Игнатий Брянчанинов - Полное собрание творений. Том 5
Третьим их братом был выдающийся государственный и военный деятель Михаил Николаевич Муравьев-Виленский (1796–1866), с 1865 г. — граф, уже в 14 лет основавший вместе с отцом Московское общество математиков, преподаватель и вице-президент училища колонновожатых, основанного их отцом, так же, как и братья, участник Отечественной войны 1812 г. (ранен при Бородине) и заграничных походов; с 1850 г. — член Государственного совета, в 1857–1862 гг. — Министр государственных имуществ; в 1863–1865 гг. — виленский, гродненский, ковенский и минский генерал-губернатор; автор. «Записок», опубликованных в «Русской старине».
Четвертый их брат — Андрей Николаевич Муравьев (1806–1874) — поэт, драматург, выдающийся церковный {стр. 427} писатель, религиозный деятель, путешественник, мемуарист, автор книги «Путешествие к Святым местам», после публикации которой был определен секретарем обер-прокурорского стола Святейшего Синода (с 1833 по 1846 г.); с 1836 г. — член Российской Академии наук, с 1871 г. — Московской, а затем и Киевской духовных академий.
Брянчаниновы были в родстве с Муравьевыми, что способствовало сближению еще в молодые годы Дмитрия Александровича (будущего святителя Игнатия) с Н. Н. Муравьевым и его братьями. Вполне возможно, что их знакомство произошло в доме их общего родственника Президента Академии художеств Алексея Николаевича Оленина. Что Дмитрий Александрович был частым гостем в этом доме, известно из жизнеописаний Святителя. А что там бывали Муравьевы, видно из письма Н. Н. Муравьеву сына А. Н. Оленина, Петра, от 5 марта 1848 г.: «Добрейший Николай Николаевич, пользовавшись с давних лет дружбою и расположением твоим, прибегаю к тебе с великою просьбою. Вспомни о незабвенном доме Алексея Николаевича и Елизаветы Марковны, в котором мы все тогда юные проводили столь блаженные минуты. Вспомнив их, прими милостиво под могучее крыло твое внука помянутого доблестного мужа сына моего Алексея, студента СПб университета, которого я помещаю в Уланский полк Ε. И. В. Николая Николаевича» [1515].
После получения в 1827 г. «вожделенной» отставки от военной службы Дмитрий Александрович покинул Петербург на шесть лет. Многое изменилось за это время. Сам он стал монахом — отцом Игнатием, два года был настоятелем Пельшемского Лопотова монастыря Вологодской епархии, в конце 1833 г. вызван в столицу, 1 января 1834 г. возведен в сан архимандрита и назначен настоятелем Троице-Сергиевой пустыни под Петербургом. Из братьев Муравьевых Александр провел эти годы в ссылке, Николай и Михаил были произведены в генералы, Андрей занял место секретаря обер-прокурорского стола в Святейшем Синоде.
В новом качестве возобновились теперь их отношения. Уже 23 июля 1834 г. архимандрит Игнатий пишет отцу о своем брате Петре Александровиче: «…В намерении помес{стр. 428}тить его в штаб 1-й армии писал я письмо к генерал-адъютанту Муравьеву вместе с его братом [Андреем Николаевичем], здесь служащим в Синоде. Ответ Муравьева ко мне и к брату при сем прилагаю. …Муравьев редкий человек, по своим правилам строгий христианин и по службе употребляется в важных обстоятельствах: например, послан был в Египет для переговоров с пашою, потом командовал отрядом, посланным на помощь Турецкому султану против Ибрагима» [1516].
Служба П. А. Брянчанинова адъютантом Н. Н. Муравьева продолжалась недолго (в 1837–1848 гг. Николай Николаевич находился не у дел), но, как отмечалось [1517], оставила отпечаток на всю их жизнь, чему свидетельством являются более 150 писем Петра Александровича, которые он писал с 1837 г. и до конца жизни Николая Николаевича.
Регулярная переписка святителя Игнатия с Н. Н. Муравьевым начинается с 1847 г. До этого времени, т. е. в период с 1837 г., Николай Николаевич, по-видимому, неоднократно бывал в Сергиевой пустыни и лично беседовал с ее настоятелем. Именно об этом говорится в первом из помещенных здесь писем архимандрита Игнатия от 6 октября 1847 г.
