Иоанн Златоуст - Толкование на Евангелие от Иоанна
Беседа LVII
Сия рек, плюну на землю, и сотвори брение от плюновения, и помаза очи брением слепому. И рече ему: иди, умыйся в купели Силоамсте, еже сказается послан (9, 6–7)Изъяснение 9, 6–7. Вера слепорожденного. – Благость Божия ко всем без различия людям. – Необходимость веры. – Есть худой мир и есть добрая война. – Должно избегать злых людей и держаться добрых. – Общество злых людей пагубнее язвы.
1. Желающие получить какой-либо плод оттого, что прочитывается, не должны оставлять без внимания ни одного слова. Потому-то и заповедано нам исследовать Писания, что многое, что с первого взгляда представляется простым, заключает в себе глубокий сокровенный смысл. Вот таково и настоящее место. Сия рек, сказано, плюну на землю. Что же такое: сия? Да явится слава Божия, и: Мне подобает делати дела Пославшаго Мя (ст. 4). Не без намерения евангелист напомнил нам эти слова и затем прибавил: плюну, но с тем, чтобы показать, что слова Он подтвердил делами. Но зачем для брения употребил не воду, а плюновение? Он хотел послать слепого в Силоам, а потому, чтобы ты ничего не приписывал источнику, но познал, что именно исшедшая из уст Его сила и образовала и отверзла очи, – Он плюнул на землю. На это самое указывает и евангелист словами: и сотвори брение от плюновения. Затем, чтоб не подумали, что исцеление произошло от земли, повелел умыться. Но для чего было не сделать этого тут же, а послал в Силоам? Для того, чтобы ты видел веру слепого и чтобы сделать безответным неверие иудеев. Естественно, что все видели его, когда он шел с глазами, помазанными брением. Такою необычайностию он не мог не привлечь на себя взоры всех, знакомых и незнакомых, и, конечно, все смотрели на него со вниманием. Так как нелегко признать, что слепой прозрел, то (Христос) наперед приготовляет дальностию пути многих свидетелей, а необычайностию зрелища – внимательных зрителей, чтобы они, хорошо заметив, не могли уже говорить: это – он, это – не он. Кроме того, посылая в Силоам, хочет и то показать, что Он не чужд закона и Ветхого Завета. А, наконец, нельзя было опасаться и того, что слава будет отнесена к Силоаму. Многие и много раз умывали в нем глаза, но не испытали ничего подобного. Нет, и тут действовала сила Христова, все содевающая. Потому-то евангелист присовокупляет нам и толкование. Сказавши: в Силоам, прибавил: еже сказается послан, – чтобы ты знал, что и тут исцелил его Христос, как говорит Павел: пияху бо от духовного последующаго камене; камень же бе Христос (1 Кор. 10, 4). Значит, как духовным камнем был Христос, так и духовным Силоамом. А мне кажется, что и внезапное появление воды указывает нам на непостижимое таинство. На какое же именно? На нечаянное и неожиданное явление (Христово). Но обрати внимание надушу слепца, во всем послушную. Не говорил он: если брение или плюновение может даровать зрение, то какая мне нужда в Силоаме? А если нужен Силоам, то зачем брение? Зачем помазал мне глаза? Зачем приказал умыться? Нет, не думал он ничего подобного, но заботился только о том, чтобы во всем повиноваться Повелевающему, и не соблазнялся ничем происходившим. Если же кто спросит: как он прозрел, отложивши брение? – то не услышит от нас ничего другого, кроме того, что мы не знаем, как это произошло. И что удивительного, если мы не знаем? Не знал того ни евангелист, ни сам исцеленный. Он знал только, что произошло, а как – того не мог понять. И, когда спрашивали его об этом, он говорил: брение положи мне на очи, и умыхся, и вижу (ст. 15); а как это сделалось – он не может сказать, хотя бы тысячекратно спрашивали его. Соседи же и иже бяху видели его прежде, яко слеп бе, глаголаху: не сей ли есть седяй и просяй? Овии глаголаху, яко сей есть (ст. 8–9). Необычайность события приводила их даже к неверию, несмотря на то что сделано было так много, чтобы устранить всякое недоверие. Некоторые говорили: не сей ли есть седяй и просяй? О, как велико человеколюбие Божие! До чего не снизошел Христос, когда великою благостию исцеляет нищих, и тем заграждает уста иудеям! Не славных только, и знаменитых, и облеченных властию, но и простых удостаивает одинакового попечения, потому что пришел для спасения всех. И что было с расслабленным, то же случилось и с слепым. Ни тот не знал, кто таков исцеливший его, ни этот. Это произошло оттого, что Христос удалился, а Он всегда удалялся после исцелений, чтобы устранить от чудес всякое подозрение. Незнавшие, кто Он таков, каким, в самом деле, образом могли благоприятствовать Ему и помогать в устроении этих дел? Что же касается этого слепого, то он не был и из числа тех, которые ходят повсюду, но сидел при вратах храма. Но между тем как все недоумевают о нем, что говорит он сам? Аз есмь. Не устыдился прежней слепоты, не убоялся ярости народа, не отказался объявить себя, чтобы возвестить о Благодетеле. Глаголаху ему: како ти отверзостеся очи? (ст. 10). Он отвечает: Человек, глаголемый Иисус. Что ты говоришь? Человеку ли творить такие дела? Но он еще не знал о Нем ничего великого. Человек, глаголемый Иисус, брение сотвори и помаза (см.: ст. 11).
