И. М. Концевичъ - Оптина пустынь и ее время
Въ 12 час. ночи началась полунощница и утреня. Я все это простояла. После утрени говеющимъ читали правило. Обедня должна быть въ 5 часовъ.
После правила я пошла въ номеръ немного отдохнуть, такъ какъ сильно устала, во–первыхъ, отъ безсонной ночи въ поезде, а во–вторыхъ, отъ всехъ волненш, пережитыхъ за день. Ни звона къ обедне, ни стука въ дверь будилыцика — ничего не слыхала я и когда проснулась и побежала въ церковь, то тамъ въ это время только что причастились и Св. Дары уносили въ алтарь. Ахъ! какъ страшно мне стало въ эту минуту и я, стоя на паперти, горько заплакала. Тутъ только я вспомнила, что прiехала говеть безъ должнаго къ сему подготовлешя … Тутъ я почувствовала, что Господь Самъ показалъ на деле, что нельзя къ этому великому таинству приступать небрежно, не очистивъ себя и духовно, и телесно. Весь день плакала я, несмотря на то, что это былъ день Светлаго Христова Воскресешя. Днемъ я пошла къ о. Анатолiю съ своимъ горемъ и спрашивала, можно ли причаститься на второй или третш день праздника? Но о. Анатолш не позволилъ, а посоветовалъ поговеть въ Москве на Фоминой неделе. На мои вопросы о дальнейшей жизни, о. Анатолш отвечалъ уклончиво: то говорилъ, что хорошо сделаться доброю матерью чужимъ детямъ, то говорилъ, что лучше этого не делать и жить одной, такъ какъ въ противномъ случае будетъ очень трудно. Затемъ батюшка посоветовалъ мне со своими вопросами обратиться въ Москве къ указанному имъ старцу Макарiю и все, что онъ посоветуетъ, исполнить. Такъ на этомъ беседа была окончена. Вечеромъ я пошла къ о. Нектарiю. Тамъ три прiемныя были заняты народомъ. Ровно въ 6 часовъ батюшка вышелъ на благословеше. Я стояла въ переднемъ углу во второй комнате. Батюшка, по благословеши всехъ, возвращаясь изъ третьей прiемной, вторично благословилъ меня и тутъ же, обратясь къ прочимъ, сказалъ: «Простите, сегодня я не могу принять», и самъ пошелъ къ себе въ келлiю. Я за нимъ. Народъ сталъ расходиться. — Долго разговаривала я съ батюшкой. Батюшка сказалъ мне: «Если бы вы имели и весь мiръ въ своей власти, все же вамъ не было бы покоя и вы чувствовали бы себя несчастной. Ваша душа мечется, страдаетъ, а вы думаете, что ее можно удовлетворить внешними вещами, или наружнымъ самозабвешемъ. Нетъ! Все это не то, отъ этого она никогда не успокоится… Нужно оставить все …»
После этого батюшка долго сиделъ, склонивъ на грудь голову, потомъ говоритъ: — Я вижу около тебя благодать Божтю; ты будешь въ монастыре…
— Что вы, батюшка?! Я–то въ монастыре? Да я совсемъ не гожусь туда! Да я не въ сил ахъ тамъ жить.
— Я не знаю, когда это будетъ, можетъ быть скоро, а можетъ быть летъ черезъ десять, но вы обязательно будете въ монастыре.
Тутъ я сказала, что о. Анатолш посовѣтовалъ мне сходить въ Москвѣ къ сказанному старцу Митрополиту Макарпо за совѣтомъ. «Ну, что же сходите къ нему, и все, все исполните, что батюшка о. Анатолш вамъ сказалъ и что скажетъ старецъ», и тутъ батюшка опять началъ говорить о монастыре и какъ я должна буду тамъ себя вести. Въ девятомъ часу вечера я ушла отъ батюшки. Со мной происходило что–то необычайное. То, что казалось мне такимъ важнымъ до сего времени, то теперь я считала за пустяки. Я чувствовала, что–то должно совершиться помимо меня, и мне теперь не зачемъ спрашивать о своей дальнейшей жизни. Золото, которое было на мне, жгло мне и руки, и пальцы, и уши и, придя въ номеръ, я все поснимала съ себя. Мне было стыдно самой себя. Батюшка о. Нектарш произвелъ на меня такое впечатлѣше, что я готова была на всю жизнь остаться здесь около него и не возвращаться въ Москву, — готова терпеть все лишешя, но лишь бы быть здесь. Но сделать это сразу было невозможно. Городъ съ его шумомъ, семья, которая несколько часовъ тому назадъ для меня была дорога, — все это стало теперь далекимъ, чужимъ… На третш день праздника, во вторникъ, по благословешю о. Нектарiя я ездила смотреть Шамординскую женскую пустынь, находящуюся въ 12 верстахъ отъ Оптиной. Познакомилась съ матушкой игуменьей Валентиной. Посмотрела келлiю батюшки о. Амвроая. Здесь все стоитъ въ томъ виде, какъ было при батюшке. На столе лежитъ пачка листковъ для раздачи, издашя ихъ Шамординской пустыни. — Монахиня, которая все это мне показывала, сказала мне, что почитаюгще батюшку кладутъ иногда эту пачку листковъ къ нему подъ подушку, потомъ помолятся и, вынувъ одинъ листокъ изъ–подъ подушки, принимаютъ его какъ отъ батюшки. Я сделала тоже, и вынула листокъ: «О. Амвросш руковолитель монашествующихъ». Монахиня взглянула на листокъ и говоритъ мне: «Должно быть, вы будете въ монастыре?» — Я отвечаю: «Не знаю, едва ли?» — «а вотъ увидите, что будете, — такой листокъ вышелъ». Я не обратила на это внимашя, а листочекъ все–таки припрятала. — Все мне понравилось въ Шамординѣ. Вернувшись въ тотъ же день въ Оптину, — разсказала батюшке о своемъ впечатлѣши и сказала, что буду у старца Митрополита Макарiя просить благословешя поступить въ Шамординъ, чтобы и къ батюшке быть ближе. Въ четвергъ вечеромъ, совершенно изменившаяся, какъ бы воскресшая духовно, я поехала домой. Тутъ я вспомнила разъяснеше одной дамы — духовной дочери о. Анатолiя, что и въ святыхъ вратахъ Оптиной при выходгь виситъ икона Воскресешя Христова, — какъ бы знамеше того, что все, побывавипе въ Оптиной, выходятъ оттуда, какъ бы воскресипе.