Интересно отметить, что в этот же период, т. е. с середины 30-х годов, архимандрит Игнатий постоянно общался и с братом Н. Н. Муравьева, Андреем Николаевичем, но их отношения складывались по-другому. Они также были хорошо знакомы, есть свидетельство, что в годы учебы некоторое время они снимали одну квартиру. Но к моменту назначения о. Игнатия настоятелем Сергиевой пустыни А. Н. Муравьев занимал уже должность секретаря обер-прокурорского стола Святейшего Синода, т. е. был весьма влиятельным лицом в церковной администрации. При особенностях характера Андрея Николаевича, которые отмечали многие современники [1518], это обстоятельство сказывалось на их отношениях, требовало от архимандрита Игнатия определенной дипломатии и «осторожности», что нашло отражение в его письмах разным лицам (см., например, его письма наместнику Сергиевой пустыни Игнатию (Василь{стр. 429}еву) в 7-м томе его Собрания сочинений). В их отношениях не было той откровенности и теплоты, которые проявляются в письмах архимандрита Игнатия Н. Н. Муравьеву и в его высказываниях о нем. Например, он писал брату: «Николай Николаевич глубоко-добрый человек. Многие отнюдь не подозревают в нем этого качества, напротив того, считают холодным, потому, что он не льстив и не ласков, между тем как истинная любовь строга и, являясь в делах, не нуждается в личине — ласковости и льстивости, которыми непременно прикрывает себя самолюбие для обмана ближних» [1519]. Напротив, об Андрее Николаевиче он отзывался несколько иронично: «это прикрытый личиною дружбы враг мой…» Тем не менее кажется, что в их отношениях было больше непосредственности. Андрей Николаевич часто наведывался в Сергиеву пустынь, иногда оставаясь там на время поста. А архимандрит Игнатий не останавливался в необходимых случаях обращаться к нему за поддержкой не только по делам пустыни, но и по обстоятельствам разных лиц, которые просили его о помощи, и, как правило, получал такую поддержку. Сыграл А. Н. Муравьев определенную роль и в назначении архимандрита Игнатия епископом Кавказским и Черноморским. Вначале, правда, он высказывал сомнения о соответствии этого назначения церковному законодательству. Об этом говорится в письме святителя Игнатия Н. Н. Муравьеву-Карскому от 26 января 1856 г. Однако позже его сомнения разрешились: «В назначении и посвящении брата действовал весьма влиятельно Андрей Николаевич», — писал П. А. Брянчанинов 12 января 1858 г. Не оставался Андрей Николаевич равнодушным к судьбе святителя Игнатия и в последующие годы. Это видно из письма Святителя брату от 25 марта 1862 г.: «В Синоде новый обер-прокурор Ахматов, хороший знакомый Андрея Муравьева, который писал ко мне, выражая желание, чтобы я вступил снова, по поправлении моего здоровья, в общественное служение. Я отвечал решительным отказом» [1520].
Сохранившиеся письма святителя Игнатия Н. Н. Муравьеву-Карскому охватывают двадцатилетний период. По содержанию они очень различны. Так, письма № 1 и № 11 {стр. 430} написаны в те моменты жизни Святителя, когда по личным и внешним причинам особенно обострялось его постоянное желание отказаться от церковно-общественного поприща и уединиться за монастырскими стенами. Письмо от 6 октября 1847 г. отправлено из Бабаевского Николаевского монастыря Костромской епархии, где святитель Игнатий находился в 11-месячном отпуске, полученном им вместо увольнения, о котором он просил. А письмо от 12 июня 1856 г. отправлено из Оптиной Пустыни, куда он предпринял путешествие «с целью устроить там желанное пребывание на безмолвии». Сообщая в этих письмах об обстоятельствах своей жизни, святитель Игнатий основное внимание уделял, однако, своему корреспонденту. Их содержание становится понятным, если учесть, что время написания писем совпадало с нелегкими периодами жизни Н. Н. Муравьева: в 1837–1848 гг. он находился в вынужденной отставке, а в 1856 г. ему пришлось пережить, как и большинству русских людей, тяжелое разочарование в связи с Парижским соглашением, завершившим Крымскую войну. Касаясь в первом письме причин «переменчивости земного счастия», святитель Игнатий склонял Николая Николаевича к занятиям духовным, к «определительному воспитанию своего духа», которое «дает человеку характер постоянный, соответствующий вечности, …пред которою земные дела принимают свои правильные размеры». Во втором письме он убеждал его не поддаваться сомнениям и не оставлять своего поприща, не уступать его внутренним врагам России, готовым погубить Отечество: «Подвизайтесь, но подвизайтесь единственно для Бога и добродетели, а не для истории и мнения о Вас человеков. … Вера в Бога, всегда сопровождаемая оставлением упования на себя, преодолевает все скорби и искушения, побеждает все препятствия».
Особый интерес представляют письма № 3–9, написанные в период Крымской и Кавказской войны, т. к. они впервые непосредственно раскрывают отношение святителя Игнатия к историческим событиям и их влиянию на судьбы России.
