Александр Мень - История религии (Том 6)
в самом себе, а небесный в Господе.
Августин
По словам евангелистов, Иисус Христос родился "во дни царя Ирода" (1).
Это правление было ознаменовано последней в истории Израиля попыткой создать светскую монархию, попыткой, которая потерпела крах. Через тридцать лет после коронации Ирод, прозванный Великим, все еще жил в страхе и ожидал удара в спину.
Чем же объяснить, что человек, почти затмивший легендарную славу Соломона, так и не почувствовал твердой почвы под ногами, постоянно томясь тревогой и подозрениями?
Видеть в нем лишь "душегуба, избившего вифлеемских младенцев", и злобного палача - значит изображать Ирода упрощенно. Но именно таким сохранился он в памяти поколений; даже день его смерти отмечали как праздник.
В трагедии Ирода достигло предела главное противоречие ветхозаветной истории: антагонизм между самодержавием и теократическим идеалом Библии, между мирской политикой и мессианством.
Мемуары Ирода до наших дней, к сожалению, не дошли, но если бы они сохранились, то мы, наверное, прочли бы в них много горьких слов в адрес подданных. Сын Антипатра вновь сделал Иудею суверенным государством, расширил ее границы и, несмотря на это, народного признания не добился. Царь и народ словно жили в разных мирах. Повторялась Хасмонейская история, только в более зловещем варианте.
"Господи, царствуй над нами один!" - таким стал клич иудеев в предновозаветную эпоху. Они смотрели на земную власть как на тень небесной. Ирод же понимать этого не желал. Иосиф Флавий говорит, что основной его страстью было ненасытное тщеславие. Унижаясь перед Римом, царь жаждал вознаградить себя поклонением иудеев. Но он не мог забыть, что захватил престол против воли народа. Ирод помнил, как шесть месяцев осаждал Иерусалим и люди на его глазах бросались со стен, только бы не попасть под иго римского ставленника.
Все свои незаурядные способности Ирод отдал тому, чтобы превзойти соседних властителей и доказать, что он заслуживает царского звания. Он восстанавливал города, строил крепости, дворцы, ипподромы. Его энергия и фантазия были неистощимы. Август признавал, что Ирод создан владеть всей Сирией и даже Египтом.
Надеясь снискать любовь набожных людей, царь приступил к осуществлению грандиозного проекта: полной реконструкции Храма. Никогда еще Дом Божий не достигал такого великолепия. Его строгие формы оживила дорогая отделка из коринфской бронзы, мрамора и золота. Ряды колонн и крытые галереи окружили двор, крышу святилища увенчали сверкающие зубцы. Огромная позолоченная кисть винограда украсила портал. На святой горе поднялись циклопические стены, которые как бы вырастали из ее недр. Башни Антониевой цитадели охраняли Храм с севера.
Красота Иродовой столицы поражала не только паломников-иудеев, но и иностранцев, приезжавших в Иерусалим. Многие из них, например консул Агриппа и полководец Виттелий, приносили жертвы в Храме, где для язычников был отведен особый двор. Сам Август присылал в дар Храму драгоценные сосуды. Жители могли гордиться своим городом и его жемчужиной- Домом Господним.
Конечно, бурное строительство Ирода ложилось бременем на плечи народа, но царь вовремя успевал снижать налоги и тем успокаивать недовольных. В неурожайные годы он развивал кипучую деятельность, снабжая Иудею импортным хлебом. Пекся царь и об интересах диаспоры.
В своей внешней политике Ирод тоже бывал почти всегда удачлив. Он обладал верным чутьем и неизменно держал сторону римлян. Искусно лавируя между Антонием и Октавианом, Ирод добился поддержки и дружбы обоих. Тщетно Клеопатра пыталась соблазнить его, чтобы увлечь в свои сети: Ирод, обычно порывистый и страстный, устоял и тем спас голову и корону. В больших и малых войнах царь, как правило, выходил победителем. Его отвага была хорошо известна повсюду; даже в Риме прибегали к помощи его войск. Казалось бы, чего еще можно было требовать?
Каждый народ склонен прощать грехи победителям; так бывало не раз и в Иудее. Но теперь картина изменилась. Хотя и находились льстецы, объявлявшие Ирода Мессией, общество, воспитанное на Законе, уже трудно было подкупить показным блеском. Оно хотело видеть в монархе помазанника, на котором почил бы Дух Божий, защитника справедливости, а не эллинистического царька, заявлявшего: "В собственной стране я волен делать что угодно" (2).
