Иоанн Златоуст - Творения, том 6, книга 1
БЕСЕДА 2
На слова пророка Исаии: в год смерти царя Озии видел я Господа, сидящего на престоле высоком и превознесенном (Ис.6:1). И о том, что не должно оставлять без внимания ни времени, ни даже единой буквы божественных Писаний.
1. Радуюсь, видя вас собравшимися слушать божественные изречения, и считаю это величайшим свидетельством вашего преспеяния по Боге. Как аппетит служит знаком здоровья телесного, так любовь к духовным изречениям служит знаком здоровья душевного. Поэтому радуюсь; но вместе и боюсь, что я не буду в состоянии доставить вам ничего достойного этого желания. Так и любящая мать скорбит, когда, имея грудного младенца, не может доставить ему источников молока в изобилии; но, хотя она имеет его и недостаточно, однако дает грудь, а младенец, взяв тянет и вытягивает ее, и, согревая устами охладевшие сосцы, старается извлечь себе пищи больше, нежели есть в них. Мать чувствует боль от терзания сосцев, но не отталкивает Младенца, потому что она – мать и готова лучше перенести все, нежели огорчить дитя свое. Если же матери имеют такую любовь к своим детям, то тем более нам нужно иметь такое расположение относительно вашей любви. Скорби рождения духовного пламеннее скорбей рождения естественного. Итак, хотя наша трапеза очень скудна, но мы не скроем и ее, но вынесем все, что есть у нас, на средину и предложим вам. Хотя ее мало и скудно, но мы предлагаем. Так и хоть, которому вверен был талант, не за то был осужден, что не представил пяти талантов, но за то, что и один, полученный им, зарыл в землю, – за это он и был наказан. И Бог и люди требуют не малого или многого, но того, чтобы приношение было никак не меньше настоящей силы. Вы слышали прежде, когда мы удостоились беседовать с вашей любовью, когда мы читали тот псалом, который, извергая грешника из священной ограды, призывал ангелов и горние силы славословить Бога всех. Хотите ли и сегодня слышать самую ангельскую песнь, став там где-нибудь близко? Я думаю, хотите. Если негодные люди, составляя хоры на площади и среди глубокой тьмы и безвременно по ночам воспевая блудные песни и соблазнительные стихотворения, поднимают и привлекают к себе весь наш город, то, когда небесные сонмы, горние лики воспевают Царя вселенной, неужели мы не соберемся слушать их божественного и блаженного песнопения? Иначе какое может быть нам прощение? Но как можно, скажешь, слушать их? Вошедши на самое небо, если не телом, то умом, если не видимым присутствием, то мыслью. Наше тело будучи земляным и тяжелым, естественно остается внизу; но душа свободна от такой необходимости и легко возлетает в высочайшие и возвышеннейшие области; она, захочет ли достигнуть самых крайних пределов вселенной, или взойти на небо, не встречает никакого препятствия: столь легкие крылья мыслей дал ей Бог! И не только легкие крылья Он дал ей, но наделил ее и очами, которые смотрят гораздо острее очей телесных. Зрение телесное, когда устремляется сквозь пустой воздух, проникает на большое расстояние; но когда встречает малое тело, тогда, подобно потоку, задержанному в своем течении, обращается назад. А зрение души, хотя бы встречало стены, крепости, громады гор и самые тела небесные, легко проникает все. Впрочем, при всей своей быстроте и остроте зрения, душа сама по себе не в состоянии постигать предметов небесных, но имеет нужду в руководителе. Сделаем же то, что делают желающие посмотреть на царские чертоги. Что же они делают? Они, отыскав того, кому вверены ключи от тамошних дверей, приступают к нему, беседуют с ним, упрашивают его, а часто дают и серебра, чтобы расположить его к себе. Приступим же и мы к кому-нибудь из тех, которые приставлены к вратам небесным, будем беседовать с ним, будем просить его, покажем вместо серебра (добрую) волю и искреннее расположение. Если он примет это вознаграждение, то, взяв нас за руку, проведет везде, покажет не царские чертоги, но самого Царя седящего, окруженного воинствами и военачальниками, тьмами ангелов и тысячами архангелов; все он покажет нам подробно, сколько нам возможно видеть. Кто же это? Кому вверено такое служение, при помощи которого мы хотим теперь войти? Исаия, громогласней- ший из пророков. Итак, необходимо вступить в беседу с ним.
Следуйте же тихими шагами, в совершенном молчании. Никто не входи сюда с житейскими заботами, никто – с рассеянностью и смущением, но оставим все это за первыми дверями, и таким образом все войдем сюда. Мы входим в царские чертоги небесные, вступаем в светлые области; внутри они исполнены великого молчания и неизреченных тайн.
