Жан Кальвин - Наставление в христианской вере, т.4
Подробно рассмотрев, каким образом вкушают тело Иисуса Христа нечестивые и порочные люди, исповедующие христианство на словах, но опровергающие его своей жизнью (и выступив при этом против мнения тех, кто полагал, будто они получают не только таинство, но и тело), св. Августин говорит: «Не нужно думать, что эти люди вкушают тело Христово, так как не следует причислять их к членам Христа. Ибо даже если не касаться множества других причин, они не могут одновременно быть членами Христа и членами блудницы. Кроме того, Господь сказал: "Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нём" (Ин 6:56). Тем самым Он сказал, что значит поистине, а не в таинстве вкушать Его тело: это значит пребывать во Христе, чтобы Он пребывал в нас. Как если бы Он сказал: кто не пребывает во Мне и в ком не пребываю Я, пусть не думает, что ел мою Плоть и пил мою Кровь, и не хвалится этим» (Августин. О граде Божием, XXI, XXV, 4 (MPL, XLI, 742)).
Пусть читатели как следует взвесят эти слова, где противопоставляется «вкушение таинства» и действительное («поистине») вкушение, и у них не останется вопросов или сомнений. Ещё яснее св. Августин подтверждает свою точку зрения такими словами: «Приготовляйте не глотки ваши, но сердца: ибо для этого нам заповедана Вечеря. Вот, мы веруем в Иисуса Христа - и таким образом принимаем Его верою. Принимая Его, мы знаем, о чём думаем: мы принимаем кусочек хлеба, а насыщаемся в сердце нашем. Итак, насыщает не то, что мы видим, а то, во что мы веруем» (Августин. Проповеди, 112, V (MPL, XXXVIII, 645)). Здесь, как и в предыдущей цитате, св. Августин ограничивает причастие неверующих внешним символом и утверждает, что Иисус Христос даётся только верой. В другом месте св. Августин тоже говорит, что символам причащаются как добрые, так и нечестивые, но исключает неверующих из подлинного причащения плоти Христовой (Августин. Против Фауста-манихея, XIII, 116 (MPL, XLII, 291)). Он не сказал бы этого, если бы разделял ту грубую выдумку, которую хотят приписать ему наши противники.
В другом месте, рассуждая о вкушении плоти Христовой и его плодах, св. Августин заключает: «Тело и Кровь Иисуса Христа суть жизнь для всякого, если то, что принимается видимым образом, вкушается и пьётся духовно» (Августин. Проповеди, 131, I (MPL, XXXVIII, 729)). Так что пусть наши противники, якобы в согласии со св. Августином изображающие неверующих причастниками плоти и крови Иисуса Христа, представят нам видимое тело Христово: ведь св. Августин утверждает, что вся истина Таинства духовна! Из его слов нетрудно понять, что сакраментальное вкушение есть не что иное, как видимое и внешнее вкушение символа, когда неверие закрывает доступ к субстанции. В самом деле, если бы можно было поистине вкушать тело Иисуса Христа, не вкушая его духовно, что означала бы следующая сентенция того же учителя: «Вы не будете есть тело, которое видите, и не будете пить кровь, которую прольют распявшие Меня. Я даю вам Таинство, которое будет животворить вас, будучи понято духовным образом» (Августин. Толк. на Пс 98, 9 (MPL, XXXVII, 1265)). Св. Августин не отрицает, что в Вечере нам даётся то же самое тело, которое было принесено в жертву Иисусом Христом. Но он уточняет способ причащения этому телу: оно животворит нас тайным действием Св. Духа, хотя пребывает в небесной славе.
Я согласен, что этот благой учитель часто говорит о принятии тела Христова неверующими. Но он поясняет свою мысль, добавляя, что это принятие совершается через участие в таинстве (Августин. Трактат о Евангелии от Иоанна, XXVII, 11 (MPL, XXXV, 1621)). Духовное же вкушение не таково, чтобы можно было стяжать благодать Божью, пережёвывая кусок хлеба (Там же, 3 (MPL, 1616)). Но чтобы наши противники не обвинили меня в желании одержать победу путём нагромождения цитат, задам им один вопрос: как быть с тем утверждением св. Августина, что таинства доставляют символизируемое ими лишь избранным? Они не осмелятся отрицать, что хлеб Вечери символизирует тело Иисуса Христа. Отсюда следует, что осуждённые исключены из причастия телу.
У Кирилла есть высказывание, свидетельствующее о таком же понимании этого предмета: «Если в расплавленный воск бросить другой кусок воска, они сольются. Так же и человек, получая плоть и кровь Господа, обязательно соединяется с Ним, чтобы пребывать в Иисусе Христе и чтобы Иисус Христос пребывал в нём» (Кирилл Александрийский. На Евангелие от Иоанна, VI, 57 (кн. IV, c.2) (MPG, LXXIII, 583b)).