Ирод равнялся на своего покровителя Октавиана, но это мало способствовало его популярности. В отличие от римлян, подданные Ирода искали не "твердой руки", а правды и верности Закону. Между тем Ирод был поклонником греко-римской культуры. В его свите находились эллинские философы и литераторы, царь устраивал гладиаторские игры, возводил храмы в честь Августа. "Он,-пишет Флавий,-все более и более уклонялся от соблюдения древних установлений и обычаев и введением иноземных начинаний подтачивал издревле сложившийся и собственно ненарушаемый строй жизни" (3). Все это не могло не ронять его авторитета.
Царю были, конечно, благодарны за его заботы, особенно в дни голода или когда он очищал дороги от грабителей. Но все же и его самого считали чем-то вроде разбойника, восседающего на престоле Давида.
С этим народным мнением согласен и Флавий, который, будучи другом римлян, не имел причин изображать Ирода хуже, чем он был в действительности.
Жизнь царского двора-а она ни для кого не была секретом-вызывала всеобщее отвращение. Вокруг Ирода день и ночь плелись интриги. Мысль о том, что его не считают достойным власти, стала у царя навязчивой и лишала его сна.
Породнившись через Мариамну с низвергнутой династией, Ирод не добился устойчивого положения, а, скорее наоборот, создал себе новые трудности. Гордая царица явилась как бы олицетворением страны, отвергающей деспота. Мариамна не отвечала на пылкую любовь мужа, и ему оставалось только копить подозрения, ревновать и выслеживать. К родным жены Ирод относился как к врагам. Сделав ее брата первосвященником, он приказал тайно утопить юношу, едва понял, как полюбил его народ. Когда в 30 году после битвы при Акции Ироду пришлось ехать к Октавиану, он на всякий случай велел обезглавить деда царицы Гиркана II, друга своего отца. Миролюбивый старец, которого пощадили и римляне и парфяне, был ложно обвинен в государственной измене.
Вскоре Мариамна узнала, что муж велел умертвить и ее, если ему не суждено будет вернуться в Иерусалим. Это странное проявление любви вызвало у хасмонейской княжны взрыв долго
скрываемой ненависти. Дворец стал местом душераздирающих сцен, коротких примирений, угроз и проклятий. Но когда Мариамна бросила в лицо Ироду все свое презрение, назвав его плебеем, узурпатором и убийцей, царь не выдержал. Подстрекаемый сестрой, он велел судить царицу как участницу заговора. Опасаясь волнений (народ любил Мариамну), наушники побудили Ирода быстро привести приговор в исполнение. Мариамна умерла, встретив последний час с мужеством, достойным дочери Маккавеев.
За свою жизнь Ирод был женат десять раз, но по-настоящему любил одну Мариамну. После ее гибели он погрузился в беспросветную тоску, звал умершую, буйствовал, пил и, как одержимый, носился верхом среди диких пустынь. Он забросил государственные дела; приближенные считали, что рассудок царя помутился. И прежде он едва умел справляться со своими чувствами, а теперь окончательно превратился в душевнобольного.
Однако прошло время, и вопреки ожиданиям Ирод стал поправляться. Впрочем, раскаяние не изменило его: он словно еще больше зачерствел. Доносы, аресты, пытки и казни продолжались. Жертвами мнительности царя пали многие его родственники, близкие и даже преданные друзья. В конце концов Ирод оказался под влиянием своего старшего сына Антипатра, которому удалось настроить отца против двух сыновей Мариамны. Ирод поверил, что они ищут его смерти, и задумал разделаться с ними. Несколько раз он писал Августу и даже ездил к нему, испрашивая совета. Император, хотя и не одобрял всех этих безумств, предоставил Ироду действовать по собственному усмотрению. Некоторое время царь испытывал колебания, но наконец решился. В 7 году до н. э. братья были удавлены по приказу отца в той самой Самарии, где он венчался с Мариамной. Август, намекая на иудейский Закон, мрачно шутил, что у Ирода безопасней быть свиньей, чем сыном (4).
В отличие от Хасмонейской Иродова эпоха не породила религиозного раскола. Это значило, что духовные наставники народа считали царя лишь временным злом. С возрожденным его усилиями государством они не связывали никаких мессианских надежд. Чисто политические утопии, по-видимому, теряли кредит.
Идумеянин по отцу и араб по матери, Ирод не мог претендовать на церковный сан: право это имели только потомки Аарона. Зато он произвольно смещал и назначал первосвященников. Клан саддукеев, который издавна выдвигал своих людей на высшие иерархические должности, стал при Ироде опальным.
