Алексей Фомин - Неслучайные «случайности». Новые истории о Промысле Божьем

Опытный терапевт в поликлинике покачал головой и направил Марину к специалисту, который поставил точный диагноз:

– Вы, дорогая моя, беременны, а состояние ваше называется токсикозом. Вот направление на аборт.

Он протянул Марине белую бумажку с жирной печатью (почему-то она, печать эта, врезалась в Маринину память). Она смотрела на нее с каким-то ужасом, в голове все застыло и отупело. Она не слышала врача, только видела его шевелящиеся губы, рассерженное и раздраженное лицо.

Наконец слух вернулся к ней, и она начала понимать смысл услышанного:

– На сорок шестом году, дорогая моя, не рожают, а внуков нянчат. Внуки есть?

– Ждем, – машинально ответила Марина, взяла из рук доктора страшную бумажку и вышла из кабинета.

Домой она ехала как в тумане, мысли не выстраивались, решение не приходило, разум не включался.

Муж с тревогой в глазах встретил ее, помог раздеться, усадил за стол, поставил чашку горячего крепкого чая, сел напротив и приготовился слушать. Глотая чай вместе со слезами, она подробно рассказала о визите в поликлинику и с надеждой посмотрела на мужа. Уж он-то поймет и поддержит, и, если скажет, что надо рожать, она с облегчением разорвет мерзкую бумажку и выбросит в мусор.

Муж повел себя совсем не так, как она ожидала. Первый раз в жизни она увидела, что он испугался. И испугался не ответственности за зародившееся чудо, а реакции окружающих. Он не кричал, он шипел:

– Не вздумай ничего говорить детям. У нас невестки вот-вот родят, а тут сюрприз – беременная бабушка! Стыд! А что на работе твоей скажут? Немедленно иди на аборт.

С этими словами он оделся, хлопнул дверью и ушел. Вернулся через час пьяный.

Римма еще не вернулась от сына, Людмила была так же категорична, как и муж. Старенький батюшка, служивший в храме, куда ходила Марина, участливо, но строго наставлял:

– Господь знает Сам, матушка моя, когда нас поощрить, а когда и поучить. За веру твою и за дела добрые и награду тебе дал. На мужа не серчай, муж в семье хозяин, моли Бога о нем. Смягчится он и поддержит тебя. Родишь, и утешение вам в старости будет. Так-то, матушка моя.

Две последующие ночи Марина не спала, она даже молиться забывала, мысли терзали и трепали ее душу, сердце болело и ныло, а днем беспрестанно звонила Людмила, ругалась и гнала ее в больницу.

Ничего вокруг не изменилось. Ярко светило солнце, но Марина чувствовала, что светит оно не ей…

На третий день верная подруга ждала ее у операционной. Марина появилась как тень, бледная и отрешенная. Они вышли на улицу. Все так же шумела Москва, ехали машины, сновали пешеходы. Ничего вокруг не изменилось. Ярко светило солнце, но Марина чувствовала, что светит оно не ей, и даже дома годовалый Ванька, сын племянницы, встретивший бабушку, не улыбнулся и не бросился, как всегда, навстречу, а скорбно и тревожно замер посреди прихожей. Она погладила ребенка по голове и прошла к себе в комнату. Муж крепко спал поверх покрывала, даже не сняв верхнюю одежду.

Мир вмиг потускнел, все переменилось. Муж из надежной опоры превращался в трясущегося алкоголика, начались интриги на работе, и в конце концов с работы пришлось уйти, круг друзей и добрых знакомых резко сузился.

Борьба за мужа и поиск достойной ее квалификации работы отнимали много сил и здоровья. Марина, как и прежде, усердно молилась, регулярно ходила в церковь, подолгу стояла на коленях перед образами, но на душе не светлело. Частые боли в области сердца беспокоили ее, но тревоги не вызывали, пока однажды при очередном сильном приступе дети ни вызвали неотложку. Женщина-врач, осмотрев и прослушав Марину, посоветовала ей немедленно обратиться к онкологу.

Она не сдавалась, спокойно и настойчиво боролась с болезнью. Тяжелая операция привела лишь к временной передышке, вскоре болезнь вернулась. Она понимала, что уходит, и просила пригласить священника. Пришел тот же старенький батюшка, к которому она ходила последние пять лет на службы и на исповеди.

