Игнатий Брянчанинов - Полное собрание творений. Том 3
3. Нельзя не порадоваться от души предполагаемому соединению в Морских училищах теоретического преподавания с обильным практическим. Это предположение Проекта должно быть принято всеми специальными военными учебными заведениями: так оно верно! такой обильнейший плод ясно усматривается в результатах его всяким, опытно знакомым с недостатками прежнего преподавания! В старинные времена инженерный офицер впервые видел крепость тогда, когда приезжал в нее на действительную службу. Коротко известное ему из {стр. 509} науки и по чертежам делалось вполне новым, когда он в первый раз видел — это коротко известное в натуре. Таково свойство способности человека воспринимать впечатления. Получить впечатления от чертежей совсем не точно — получить впечатления от самих предметов. Стяжавший впечатления от чертежей и имеет только впечатления чертежей: впечатления от предметов ему надо приобретать снова, потому что предмет и чертеж предмета суть два различествующие между собою предмета, а отнюдь не одно и то же. Это относится ко всей материальной… и фортификации и артиллерии и мореходного искусства. Даже и изучение деятельной Богословии является совершенно иным в результатах своих, когда не довольствуются одним теоретическим изучением христианских добродетелей, а к теоретическому присовокупляют практическое. Чертежи очень помогают к точнейшему изучению предмета, когда он известен в натуре. По этой причине при осмотре предметов особенно полезна съемка их от руки, как то с решительностию доказал самый опыт. Такая съемка не отнимает много времени, но необыкновенно усиливает впечатление, производимое предметами, развивает понятие о предметах и изощряет способности. Например: кто ознакомился из науки с артиллерийскими орудиями и рассмотрел их по чертежам, тот имеет о них теоретическое полное познание; кто, сверх того, имел возможность осмотреть орудия в натуре, тот имеет о них познание уже более отчетливое и самостоятельное; кто же потрудился заняться съемкой орудий от руки, тот только, можно с достоверностью сказать, изучил их окончательно и вполне удовлетворительно. Правильная съемка отнимает много времени для одного какого-либо предмета и препятствует ознакомлению с другими предметами, столько же нужными; она должна быть известна офицерам, назначенным не для чертежной, в известной степени; но съемке от руки необходимо дать развитие. Способность подчиняться впечатлениям так важна в человеке, что даже при изучении математики те учащиеся, которые изучают ее единственно по книге, оказывают гораздо меньшие успехи, нежели те, которые принимают на себя труд собственноручно на бумаге или на грифельной доске практиковаться в математических выводах. Занимавшиеся при помощи сего способа сознавались и уверяли, что анализ какой-либо теоремы, тщательно ими написанный на бумаге или на доске, напечатлевался по подобию картины в их воображении, и {стр. 510} способствовал к самому ясному пониманию истины, заключавшейся в теореме. Способность принимать впечатления особенно сильно действует в детях и молодых людях. Этою способностию, хотя и большею, но ограниченною по ограниченности всех свойств человека, надо пользоваться весьма благоразумно и осторожно, не тратя ее понапрасну, не допуская ей развлекаться по множеству предметов, но сосредоточивая ее на существенно нужном по назначению человека. Надо ожидать величайшей пользы, если стены комнат в Морских училищах будут усеяны правильными рисунками знаменитейших европейских судов, гаваней, приморских крепостей: дитя, в минуты свободы, рассматривая рисунки для удовлетворения любопытства, подвергается, незаметно для самого себя, полезнейшим впечатлениям. Рисунки должны быть правильны: рассматривание рисунков, при составлении которых допущена свобода воображению художника, столько же вредно для правильности понятий о предметах, сколько чтение исторических романов для приобретения и сохранения верных познаний в истории. Самый план, или двор, где играют дети, должен быть наполнен моделями пушек, батарей и прочих предметов, впечатлениями которых должно наполняться воображение детей. По возможности все эти предметы должны быть в натуральном виде для правильности впечатлений, и столько простой работы и дешевой цены, чтоб могли быть удобно починиваемы и заменяемы новыми в случае повреждения. Во времена оные в Инженерном училище имелись весьма дорогие, затейливые модели некоторых европейских крепостей; даже домы, находившиеся в крепостях, были и в моделях, а в домах была мебель. Эти дорогие модели показывались тщательно посетителям училища, а учащиеся почти не видали их, будучи не допускаемы к ним с тою целию, чтоб кто-нибудь из них по неосторожности не повредил столика или стулика в каком-нибудь домике драгоценной модели.