Думаю, я достаточно убедительно доказал и объяснил, что люди, не получающие тело Иисуса Христа сакраментальным образом, исключены из подлинного и действительного вкушения. Ибо сущность тела не может быть отделена от его действия. Это не нарушает истинности Божьих обетовании: ведь дождь не перестаёт изливаться с неба оттого, что скалы и камни не принимают влагу внутрь.
35. Знание этих вещей легко уведёт нас от плотского поклонения таинству, на котором иные настаивают в своей безумной дерзости. Эти люди рассуждают так: если в таинстве заключено тело, то вместе с телом заключены также душа и божественность, так как они нераздельны. Следовательно, в таинстве надлежит поклоняться Иисусу Христу.
Прежде всего, что они будут делать, если отказать им в так называемой конкомитанции? (Фома Аквинский. Сумма теологии, III, qu. 76. art. 1-3. Аквинат учит что когда в таинстве вкушается хлеб, в нём «в силу природного сопутствия (concomitantia) присутствует всё тело (включая кровь, кости, нервы и т.д.).) Ведь как бы ни подчёркивали они абсурдность отделения души и божественности от тела, они не смогут убедить ни одного здравомыслящего человека в том, что тело Иисуса Христа есть Иисус Христос. А им кажется, что это следует из их силлогизмов. Но Иисус Христос говорит о своих теле и крови отдельно, не уточняя способа своего присутствия. Как же они могут выводить следствие из неопределённой посылки? Если их совесть начнёт одолевать какое-нибудь сильное искушение, не запутаются ли они в своих силлогизмах и не впадут ли в соблазн, увидев, что лишены твёрдого слова Божьего? Ибо оно одно поддерживает нашу душу, когда она призвана нечто осознать и осмыслить; а без него душа в любой момент может согрешить и погибнуть. Что будет с ними, когда они увидят, что учение и личный пример апостолов свидетельствуют против них, и обнаружат, что сами выдумали свои фантазии? А вместе с этой растерянностью придут и другие сомнения и угрызения совести. Разве это малозначительный факт - поклоняться Богу в такой форме, которой Он не предписывал нам? Допустимо ли с такой лёгкостью делать то, о чем умалчивает слово Божье, когда речь идёт о богослужении и Божьей славе? Но если бы изобретатели подобных силлогизмов с должным смирением сообразовывали все свои рассуждения со словом Божьим, они несомненно расслышали бы, что оно гласит: «Приимите, ядите, пейте» [Мф 26:26-27]. Тогда они повиновались бы этой заповеди, которая велит нам принимать таинство, а не поклоняться ему.
Поэтому те, кто принимает таинство, не поклоняясь ему (то есть делают так, как предписано Господом), уверены, что ни в чем не отступают от заповеди Божьей. Такая уверенность - наилучшее утешение, которое мы только можем иметь в любом начинании. У нас есть пример апостолов: они не поклонялись таинству, стоя на коленях, а сидя брали и ели его. И есть пример Апостольской Церкви, о которой св. Лука передаёт, что члены её общались не в поклонении, но в преломлении хлеба (Деян 2:42). Наконец, есть апостольское учение, которым св. Павел наставлял коринфскую Церковь, заявив, что принял его от самого Господа (1 Кор 11:23).
36. Всё это в конечном счёте побуждает христиан задуматься о том, насколько опасно блуждать в наших собственных фантазиях в отрыве от слова Божьего, когда речь идёт о столь возвышенных и важных вещах. Но сказанное до сих пор должно освободить нас от сомнений. Мы показали, что если христианин хочет должным образом стяжать Иисуса Христа в Вечере, то ему надлежит вознести разум и душу к Небу. В самом деле: коль скоро назначение таинства - укрепить немощный разум человека, дабы он мог подняться к высотам небесных тайн, то довольствующиеся внешним символом уклоняются от прямого пути, на котором следует искать Иисуса Христа. Кто же станет отрицать, что преклонять колена перед хлебом, поклоняясь в нём Иисусу Христу, значит предаться злостному суеверию? Нет никаких сомнений в том, что Никейский собор имел целью устранить подобное зло, когда запретил христианам сосредоточиваться смиренными помыслами на видимых знаках (Никейский собор (325), с. 20 (Hefele-Leclercq. Op. cit., v. 1, p. 618 s.) Этот канон, на который, по-видимому, ссылается Кальвин, просто предписывает (без какого-либо указания на евхаристию) молиться стоя, и то лишь по воскресеньям.).
Установление древней Церкви, предписывающее диакону громко и ясно взывать к народу перед освящением даров, также имеет целью помочь каждому христианину обратиться сердцем к видимым вещам. И Писание не только подробно изображает вознесение Господа нашего Иисуса, но и при всяком упоминании о Нём побуждает нас помышлять о горнем, дабы отвлечь нас от любых плотских помыслов (Кол 3:1-2). Следуя этому правилу, скорее надлежало бы духовным образом поклоняться Христу в небесной славе, чем изобретать столь опасную форму поклонения, берущую начало в грубой и более чем плотской фантазии о Боге и об Иисусе Христе.