2. Смотри, как он правдив. Не сказал, из чего сделал брение: чего не знает, о том и не говорит. Не видел он, что (Христос) плюнул на землю; а что помазал – это узнал он по ощущению и осязанию. И рече ми: иди в купель Силоамлю и умыйся (ст. 11). Об этом ему сказало чувство слуха. Но откуда знал он Его голос? Из Его разговора с учениками. Таким образом, он все это рассказывает, опираясь на свидетельство самого дела, и, однако ж, не может сказать о способе исцеления. Если же по отношению к чувственному и осязаемому нужна вера, то тем более по отношению к невидимому. Реша убо ему: где Той есть? Глагола: не вем (ст. 12). Спрашивали: где Той есть, уже замышляя против Него убийство. Но заметь: как далек Христос от желания суетной славы! Он не оставался вместе с исцеленными, потому что не хотел приобретать славы, ни увлекать народ, ни выказывать Себя. Заметь и то, как все согласно с истиною отвечает слепой. Иудеи хотели найти Христа, чтобы отвести его к священникам; но так как не нашли Его, то ведут слепого к фарисеям для более строгого допроса. Потому-то и евангелист замечает, что была суббота, чтобы показать злой их умысел и причину, по которой они искали (Спасителя), то есть они полагали, что нашли возможность оклеветать чудо – мнимым нарушением закона. И это видно из того, что они, лишь только увидели слепого, ничего другого не сказали ему, а только: како отверзе очи твои? И заметь, как говорят. Не сказали: как ты прозрел? – но: како отверзе очи твои? – представляя ему случай оклеветать Его за такое дело. Но он отвечает им кратко, как людям, которые уже все слышали. Не упомянув ни об имени, ни о словах, сказанных ему: иди, умыйся, он прямо говорит: брение возложи мне на очи, и умылся, и вижу, – как будто они уже сильно оклеветали Его и сказали: смотри, что делает Иисус в субботу – помазывает брением. Но ты обрати лучше внимание на то, как не смущается слепой. Когда его спрашивали соседи и он отвечал, не подвергаясь никакой опасности, тогда не так много значило сказать истину. Но удивительно то, что и теперь, находясь в большом страхе, он не отказывается, не говорит ничего несогласного с прежними словами. Что же фарисеи или, лучше, что вместе с ними и другие? Привели его, полагая, что он откажется, но услышали противное, – то, чего не желали, – и точнее узнали все дело. Так было с ними и при всех чудесах; но это мы яснее покажем впоследствии. Что же говорили фарисеи? Глаголаху нецыи (не все, а более дерзкие): несть Сей от Бога Человек, яко субботу не хранит. Овии глаголаху: како может человек грешен сицева знамения творити? (см.: ст. 16). Видишь, что они привлекаемы были чудесами? Ведь они же прежде посылали затем, чтобы привести Его, а теперь, слушай, что говорят, – хотя и не все. Будучи начальниками, они впадали в неверие от честолюбия. Впрочем, и из начальников многие веровали в Него, только не выражали того открыто. Простой народ был пренебрегаем, так как он и не имел важного значения в их сонмище; но начальники, как люди более знаменитые, с большим трудом решались говорить откровенно. Одних удерживало властолюбие, других – робость и боязнь перед толпой. Потому-то и говорил (Христос): како вы можете веровати, славу друг от друга приемлюще? (5, 44). О себе эти люди говорили, что они от Бога, несмотря на то что домогались неправедного убийства, а о том, Кто исцеляет слепых, говорят, что Он не может быть от Бога, потому что не соблюдает субботы. Другие на это возражали, что грешник не может творить таких знамений. Таким образом, первые злонамеренно умалчивали о чудном событии и выставляли на вид мнимое нарушение закона, так как не говорили: исцеляет в субботу, но: субботу не хранит. Но и последние, с своей стороны, отвечали слабо. Тогда как нужно было показать, что суббота не нарушается, они ссылаются только на знамения; и это естественно, потому что они еще считали Его человеком. В противном случае они могли сказать в Его оправдание и то, что Он – Господь субботы: и Сам установил ее. Но они не имели еще о Нем такого понятия. Впрочем, никто из них и не осмеливался прямо сказать то, что хотел; говорили нерешительно, но с сомнением, одни по недостатку смелости, другие по властолюбию. И распря бе в них (ст. 16). Эта распря началась прежде в народе, а потом уже перешла и к начальникам. Иовии глаголаху, яко благ есть; инии же: ни, но льстит народы (см.: 7, 12). Видишь, что начальники неразумнее народа и разделились между собою уже после (народа)? Но и, разделившись, они не выказали никакой твердости, видя настояния фарисеев. А если бы отделились совершенно, то скоро познали бы истину. Ведь и разделение может быть хорошо, почему и Христос говорил: не приидох воврещи мир на землю, но меч (Мф. 10, 34). Бывает и согласие худо, бывает и разногласие хорошо. Так, строившие башню были согласны между собою во вред себе, и они же опять, хотя и невольно, разделились к своему благу. И сообщники Корея не на добро согласились между собою, потому были разделены к добру. Иуда также был в согласии с иудеями не на добро. Значит, и разногласие может быть хорошо, и согласие худо. Потому-то (Христос) говорит: аще око твое соблазняет тя, изми е… аще нога твоя, отсецы ю (см.: Мф. 18, 9, 8). Если же нужно отсекать член, который, будучи соединен с нами, вредит нам, то не гораздо ли более должно удаляться от друзей, когда связь с ними ведет не к добру. Итак, не всегда хорошо согласие, как и не всегда худо несогласие.