Черезъ две недели по прiезде изъ Оптиной, я собралась идти къ указанному старцу. Передъ этимъ я молилась и говорила: «Господи, скажи мне волю Свою устами этого старца». И вотъ я услышала отъ него то, чего и предположить не могла. Онъ сказалъ, что въ Шамординской пустыни мне будетъ трудно, но чтобы я ехала лучше на Алтай и я тамъ буду нужна для миссш. Такъ какъ раньше я решила исполнить все, что онъ мне скажетъ, то я тутъ и ответила ему, что я согласна.
Я стала готовиться къ отъезду и ликвидировать свои дела. Черезъ две недели я была уже готова къ отъезду, но старецъ задержалъ поездку, хотелъ дать мне попутчицу. — Въ это время я еще разъ успела побывать въ дорогой Оптиной пустыни.
Батюшка о. Нектарш сильно обрадовался моему решешю и перемене, происшедшей во мне, а о. Анатолш сначала даже не узналъ: такъ переменилась я и въ лице, и одежде.
О. Анатолш на мои вопросы о дурныхъ помыслахъ, могущихъ приходитъ ко мне, живя въ монастыре, ответилъ: «Помыслы — это спасете для васъ, если будете сознавать, что они худы и бороться съ ними и не приводить ихъ въ исполнеше».
О. Нектарш говорилъ: «Во всякое время, что бы вы ни делали: сидите ли, идете ли, работаете ли, читайте сердцемъ: «Господи, помилуй». Живя въ монастыре, вы увидите и познаете весь смыслъ жизни. Въ отношеши ко всемъ наблюдать надо скромность и середину. Когда будутъ скорби и не въ силахъ перенести ихъ, тогда отъ всего сердца обратитесь къ Господу, Матери Божiей, святителю Николаю и своему Ангелу, имя которого носите отъ св. крещешя, и по времени, и терпеши скорбь облегчится».
На вопросъ: можно ли не пускать въ свою душу никого? батюшка ответилъ: «Чтобы никакихъ отношенш не иметь этого нельзя, — ибо тогда въ вашей душе будеть отсутсгае простоты, а сказано: миръ имейте и святыню со всеми, ихже кроме никтоже узритъ Господа. Святыня — это простота, разсудительно являемая предъ людьми. Разсуждеше выше всехъ добродетелей. Серьезность и приветливость можно совместить, за исключешемъ некоторыхъ обстоятельствъ, которыя сами въ свое время объявляются и заставляютъ быть или серьезнее, или приветливее.
Въ трудныя минуты, когда явно вспоминается легкая мiрская жизнь, лучше почаще вспоминать имя Божiе святое и просить помощи, а то, что грешно, то, следовательно, и опасно для души. Лучше, хотя и мысленно, стараться не возвращаться вспять.
Не всякому по неисповедимымъ судьбамъ Божшмъ полезно жить въ мiру. А кто побеждаешь свои наклонности, удалившись въ обитель, ибо тамъ легче спастись, тотъ слышитъ гласъ откровешя Божтя: «побеждающему дамъ сесть на престоле Моемъ».
Эта поездка въ Оптину еще более укрепила меня.
Черезъ несколько дней я уехала на Алтай и поступила въ монастырь, указанный мне старцемъ Митрополитомъ Макарiемъ.
Вотъ какъ дивно исполнились слова, сказанныя батюшкой о. Нектарiемъ: «Я вижу около васъ благодать Божпо, вы будете въ монастыре». — Я тогда удивилась и не поверила, а черезъ два месяца после этого разговора я действительно уже надела на себя иноческую одежду. Благодарю Господа, вразумившаго меня съездить въ этотъ благодатный уголокъ — Оптину пустынь.
Не поехала бы туда — и до сихъ поръ не была бы въ монастыре и до сихъ поръ носилась бы въ бурныхъ волнахъ житейскаго моря. Слава Богу за все.
Къ самому началу перюда старчествовашя о. Нектарiя относится и запись протоiерея о. Василiя Шустина, изданная въ бытность его въ Сербш въ 1929г. Это личная воспоминашя объ отце iоанне Кронштадтскомъ, о старцахъ Варсонофш и Нектарш, къ которымъ о. Василш, а тогда Василш Васильевичъ, студентъ технологическаго института, былъ необычайно близокъ.
