрии и чистоте, и вот я столько времени отлагал, считая это дело выше моей меры. Ибо что могу сказать я, не сотворив сам ничего доброго? Но как ты многократно понуждал меня на сие, то я, недостойный, прося помощи от Господа Бога и Его Пречистой Матери, дерзнул послужить твоему произволению, только не от себя, но от Священных Писаний и преданий богоносных отцов". Затем следуют самые наставления: если ты хочешь пожить целомудренно и чисто, то прежде всего старайся угождать Богу, а не людям и исполняй заповеди Господни; отсекай нечистые помыслы и начала их - так называемые прилоги; никогда не оставляй ум свой праздным, а занимай его слушанием или чтением слова Божия, пением, славословием, молитвами, добрыми размышлениями; бегай худых обществ, удаляйся от скверных бесед и блудных речей; блюди себя от зрения лиц женских, доброзрачных отроков и других лиц женовидных и не помышляй об них, хотя бы они казались тебе и благочестивыми; более же всего блюди ум свой от суетного поучения, а пребывай в поучении заповедей Господних и предании святых отцов. В третьем послании митрополит убеждает какого-то человека, больного и скорбящего, отстать от своей нечистой и позорной страсти. "Много раз, любимиче мой, и от многих я слышал о твоей напасти и весьма горько плакал о беде твоей, желая твоего спасения, и весьма желал подать тебе руку помощи, но не находил приличного времени, как подступить к тебе. Хотя я многократно беседовал о любви твоей и делал намеки притчею, но ничего не успел, потому что ты сам не заботился о том. Когда же Бог неведомыми судьбами устрашил жестокое твое сердце и приклонил железную твою выю, ты подробно рассказал все твои напасти моему окаянству. Вспомни вопль твой, вспомни слезы твои; вспомни, как, плача, ты говорил ко мне, грешному иноку Даниилу: "Ты должен научать и укреплять меня", - и весь свой недуг открыл моему недостоинству. Ныне же ты пишешь к моей худости: "Я в скорби великой от обдержащей меня болезни и от горечи сильных страстей, немилосердо на меня воюющих", - но от чего тебе вред, это ты скрываешь от моего недостоинства. Вспомни, любимиче мой... как я говорил тебе не только не совокупляться и не беседовать с женами и юными отроками, но даже не взирать бесстудно на их лица, ибо великая от сего бывает душе пагуба... А о том человеке, на которого восходит твоя душевредная любовь, я многократно говорил тебе, чтобы отсек себя от него и не совокуплялся, даже не беседовал с ним, особенно наедине... Отсеки же от себя этого человека, к которому имеешь великую любовь и повреждаешься душою. Если отженешь его от себя, ты успокоишься от обдержащей тебя скорби и залога злых и нечистых страстей. А если закоснишь отсечь его от себя, то страсть мало-помалу возрастет, и ты неволен будешь противиться ей. Уразумей же, о возлюбленный и духовный мой брат, какая беда бывает от сего человеку, в каком унынии, сетовании и скорби бывает человек, впадающий в эту напасть, и потом в какое нисходит безнадежие и отчаяние. И как возведет он очи или воздеет руки, живя в нечистоте? Какой стыд, и срам, и поношение, и укоризны он должен терпеть от людей!.. Не лучше ли захочем умереть, нежели жить и находиться в стыде и поношении от всех людей?.."