Она долго и подробно рассказывала ему про свою жизнь, стараясь ничего не пропустить. Почти слово в слово передала давнюю случайную встречу с отцом Иоанном и все последующие события. Когда закончила говорить, глаза старого священника были полны слез и искренней скорби. Перед тем как произнести слова молитвы, он сокрушенно сказал:

– Эх, матушка моя, не послушалась ты праведника отца Иоанна, истинный дар Божий отвергла, не разглядела, пересудов испугалась… Ну, да что теперь говорить… Бог милостив, молись, матушка моя, и я за тебя помолюсь.

Сын проводил священника до машины и уехал по своим делам. В квартире осталась Людмила. Она тихонько заглянула в комнату, Марина крепко спала. Людмила вернулась в кухню, включила чайник и тут же ринулась обратно – из комнаты доносились громкие рыдания.

Немного успокоившись, Марина, часто всхлипывая, рассказала, что во сне видела свою зародившуюся и убитую по ее материнской воле дочку. Белокурая девочка с белыми бантиками тянула к ней ручки и жалобно звала:

– Мамочка, мне очень страшно, я хочу к тебе.

Марина бросилась к ней. Она бежала, спотыкалась, падала, снова бежала… Казалось, что вот сейчас достанет ее, схватит, прижмет к себе, согреет, отдаст все свое тепло, зацелует, заполнит любовью, но в самый последний момент девочка отдалялась, и снова, с глазами полными страха и мольбы, тянула к ней тонкие ручки и звала ее, свою самую лучшую и милую маму: приди, возьми, согрей и спаси!

Умерла Марина на рассвете следующего дня.

Леонид Гаркотин, www.rusvera.mrezha.ru/712/11.htm

Глава 2

«Случайности» на пути к Богу

Как я стала православной

Я стала православной девять лет назад. Решение это приняла за один час – ровно за столько времени, сколько длилось мое первое в жизни интервью с митрополитом Рижским и всея Латвии Александром.

На встречу с владыкой меня отправили спонтанно и практически принудительно – все мои тогдашние коллеги по странному стечению обстоятельств оказались в тот день заняты неотложными делами, а мои увещевания на предмет полной некомпетентности в вопросах религии на редактора не подействовали.

– Я католичка! – практически с порога зачем-то заявила я митрополиту. Владыка отреагировал на эту фразу с улыбкой: мол, прекрасно, что вы верующий человек. И стал рассказывать мне, как много общего у православных и католиков. Добавил, что сам он родом из Латгалии, вырос среди католиков.

Будучи опытным и мудрым священнослужителем, владыка сразу понял, что католичкой я была формальной. Крестили меня еще ребенком, в костел я ходила раз в год по случаю, а если испытывала потребность о чем-то попросить Бога, то отправлялась ставить свечи в православный храм.

Просто на тот момент я была глубоко убеждена, что веру, как и родителей, человек менять не может. И хотя моя мама сама несколько лет назад перешла в православие и уговаривала меня последовать ее примеру, я не видела в этом особого смысла.

Владыка изменил мои убеждения с помощью нескольких фраз. Сказал, что ни в одной религии нет столько святых, как в Православии. Посоветовал почитать о них. А на прощание подарил мне маленькую Владимирскую иконку Божьей Матери. Я даже не знаю, сознательно или нет он ее выбрал, но день памяти этой иконы сов падает с моим днем Ангела.

На следующий день после нашей встречи я отправилась в Благовещенскую церковь и прошла миропомазание в православную веру. Потом крестила свою первую крестницу. На этом мое воцерковление на тот момент и закончилось.

Через два года я угодила в больницу с подозрением на дифтерию. Не дожидаясь результатов анализов, врачи сделали мне прививку от этой болезни (при температуре 40 градусов) и стали лечить антибиотиками, значительно превышая дозировку.

Когда в итоге диагноз не подтвердился, а мне становилось все хуже и хуже, мои родные по шли за объяснениями к заведующей отделением, где им сказали, что все свои претензии они смогут высказать чуть позже в суде… если я умру.

Перепуганная мама под расписку забрала меня домой и побежала по храмам – искать священника, который мог бы меня дома соборовать (особое таинство, которое совершается над больными людьми). Но в тот день все батюшки были заняты, кроме одного – именно того, который моей маме казался слишком молодым и неопытным. Но выбора не было.

У меня же с отцом Александром сразу установилось полное взаимопонимание. И после соборования я почувствовала себя значительно лучше. А когда меня положили уже в другую больницу, где врачи исправляли ошибки своих коллег, отец Александр регулярно приходил меня исповедовать и причащать прямо в палату. И всегда был в рясе (просто многие батюшки предпочитают в больницы ходить в гражданской одежде).

После каждого его посещения ко мне заглядывали медсестры: «Неужели ты такая грешная, что попы к тебе постоянно ходят?»