Сергей Желудков - Литургические заметки
Не знаю, насколько виноват в этом Обиход Бахметева — но везде, везде распространены поразительно плохие дьячковские напевы, употребляемые на будничных литургиях. Обычно это второй глас «придворного» напева, который вполне мог бы быть музыкой на слова «Ах, как нам это все надоело»... Так исполняется «Единородный Сыне» и ектения, хотя есть превосходное простое изложение распева Д. Соловьева. Входное «Приидите, поклонимся», Трисвятое, благодарственные песнопения и ектения после Причащения — все это исполняется читком в миноре, как будто со специальной целью показать полнейшее равнодушие авторов к Божественной литургии... Такая «простота» — форменное бедствие русского церковного пения.
11
Другое бедствие — это пошлости позднейшего времени. Таковы всякого рода будто бы «молитвенные», на самом же деле просто тоскливые напевы совсем не церковного происхождения. Выдающийся горестный пример — широко распространенный теперь будто бы «монастырский» напев заупокойных тропарей: "Упокой, Боже, раба Твоего, и учини его в раи..."
Это — вместо церковного напева во глас Пятый, напева, прямо-таки загадочно прекрасного в своей печально-торжественной и молитвенной простоте... Да откуда же взялся этот новый будто бы «монастырский» напев? Случайно я сделал открытие: оказалось, что это — переложение мещанской песенки покинутой женщины: "Сухой бы я корочкой питалась, холодну воду бы пила..."
Знаю священника, который пришел в ужас, услышав на этот мотив «Сухой корочки» церковную молитву «Царице моя Преблагая». Он провел собрание певчих, увещевал... Но нигде больше о таком сопротивлении не слышно. Сегодня эту «Сухую корочку» поют в храмах повсеместно, и даже в столицах, на слова заупокойных тропарей, на слова «Царице моя Преблагая», даже влагают эту тоскливую мелодию в уста Самой Богородице на слова «Величит душа Моя Господа»... Вот ужас!
Есть танцевальная композиция некоего Шишкина на слова Псалма 33 («Благословлю Господа на всякое время»). Завелась эта пошлость в Ленинграде — и вскоре я услышал ее уже и в других городах.
Алтарное пение «Приидите, поклонимся» в начале всенощной в простом пении на двух-трех нотах звучало великолепно, и так пели это везде уже очень давно. Но вот кто-то сочинил для духовенства «ноты» — отвратительные переходы, каких нарочно не придумаешь, чтобы испортить этот торжественный момент Богослужения. И подобно заразе эта нелепая «композиция» распространяется по России, ее поют даже и в патриаршем соборе... Все это — крайне тревожные признаки церковной некультурности церковных властей.
12
«Существуют три вида церковного пения — со стороны его восприятия:
1) хорошее технически и вдохновенное пение хора, когда и певцы, и слушатели испытывают высокое духовное удовлетворение (явление крайне редкое); 2) плохое пение хора, когда певцы-то заняты исполнением, а слушатели скучают и стараются преодолеть искушение молитвой (явление обычное); 3) пение общенародное, когда поют сами слушатели, испытывая мощный духовный подъем; что же касается чисто музыкального впечатления, то слушатели, они же певцы, сами себя не слышат, точнее — слышат мелодию, а не гармонию песнопения.
Конечно, трудно у нас без органа достигнуть хорошего общенародного пения; собственно, следует вместо органа заставить действовать клирос, который создавал бы невидимое руководство пением народа. А то у нас при общенародном пении обязательно стоит на солее лицом к народу какое-нибудь там кувшинное рыло и машет руками, "как в клубе"». Из письма, 1950
«При общенародном пении не нужен машущий "дирижер". Не знаю, слышали ли вы где-нибудь настоящее «общенародное пение». У нас этим словом обычно называется общенародное глухое подпевание, сквозь зубы. Я слышал в юности настоящее общенародное пение, на Холмщине. Запевал дрожащим голосом старик (не поворачиваясь лицом к народу), мощно подхватывала вся церковь Никаких машущих орарей и камертонов. Псаломщик, назойливо "руководящий" общенародным пением, — это враг его номер один. В прикарпатских епархиях и теперь еще поет вся церковь (почти в каждом доме есть книжка с богослужебными текстами), поют "на подобен", поют прекрасно, воодушевленно. Конечно, "ревнители православия" прилагают все усилия, чтобы во имя "единообразия" это искоренить. И эти усилия не остаются втуне, народ постепенно привыкает молчать, а переквалифицировавшиеся псаломщики соло исполняют "Господи воззвах" строго по Бахметеву, с вычиткой положенных стихир. Такие сомнительные успехи принципа единообразия видны и в том, что мягкие фелони, где они еще недавно существовали, ныне заменяются "единственно православными" с твердым сооружением из картона над плечами...». Из письма, 1959 [15].