4. Положенное Проектом количество наук для Морских учебных заведений и распределение преподавания их заслуживает полного одобрения. Доселе не обращаемо было должного внимания на то, что излишество познаний отнимает у них качество. Ум человеческий, если предоставлено ему будет обширное поприще деятельности в длину и в ширину, или на поверхности, никак не может действовать в глубину, или, ум, приобретая во множестве познания, не может приобретать познаний основательных. При таком, можно сказать, велико{стр. 511}лепном благоустройстве, которое ожидает Морские учебные заведения, нельзя не пожелать, чтоб в свое время учебные руководства явились в печатных книгах, а не в одних литографированных записках. Печатные учебники составятся по естественному ходу дел человеческих несравненно отчетливее, нежели записки, неизвестные публике; преподавание получит большую определенность и положительность.
5. Проект проницательно усмотрел важное условие в душе человеческой, ее естественную логику, отменив телесное наказание, дав прочим наказаниям благородный характер необходимых последствий справедливости и цели исправления, в чем заключаются уважение и любовь к человечеству, воспретив действие по увлечению страстей, в чем заключаются презрение и ненависть к человечеству. Увлекающийся страстию и необдуманностию при выговоре или наказании, во-первых, унижает и попирает человечество в самом себе, и потом в лице, подвергшемся взысканию, смешивая порок с человеком, между тем как существенная цель всякого исправления и состоит в том, чтоб отделить порок от человека. Замечено, что выговор имеет самое спасительное действие, когда делающий его энергически выставляет черную сторону порока и его пагубные последствия пред впадшим в порок, выражая вместе с этим искреннее чувство сожаления и благожелания к впавшему в порок. Столько же спасительно действие наказания, когда при назначении и исполнении его действие проистекает из вышепредложенного взгляда и ощущения. Действующего так можно уподобить вытаскивающему погрязшего в болото, очищающему его от грязи и тины, в которые он попал. Но тот, кто при выговорах и наказаниях смешивает порок с человеком и принадлежащее пороку приписывает лицу, по всей справедливости может быть уподоблен нашедшему своего ближнего погрязшем в болото, пришедшему за это в негодование на ближнего и затем втоптавшему его еще глубже в зловредную грязь и тину, в которых можно даже утонуть [1218]. И топят ближних своих, не подозревая этого свойства в своих действиях, многие, думающие исправлять их. При тщательном, долговременном практическом изучении наказаний для молодых людей должно сознаться, что только два наказания должны быть допущены как существенно нужные и полезные: выговор и арест. Арест {стр. 512} непременно должен сопровождаться диетою и удалением от всякого самократчайшего по времени общения с товарищами и со всяким лицом, могущим повредить безрассудным соболезнованием и советом тот образ мыслей, который должен сформироваться у арестованного во время его ареста. Диета необходима по той причине, что при ней только ум виновного может возобладать над своим душевным волнением и ожесточением. Удаление от общения с товарищами и со всеми посторонними лицами необходимо потому, что разумно наказанному чрезвычайно вредно, когда он услышит, что он наказан слишком строго, что он страдает невинно, что подвергнувшие его наказанию — такие и такие. Безрассудное соболезнование уничтожает цель ареста, заключающуюся в том, чтоб молодой человек одумался, сознал свой проступок и раскаялся в нем. Чтоб помочь ему в этом, должен посещать его наставник, который обязан с кротостию внушать ему несообразность и низость его проступка и советовать ему принести чистосердечное раскаяние, потому что только при искреннем раскаянии возможно прочное исправление, относительно