2. Но слушайте внимательно: чтение Писаний есть откровение неба. В год, говорит пророк, смерти царя Озии видел я Господа, сидящего на престоле высоком и превознесенном (Ис.6:1). Видишь ли услужливость благосклонного слуги? Он тотчас привел нас пред царский престол, не проводя наперед длинными обходами, но как только отворил двери, уже и показал прямо седящего Царя. Вокруг Него, говорит, стояли Серафимы; у каждого из них по шести крыл: двумя закрывал каждый лице свое, и двумя закрывал ноги свои, и двумя летал. И взывали они друг ко другу и говорили: Свят, Свят, Свят Господь Саваоф! вся земля полна славы Его! (ст. 2,3).
Поистине свят Тот, Кто удостоил наше естество столь многих и столь великих таинств, Кто сделал нас участниками в предметах столь непостижимых. Страх и трепет объемлет меня при этой песни. И удивительно ли, что чувствую это я – бренный и происшедший из земли, если и самые горние силы постоянно объемлет величайший ужас? Потому они и отвращают лица свои и употребляют крылья вместо ограды, не вынося исходящих оттуда лучей. Но, скажешь, являемое было снисхождением: как же они не выносили его? Мне ли ты говоришь это? Скажи тем, которые исследуют непостижимое и блаженное естество, которые дерзают на то, на что дерзать не должно. Серафимы не смели смотреть даже на снисхождение Божие: как же человек дерзнул сказать, или лучше, как человек дерзнул подумать, что он может точно и ясно познать то чистое естество, которое недоступно созерцанию даже херувимов? Трепещи небо, ужасайся земля; эта дерзость больше дерзости их (иудеев). Как нечестиво поступали тогда те, так нечестиво поступают теперь и эти. Они одинаково покланяются твари; но что выдумали теперь эти, того никто из тогдашних людей не смел ни сказать, ни слушать. Что говоришь ты? Явление было снисхождением? Да, но снисхождением Божиим. Если Даниил, имевший великое дерзновение пред Богом, не мог смотреть на ангела, нисшедшего к нему, но пал и лежал преклоненным, так как связи зрения его ослабели от этой славы, то удивительно ли, что ужасались серафимы, не вынося созерцания той славы? Не столько расстояния между Даниилом и ангелом, сколько между Богом и этими силами. Впрочем, чтобы и нам, останавливаясь слишком долго на этих чудесах, не навести ужаса на ваши души, обратимся к началу рассказа, и будем назидать душу менее высокими предметами. В год смерти царя Озии. Прежде всего, нужно узнать, для чего пророк означает нам время, так как не без причины и не напрасно он делает это. Уста пророков суть уста Божии; а эти уста не говорят ничего напрасно. Не будем же и мы слушать без внимания. Если те, которые выкапывают металлы, не пренебрегают и малыми частицами, но, когда нападают на золотую жилу, тщательно осматривают ее ветви, то не гораздо ли более мы должны делать это с Писаниями? В металлических рудах бывает весьма трудно найти желаемое, потому что металлы – земля, и золото есть не что иное, как земля; общность природы искомых веществ обманывает зрение, и однако при всем том золотопромышленники не оставляют дела, но обнаруживают всякую тщательность, и, всматриваясь, узнают, что действительно земля, и что действительно золото. А с Писанием не бывает так. Здесь предлагается не смешанное с землею золото, но чистое золото. Слова Господни, говорит псалмопевец, слова чистые, серебро расплавленное, испытанное в земле (Пс.11:7). Писания – не металлы, требующие обработки; но они доставляют готовое сокровище тем, которые ищут богатства, заключающегося в них. Достаточно только приникнуть к ним, чтобы отойти, исполнившись всякой пользы; достаточно только открыть их, чтобы тотчас увидеть блеск этих дорогих камней.
Не напрасно я сказал это и не без причины распространился об этом, но потому, что есть коварные люди, которые, взяв в руки божественные книги и увидев счет времени или перечисление имен, тотчас оставляют их и укоряющим их говорят: здесь одни только имена, и нет ничего полезного. Что говоришь ты? Бог вещает, а ты смеешь говорить, что в сказанном нет ничего полезного? Если ты увидишь одну только простую надпись, то, скажи мне, не остановишься ли ты на ней со вниманием и не станешь ли исследовать заключающегося в ней богатства? Но что я говорю о временах, именах и надписях? Посмотри, какую силу имеет прибавление одной только буквы, и перестань пренебрегать целыми именами. Патриарх наш Авраам (действительно он принадлежит нам, нежели иудеям) сперва назывался Аврамом, что в переводе значит: странник (здесь св. И. Зл. имеет в виду, очевидно, Быт.14:13, где еврейское ибри = еврей, приложенное к вмени Аврам, у 70 переведено не еврей, а ц.-сл. пришелец); а потом, будучи переименован в Авраама, стал отцом всех народов; прибавление одной буквы доставило праведнику такое преимущество. Как цари своим наместникам дают золотые таблицы в знак власти, так и Бог тогда придал праведнику эту букву в знак чести.