Великую ценность общенародного пения признают все. В нехорошей статье Л. Н. Парийского о языке церковного Богослужения в журнале Московской Патриархии № 6 за 1946 год есть одно глубоко верное замечание:
«...Для оживления церковных глаголов требуется общенародное пение, живое участие народа в совершении богослужений: слово, исходящее из уст человека, живее и действеннее для сознания человека, чем то же слово, которое входит извне в слух его...»
Народ, как главный участник церковного Богослужения, должен принимать большое участие в церковном пении, и он может петь очень многое из того, что он сегодня только слушает. Но как бы, действительно, для этого нужен орган! «Хвалите Его во струнах и органе» (Псалом 150). На эти слова Писания не может быть никаких принципиальных возражений.
13
«...Совершенно согласен с Вами, что музыке принадлежит исключительная роль в деле воплощения религиозных переживаний. Поэтому-то никакое Богослужение не может обходиться (как правило) без музыкального элемента. Кстати, я всегда сожалел, что в Восточной Церкви не принято музыкальное сопровождение. Но я верю, что со временем мы этого добьемся». Из письма, 1963
Когда католический орган исполняет с чтецом древние мелодии антифонов из вечерних псалмов — несомненно, он в своем роде несравнимо лучше выражает истинную церковность, чем русский церковный хор последней моды, поющий сплошь «концерты», но не умеющий спеть стихиру... Восточное христианство отказалось от латинского органа; но Русская Церковь не удержалась в традиции унисонного пения, приняла с Запада гармоническое трезвучие — и пошла на этом пути дальше католичества: завела себе как бы живой оркестр, в котором человеческие голоса работают вместо инструментов. Особенно явственно это унижение человека звучит в голосах «аккомпанирующих»... Пение без инструментального сопровождения всегда было изысканной роскошью; и мы замахнулись на такую роскошь для каждого русского храма. Но даже и раньше, при наилучших возможностях, такое пение было очень трудно. Ныне же русские церковные хоры подлинно профессионального уровня можно пересчитать по пальцам; все остальные — только провинциальное любопытство или просто халтура. А тут еще эти глупейшие претензии всех на исполнение заведомо непосильных композиций... В результате сегодня в каждом русском храме мы слышим, как правило, непременно плохое пение.
Нельзя, конечно, судить обо всех одинаково, но справедливо будет сказать, что в большинстве своем эти живые инструменты совсем не думают о содержании того, что поют. Однажды мне привелось спросить врасплох интеллигентного солиста — что переживает он, когда поет «Ныне отпущаеши»? Оказалось — ничего, кроме заботы о каком-то там трудном бемоле. Нельзя, конечно, распространять это на всех — но факт тот, что среди этих людей-инструментов встречается и народ, совершенно чуждый нам по духу. Мне передавали, как вышли однажды «артисты» церковного хора покурить — и вот, один из них говорит другому о предстоящем дне Усекновения главы Крестителя: — Так, значит, в четверг — секим башка Ивану!..
Вот какие бывают инструменты у нашего живого оркестра. И им доверили мы Божественную службу; а верующий народ в храме безмолвствует... Это неправильно! Нужно искать нам новых путей.
Нужно обратиться к так называемому «простому» пению в простых гармонизациях. По возможности восстановить древнюю антифонность и народность церковного пения. Подобрать наилучшие простые напевы.
Хотелось бы сказать дальше, что нужно поискать золота в древних мелодиях, исполненных суровой духовной энергии. Однако приходится признать, что все наши ревнители Знаменного распева остаются таковыми пока только на словах — не показывают ничего на деле, не дают практически никаких образцов для изучения и исполнения. И надо признать, что пение современных старообрядцев, при всем к ним уважении, не вдохновляет, не внушает желания им подражать. Гармонизации же Кастальского недоступны для современного церковного хора по их размаху и сложности.