подвергшегося аресту необходимо соблюдать кротость, соединенную с твердостию. Кротость спасительно действует на наказанного, фактически удостоверяя его, что к нему нет враждебного чувства, а твердость необходима для того, чтоб наказание принесло плод свой. Иначе оно может быть только вредным. Срок ареста должен быть определен раскаянием арестованного. Когда он принесет раскаяние, то это служит признаком, что врачевство — наказание — произвело спасительное действие; дальнейший прием лекарства был бы вполне нелогичен. Напротив того, выпуск из-под ареста прежде принесения раскаяния арестованным может подействовать на его нравственность весьма вредно. В некоторой иноческой обители настоятель занимался, по преданию Православной Церкви, нравственным воспитанием молодых людей, вступавших в эту обитель. Помощником его был иеромонах весьма благочестивой жизни, сочувствовавший ему в его занятии. Наказаниями были выговор в вышеприведенном духе и арест. Иеромонах посещал трижды в день арестованного, доставляя ему все нужное, наблюдая, чтоб прописанная диета сохранялась в точности, чтоб устранение от общения со всеми, не понимающими таинств исправительной системы, соблюдалось со всею строгостью, увещевая самою кроткою и наблюдательною беседою арестованного, чтоб он сознал себя {стр. 513} виновным, а наказание справедливою мерою и раскаялся. После каждого посещения иеромонах приходил к настоятелю и передавал ему о состоянии арестованного, называя его несозревшим или созревшим. Несозревшим назывался тот, кто признавал себя правым, наказанным излишне строго, кто осуждал начальство; созревшим назывался пришедший в сознание виновности своей и в раскаяние. Созревший, по докладе о нем иеромонаха настоятелю, обязывался написать к настоятелю письмо, в котором излагался взгляд, приобретенный арестованным во время ареста на его проступок, раскаяние и обещание исправления. После сего иеромонах выводил заключенного из уединения его и представлял настоятелю, который уже со всею любовию и участием делал ему наставление о преимуществах добродетельной жизни и о средствах, воспомоществующих молодому человеку стяжать благонравие. После сильного наказания необходимо явление любви, хотя и в весьма серьезной форме, как после операции нужны мягчительные и целительные пластырь и мазь. Таков совет святого Иоанна Лествичника [1219]. Выпустить несозревшего из-под ареста — значит нанести ему и его товарищам величайший вред, как доказали единогласно все опыты. Вышедший из уединения с чувствами самомнения и ожесточения усваивает себе эти чувства. Усвоение этих чувств кладет печать на его характер и дальнейшее поведение. Он получает нерасположение к начальству; настроение своего духа он сообщает товарищам. «Нечто взяли!» — в таком роде обыкновенно выражается несозревший по выпуске из-под ареста пред товарищами своими: «Морили целые сутки или двои под арестом, безбожные! сами бы попробовали на одних щах и хлебе с водою побыть! допытывали, допрашивали — ничего не сказал! Прав, да прав, да и только! Скажи-ка я, что такой-то нищий принес мне водки! Нищего ушлют, оставят без насущного хлеба, и лазейку плотно закупорят: тут и пропадай все. Странное и глупое требование людей, отживающих век, от молодого человека, чтоб он никогда не повеселился в просторе души. Без простора нет веселья. Я сказал им: хоть неделю держите, а я ничего знать не знаю: вам показалось, что я пьян! у вас обо мне, не знаю с чего, самые дурные мысли! между тем я получил письмо, что мой дядюшка, который был мне вместо отца, умер, и я с печали сделался {стр. 514} сам не свой… При этих словах я навзрыд заплакал; плачу, а в душе хохочу! Поверили, дураки: выпустили. Вот как надо с ними делать! не то что такой-то! посидел всего восемь часов, и расплылся: всё им сказал, а они, уже известно, по-своему распорядились».
